О времени, о товарищах, о себе
Шрифт:
Я сел за стол и сказал подошедшей ко мне хозяйке, что хотел бы пообедать. Она принесла мне большую глубокую тарелку, до краев наполненную супом.
– А хлеба можно? – спросил я.
– А вот он на столе, – и она кивнула на краюху, – берите, а не хватит, я еще принесу.
Все это резко отличалось от того, к чему я уже привык в Эссене. Здесь хлеб на маленькие ломтики не считают. Только я взялся за ложку, как со всех концов стола раздалось:
– Guten Appetit [45] .
45
– Приятного аппетита.
По всей видимости, сидящие за столом из моего
– Sind Sie nicht von hier?
– Nein.
– Woher sind Sie?
– Wie meinen Sie?
– O-o, ich meine Sie sind von Berlin.
– Ein bischen ferner.
– Woher denn?
– Von Moskau.
– Sind Sie hierher gekommen, um Revolution zu machen?
– Naturlicli.
– Sind Sie von Tscheka?
– Selbstverstandlich [46] .
Кое-кто из сидящих за столом громко засмеялся, а мой собеседник побагровел. Он понял, что смеются над ним. Я видел, что надо кончать разговор, который принял такой непредвиденный оборот.
46
– Вы не здешний? – Нет. – Откуда вы? – Как вы думаете? – О-о, я думаю, вы из Берлина. – Немного дальше. – Откуда же? – Из Москвы. – Вы явились сюда, чтобы делать революцию? – Конечно. – Вы из Чека? – Само собой разумеется.
– Вы что, думаете, у нас нет здесь других, более простых дел? Я приехал на завод. Мы разместили здесь большие заказы, и я приехал для приемки изготовленного для нас металла.
Мой собеседник как-то сразу осел.
Он быстро поднялся со своего места, подошел ко мне и, низко кланяясь, произнес:
– Разрешите представиться – я бухгалтер этого завода и очень рад чести познакомиться с вами. У меня здесь около гостиницы стоит мотоцикл с коляской. Может быть, вы согласитесь проехать до завода со мной? К сожалению, у меня нет автомобиля, а только мотоцикл, но очень хороший, с коляской, – повторил бухгалтер. – Что же вы но известили нас, что вы едете, мы бы послали за вами машину. Директора сейчас на заводе нет. Он будет только в три часа, а сейчас два. Ну, если вы не хотите ехать со мной, мы за вами пришлем машину. Директор приедет за вами.
«Вот что значит быть крупным заказчиком, – подумал я. – Каким тоном он только что разговаривал со мной, когда еще не знал, что я являюсь крупным покупателем».
Все сидящие за столом приветливо улыбались. Хозяйка спросила, что мне подать на второе. Я заказал жаркое из телятины и салат из огурцов, а когда она отходила от стола, то вдогонку крикнул ей:
– Und ein Kriicrel Bier bitte [47] .
Хозяйка остановилась и в замешательстве переспросила:
47
– А также кружку пива, пожалуйста.
– Gurkensalat mit Bier? [48]
– Warum nicht [49] ?
– Das geht doch nicht [50] .
И она обвела взглядом присутствующих, ища поддержки. Я почувствовал, что оказался в неприятной ситуации. Находившиеся в ресторанчике начали обсуждать, можно ли употреблять пиво с салатом из огурцов. Надо было кончать дискуссию. Хозяйка упорно твердила:
– Das geht doch nicht [51] .
48
– Салат из огурцов с пивом?
49
– Почему нет?
50
– Это не идет.
51
–
– Aber ich glaube das Bier immer geht [52] .
Эго, видимо, всем понравилось, так как со всех сторон раздались голоса одобрения:
– Ja, ja, natiirlich [53] .
Вечером, когда я вернулся с завода и лег в постель, то долго не мог заснуть, вспоминая дневные разговоры. В этой части Германии, среди красот Швейцарских Альп как-то особенно выделялась своей нелепостью паутина лжи, которую плели наши недруги.
Утром, когда я сел за стол завтракать, хозяйка спросила меня:
52
– Но я думаю, что пиво всегда идет.
53
– Да, да, конечно.
– Может быть, вам подать соленой рыбы? Я знаю, что русские очень любят соленую рыбу.
– Откуда вы это знаете?
– Два года назад у меня жил один русский. Он вечером всегда просил соленой рыбы.
– Ну, а к рыбе он ничего больше не просил?
– Нет, он с собой приносил бутылку и наливал из нее небольшой стаканчик. Мне казалось, что у него было что-то с желудком не в порядке и он перед едой принимал какое-то лекарство. Он мне сказал, что все русские очень любят соленую рыбу.
Мне стало смешно. Вот так и создаются легенды.
Что скрывается за фразой «кризисные явления»
Кризисный 1932 год. В Рурской области закрываются заводы и угольные шахты. Проезжая мимо Дортмунда, я видел огромный металлургический завод. Заводские трубы не дымят – они напоминают гигантские кресты на кладбище.
Растет безработица. Количество безработных превышает четыре с половиной миллиона.
Как-то в воскресенье утром я под окнами квартиры услышал игру на струнных инструментах. В дверь раздался стук.
– Herein [54] .
– Guten Morgen [55] . – Входит хозяин дома Вайянд. – Выйдите на балкон и взгляните на играющих, а потом я вам все объясню.
На улице под окном стояли и играли трое. Седой старик на скрипке и двое молодых на мандолинах.
– Старик – профессор биологии, – сказал Вайянд. – Молодые – студенты. Университет закрыт, и вот они на улице. Профессор получает талоны на бесплатный обед, но ведь одного обеда мало. От биологии он перошел к искусству – играет. – Вайянд вынул пачку советских папирос. (Я был в Берлине и привез ему несколько коробок, купленных мною в ларьке Торгпредства.) Он вынул одну из них и постучал мундштуком по левому глазу – он у него был стеклянный. Свой потерял во время боев под Верденом. Вайянд всегда стучал по своему стеклянному глазу во время сильного волнения.
54
– Войдите.
55
– Доброе утро.
– Вот, смотрите, до чего мы дошли – нищими стали наши профессора.
Мне часто приходилось в течение этих трех лет ездить но Германии, главным образом по Рейнской области, и заглядывать также в Саарскую. Я хорошо знал Дюссельдорф и Кёльн.
В одну из поездок в Кёльн я обратил внимание на огромное полотнище, переброшенное через улицу вблизи знаменитого Кёльнского собора. На полотнище крупными буквами были написаны всего два слова: UNSER STOSS [56] .
56
Наш удар.