О времени, о товарищах, о себе
Шрифт:
Второй в знак сочувствия кивал головой и прерывал взволнованную речь обувщика горестными замечаниями:
– То же самое и у нас – метра никто не хочет брать там, где я продавал большие партии тканей.
– А вы чем торгуете? – спросил меня один из них.
Я засмеялся и сказал:
– Не торгую, а покупаю.
Лица коммивояжеров оживились.
– А что покупаете?
Когда я сказал, их интерес угас – они не связаны с этой областью.
– Ну, у вас дело проще. Купить всегда легче, нежели продать. Продать каждый хочет, а найти покупателя
Потом поездка во Францию – картины однотипные. Некоторое разнообразие вносят только национальные особенности.
Они хотели поставить нас на колени
Три месяца путешествий по странам Европы закончены. Задание выполнено. Необходимое оборудование можно получить не только в Германии, но и в других странах. Свет клином на Германии не сошелся.
Возвращаюсь в Берлин. Встреча с представителем фирмы Сименс. Высокий, худощавый и нагловатый начальник русского отдела заводов Сименса – Иост.
– Напрасно проводите время в путешествиях. Лучше наших печей все равно нигде не найдете. Шведы не имеют своих оригинальных конструкций. Они уже пятнадцать лет не занимаются этим делом. А что нашли вы в Англии? Англичане сами заказывают нам печи. Сегодня у нас четверг. В пятницу вечером я собираюсь поехать на охоту. До понедельника меня в Берлине не будет. А в понедельник можете мне позвонить. Если, конечно, надумаете вести серьезные разговоры.
В беседу с Иостом вмешивается находящийся рядом со мной член советской закупочной комиссии.
– Господин Иост, но вы ведь назначили явно несуразные цены. Разве можно требовать за такую печь тридцать шесть тысяч марок?
– Почему вы считаете цену несуразной? Вы, кстати, такую цену за наши печи платили. Вы же знаете, что мы вам одну такую же печь уже поставили, и вы не считали тогда, что вы делаете что-то несуразное.
Иост еще до революции кончил рижский политехнический институт, он хорошо говорит по-русски. У меня растет чувство раздражения против этого самонадеянного представителя фирмы. Он хочет поставить нас на колени. Ах, если бы мы только могли сами делать все, что нам необходимо для строящихся заводов. Вот тогда не посмел бы этот Иост вести с нами разговоры таким тоном.
И я решил дать сдачи.
– Господин Иост, если вы не снизите цены на печи и не предложите новой разумной цены до субботы, то я опасаюсь, что будет поздно. Мы подпишем соглашение с другой фирмой.
Иост, направившийся было к выходу, остановился.
– С кем же это вы подпишете соглашение? С АЕГ мы договорились. Они смогут взять на себя только один тин печей – другой могли бы мы выполнить, если, конечно, вы примете наши цены. Ну, может быть, учитывая, что заказ крупный, мы сможем сбросить какую-то тысячу марок, но не больше.
– Повторяю, господин Иост, если до субботы не будет вашего нового, приемлемого для нас предложения, можете
– Не с Ренерфельдом же подпишете, надеюсь, у нею печи конструкции 1905 года.
– Не считайте, господин Иост, нас наивными. До подписания соглашения мы вам не скажем, с кем мы вели переговоры, а когда его подпишем, это будет известно всем – мы об этом объявим. Заказ-то большой, о нем стоит дать публикацию.
Иост быстро удалился, даже не попрощавшись.
Буквально через полчаса у нас уже сидел один из директоров Сименса. День был сумрачный. Шел мелкий дождь.
– Ну что же, давайте договариваться.
И он начал снижать цену. Через пятнадцать минут он сказал:
– Я снижал цены по тысячи марок в минуту – с такой скоростью мы никогда не вели наши финансовые дела.
Когда наконец о цене договорились и визировали проект соглашения, немец сказал:
– Само небо плачет вместе со мной. Ведь я сбросил по пятнадцати тысяч марок с печи. Вместо тридцати шести тысяч мы отдаем их вам по двадцать одной.
«Сколько же вы зарабатывали на нас!» – подумал я.
А может быть, согласиться!
Я собирался возвращаться в Москву. Написал уже письмо жене и только что хотел его отправить, как мне принесли телеграмму.
«Дай согласие на назначение уполномоченным Металлбюро на заводах Круппа на срок не более шести месяцев». И подпись – Тевосян.
Нет, не могу больше, хватит! Я уже как губка, до насыщения наполнен разными техническими сведениями. Надо все это отжать. Мне кажется, что я не в состоянии воспринять больше ничего.
А может быть, все-таки согласиться? Можно было бы провести дальнейшие исследования в лабораториях. Ведь я еще по существу их не закончил. На заводе есть чему поучиться.
Колебания прекратились неожиданно. Меня пригласил торговый представитель и сказал:
– Из Москвы получено указание о назначении вас уполномоченным.
– Не указание, а предложение, – ответил я, показывая ему телеграмму.
Оп засмеялся и, возвращая мне телеграмму, произнес:
– А и наивный же вы все-таки человек! Неужели вы не поняли, что это просто вежливое сообщение об уже принятом решении? Так что собирайтесь в Эссен и принимайте дела. Приезд вашей семьи в Германию оформляется.
– На сколько же меня здесь задержат? – спросил я торгпреда.
– Во всяком случае, не на шесть месяцев. Пару лет-то пробыть, вероятно, придется.
Пришлось пробыть больше – почти три года.
Из «голодающей» России
В Эссене, куда я приехал после того, как официально был назначен уполномоченным, на этой должности находился инженер Виткус. Пауль Янович Виткус также учился в Горной академии, и я его хорошо знал. Во время гражданской войны он был в составе частей латышских стрелков.