Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Шрифт:
13) «6 марта, когда Господь Бог точно определил, сколько тирану осталось дышать» — генералиссимус скончался не позже 5 марта 1953 года;
14) Фразы о «столяровской блокаде» на пути к Эренбургу, отнесенной к 1954 году, и о посылке ею «Знамени» в 1955-м не имеют смысла — Н. И. Столярова работала секретарем писателя с 1956 года, а до того пребывала в ГУЛАГе;
15) Стихи Эренбурга, взятые в качестве эпиграфа к роману, датируются не 1923 и 1962, а соответственно 1922 и 1964–1966 годами;
16) Широко известная строчка, приписанная автором перу Евтушенко, принадлежит Пастернаку («Но пораженья от победы ты сам не должен отличать»).
Итог: историко-филологический жанр пока еще не вполне освоен прозаиком Ю. Щегловым; ему роковым образом мешают излишние самоуверенность и самомнение, а также банальная безответственность и небрежность.
Приведу в заключение еще одно суждение автора в ответ на вопрос, почему он не стал искать текст письма, посланного инженером Сафроновым Эренбургу в 1954 году:
«Конечно,
Ну что ж, каждому свое.
4. «Сенсации и открытия» Евы Берар [**]
Название этой книги [972] (оно укорочено по сравнению с французским «La vie tumultueuse d’Ilya Ehrenbourg: Juif, Russe et Sovi'etique») отсылает к впервые опубликованному в России в 1989 году сатирическому роману Эренбурга «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца», что, пожалуй, соответствует тону этой книжки. Французский заголовок предисловия Е. Эткинда «L’Homme aux trois cultures» переведен неточно: «Писатель трех культур». Предисловие начинается с рассуждений о том, что такое сын века («Сын века, — объясняет Эткинд, — вовсе не должен поражать нас своими достоинствами или какой-то особой красотой, но он вбирает в себя характерные черты своей эпохи»). Затем следует уничижительная преамбула: «Илья Эренбург был посредственным писателем и слабым поэтом, его многотомную автобиографическую книгу никак нельзя назвать образцом жанра». (Пишу не об Эткинде, а о Берар, и все-таки — кто из непредвзятых критиков скажет, что «Хулио Хуренито» написан посредственным прозаиком, сборник «Стихи 1938–1958» — слабым поэтом, а значение мемуаров «Люди, годы, жизнь» исчерпывается мерой «образцовости жанра»?) «И тем не менее, — утверждается дальше, — именно Эренбург — настоящий сын своего века». А следом: «И это ярко демонстрирует его биография, написанная Евой Берар». Больше о книге Берар — ни слова (явное свидетельство поверхностного знакомства с ее текстом), остальные 84 фразы предисловия, продуманные и содержательные, — только об Эренбурге. Приведу из них те четыре, что категорически противоречат преамбуле:
**
Впервые: Вопросы литературы. 2010. № 4. С. 484–493.
972
Берар Е.Бурная жизнь Ильи Эренбурга / Предисл. («Писатель трех культур») Е. Эткинда, пер. с франц. О. Пановой. М., 2009. Далее книга Евы Берар цитируется по этому изданию.
1. «Опираясь на его романы, стихи, статьи, очерки, письма, можно в подробностях воссоздать историю пяти десятилетий».
2. «Это был репортер, создавший летопись своего века, видевший все своими глазами и написавший обо всем, что видел».
3. «Как свидетель и очевидец Илья Эренбург не имеет себе равных».
4. «Он обладал почти волшебным даром подбирать такие слова, которые находили дорогу к сердцу и обеспечивали ему любовь бесчисленных читателей».
Таково предисловие.
Справка об авторе из аннотации: «Ева Берар-Зажицка родилась и воспитывалась в Польше, получила высшее образование в Йельском университете США, живет и ведет исследовательскую работу во Франции».
Теперь о самой книге. Зачастую в ней, как и в зачине предисловия Эткинда, прорывается если не ангажированность, то безусловная предвзятость.
В книге 250 страниц бойко изложенной и внутренне противоречивой биографии писателя. Структурно она следует канве просмотренных Берар полутора тысячам страниц мемуаров Эренбурга «Люди, годы, жизнь», расцвечена цитатами из них, а также из мемуарных глав его «Книги для взрослых», из ныне опубликованной трехтомной переписки Эренбурга, из переписки Цветаевой и Пастернака [973] , из переведенных у нас воспоминаний Маревны [974] и не переведенных — Н. Франка, Г. Реглера и некоторых польских авторов, из летописи его жизни и творчества [975] , цитатами (иногда неточными) из текстов Эренбурга, а также суждениями о них. Это — представительное оснащение, при том что, разумеется, материалами обширнейшей многоязыкой литературы об Эренбурге можно заполнить и куда большие книжные пространства.
973
Переписка Бориса Пастернака. М., 1990.
974
Маревна (Воробьева-Стебельская М.).Моя жизнь с художниками «Улья». М., 2004.
975
См.: Попов
Книга Берар содержит также фрагменты из интервью автору некоторых друзей и близких Эренбурга (среди них есть по-настоящему интересные свидетельства — например, Л. Зониной, и очевидно недостоверные — Ю. Эйдельман или Л. Копелева). Понятно, что в книге немало и авторских — подчас хлестких — суждений о жизни и творчестве Эренбурга; иногда Берар оспаривает чужие высказывания, осознавая их ошибочность (скажем, из мемуаров Э. Маркиш), но чаще принимает на веру.
В итоге получился компактный, насыщенный, но легко читаемый текст, который, в общем-то, можно было бы рекомендовать читателям, кабы не тьма серьезных и нелепых, подчас ошеломляющих ошибок, а то и попросту ляпов. Иные из ошибок, увы, положены в основу соответствующих выводов и сентенций. Причина брака зачастую в непонимании или незнании, но нередко это откровенная и недопустимая для исследователя небрежность (правило про семь раз отмерь — не из арсенала Евы Берар). Увы, концентрация всего этого — запредельна.
Тут к месту пояснить, что перевод О. Пановой выполнен с экземпляра французского издания книги Берар 1991 года [976] , поправленного автором специально для русского издания (одних только примечаний в нем стало в полтора раза больше). Эти уточнения и краткие дополнения, сделанные Берар спустя почти двадцать лет после завершения работы над книгой, исправили иные ошибки парижского издания, но куда большее их число породили. Добавим к этому перлы переводчицы, увы, не замеченные автором, вполне владеющим русским языком.
976
B'erard Е.La vie tumultueuse d’llya Ehrenbourg: Juif, Russe et Sovi'etique. Paris, 1991.
Начнем с самого начала этой биографии Эренбурга. Первая же подглавка первой главы («Киев: ребенок с двумя именами») содержит сенсационное «открытие» автора:
«<…> его назвали не Илья, а Элий: согласно законам Российской империи евреям запрещалось носить русские имена».
Это «открытие» ошеломило меня, так как еще в 1995 году в Центральном государственном историческом архиве Украины я держал в руках «Книгу для записи родившихся евреев на 1891 год», где на обороте листа 21 под № 36 мужской графы записано, что «в Киеве 14 января у киевского 2-й гильдии купеческого сына Герша Гершановича Эренбурга и Ханы Берковны урожд. Аринштейн родился мальчик, наречен Илья». Замечу, что всего в январском Киеве 1891 года родилось 66 еврейских мальчиков, получивших 50 различных имен, причем только шести из них дали имена, наличествовавшие в русских святцах (Александр, Даниил, Яков, Семен, Иосиф и Илья), прочим — древнееврейские. Так что родители Ильи Эренбурга (всегда звавшие сына Илюшей) с самого его рождения сделали заявку на ассимиляцию (все это было опубликовано мною в предисловии к книге [977] , на которую Берар не раз ссылается в русском издании).
977
См.: БПбс. С. 5.
Добавлю еще, что во всех документах Первой московской гимназии, где будущий писатель учился с 1901 года, и во всех жандармских документах 1907–1908 годов, когда за ним шла регулярная слежка, Эренбург, понятно, значился под своим законным именем Илья, и никогда ни в каких официальных и неофициальных бумагах никакой Элий Эренбург не водился [978] . Ну, а что до закона, запрещавшего некрещеным евреям носить русские имена, то он долго претерпевал всевозможные послабления и в 1893 году был окончательно и полностьюотменен.
978
Во время поездки Эренбурга по Польше (1927 г.) тамошняя антисемитская пресса именовала его «рэби Эли Эренбург» — возможно, это и натолкнуло Берар на ее «открытие».
«Открытие» с двумя именами понадобилось Берар для обоснования капитального суждения об изначальной двойственности всей жизни писателя, из которого по ходу ее книги делаются разнообразные и одинаково неверные выводы.
Фундаментальное «открытие» Ева Берар подкрепляет дополнительными мини-«открытиями». Скажем, о родителях Эренбурга, имевших, вопреки существовавшей для евреев черте оседлости, право жительства во всех городах Российской империи, утверждается, что отцу писателя только в начале века «разрешили покинуть черту оседлости и поселиться в Москве», — автор не знает, что Киев, в котором родился Илья Эренбург и жили все его родственники и откуда его семья переехала в Москву в 1895 году, находился внечерты оседлости, так что Илья Эренбург не мог быть знаком с бытом еврейских местечек, о чем так любит рассуждать Ева Берар. Особенно когда речь идет о еврейском романе Эренбурга «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» (он написан в Париже в 1927 году).