Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Шрифт:
Дорогой Борис Абрамович и гордая Таня [1860] , ваши друзья вас обнимают, желают года получше и ждут в Новоиерусалиме [1861] . Обнимаем. Эренбурги» [1862] .
Через год после встречи с Хрущевым, в августе 1964-го, Эренбург понял, что обещание продолжить публикацию его мемуаров, полученное им от Хрущева с глазу на глаз, для парт- и литчиновников никакой силы не имеет. Вместе со Слуцким он обсуждал план дальнейших действий. Было решено, что следует снова обратиться к Хрущеву; первоначальный вариант письма написан Слуцким:
1860
Татьяна Борисовна Дашковская (1930–1977) — жена Б. А. Слуцкого.
1861
На подмосковной даче Эренбурга в Истре (Новый Иерусалим).
1862
П2. С. 557.
Год тому назад Вы меня приняли. Я вспоминаю о нашем разговоре с чувством сердечной благодарности. Если я решил снова Вас обеспокоить, то только потому, что обстоятельства сложились для меня чрезвычайно неблагоприятно, а мы говорили с глазу на глаз, при нашем разговоре никто не присутствовал [1863] .
Я убежден, что мое письмо
Шестая (и последняя) часть книги охватывает время с конца войны и до конца пятьдесят третьего года.
Мне (да и редколлегии „Нового мира“) кажется, что в описании этого времени я выдержал правильные политические пропорции [1868] . В конце книги я пишу о времени после смерти Сталина, когда наш народ зажил по-новому. Книга кончается размышлениями над теми вопросами, которых мы коснулись в разговоре.
Никаких политических сенсаций, ничего, что могло бы быть использовано нашими врагами, в книге нет.
Я работал над воспоминаниями пять лет. Это очень важная для меня книга. Вы поймете, как тяжко писателю, особенно немолодому, видеть, что его книга оборвана, лишена конца [1869] .
С другой стороны, читатели, и наши и зарубежные, не могут не понять, что публикация окончания книги запрещена.
Мне, Никита Сергеевич, и без того нелегко. Свыше тридцати лет я был советским газетчиком. Истекший год, первый за это время, когда ни одна газета не обратилась ко мне с просьбой написать какую-либо статью [1870] .
Московские студенты-физики попросили меня рассказать о встречах с Жолио-Кюри и Эйнштейном. В последнюю минуту встреча была отменена. Мне было даже трудно добиться встречи с моими избирателями.
Я хочу и могу работать в нашей литературе, в нашей печати и участвовать в борьбе за мир. А запрет книги поставит меня в то положение, в котором я был до встречи с Вами.
Мы с Вами оба немолодые люди и я верю, что Вы меня поймете и дадите указание о разрешении журналу публиковать книгу [1871] ».
1863
Далее зачеркнуто: «Это заставляет меня снова обратиться к Вам, хотя я и понимаю Вашу занятость».
1864
Речь идет о завершении работы над шестой частью мемуаров «Люди, годы, жизнь».
1865
В 10-м и 11-м номерах «Нового мира» за 1963 г. Далее в тексте зачеркнуто: «Сейчас редакция сообщила мне, что печатание, которое должно было начаться в июльском номере».
1866
22 июня 1964 г. первые главы 6-й книги ЛГЖ сняты из № 7 «Нового мира» и переданы в ЦК КПСС (редакции не разрешили сообщить об этом автору); 25 июля 1964 г. июльский номер журнала подписан к печати без ЛГЖ.
1867
5 августа 1964 г. Д. А. Поликарпов вызывал А. Т. Твардовского и показал ему Записку Идеологического отдела ЦК КПСС, подписанную им, а также Л. Ильичевым и В. Снастиным, с выводом: «Считаем нецелесообразным публикацию мемуаров И. Эренбурга в данном виде»; особо отмечено, что высказывания Эренбурга в мемуарах по вопросам литературы и искусства и его суждения по еврейскому вопросу таковы, что их публикация недопустима.
1868
Далее зачеркнуто: «исходя из линии 20 и 22-го съездов партии».
1869
Далее зачеркнуто: «где дается, на мой взгляд, оптимистическое толкование прожитой жизни».
1870
Следующая статья («Писатели и война») появилась в «Литературной газете» 20 апреля 1965 г. Далее зачеркнуто: «У меня были трудности добиться встречи с избирателями в моем избирательном округе».
1871
13 августа 1964 г. Записка о 6-й книге ЛГЖ была направлена членам Президиума ЦК КПСС. Подробнее об этом см. в первой части — «Книги» (в «Люди, годы, жизнь», где речь идет о шестой книге ЛГЖ).
Окончательный текст письма был отправлен Хрущеву 14 августа 1964 года [1872] . Дошло ли оно до адресата, неизвестно; никакого ответа Эренбург не получил, а 14 октября 1964 года Хрущев был свергнут и отправлен на пенсию.
3. О. Савич и другие
(Слуцкий в кругу Эренбурга)
Овадий Герцович Савич (1896–1967) — поэт, прозаик, переводчик-испанист — был ближайшим и давним другом Ильи Эренбурга и со Слуцким познакомился в его доме. В полностью не опубликованных воспоминаниях «Минувшее проходит предо мною…» вдовы Савича Али Яковлевны (1904–1991), которые я записывал с начала 1980-х годов и которые ею авторизованы, есть две странички о Слуцком:
1872
См.: П2. С. 573–575.
«О. Г. сразу полюбил стихи Слуцкого, собирал их, переписывал от руки, когда нельзя было иначе. Познакомил его с Пабло Нерудой. Неруда нашел Слуцкого очень серьезным для дружеского общения, перегружавшим его вопросами и информацией. О. Г. хотел, чтобы Неруда перевел стихи Слуцкого, и для этого сделал подстрочный перевод на французский. Привлек меня
Эренбург безусловно любил Слуцкого; Б. А. был одним из самых частых его гостей — и в Москве, и в Новом Иерусалиме. Помню, как И. Г. договаривался по телефону с „Литературной газетой“ о публикации статьи про Слуцкого (это начало карьеры Слуцкого). Помню и тот приезд Б. А. на дачу, когда после обеда он прочел два стихотворения — „Лошади в океане“ и „Я строю на песке…“. И. Г. сказал, что ему понравились „Лошади“, и Б. А. тут же посвятил их ему (нам с О. Г. больше понравилось второе стихотворение, кажется, до сих пор не опубликованное).
Начитанность Слуцкого была такой, что казалось — он знал все. Однажды, провожая нас от Эренбургов на Арбат, он рассказал, как в 1945 году, кажется, в Югославии, когда еще шла война, наткнулся на большую русскую библиотеку и тогда впервые прочел „Воображаемого собеседника“
Приветливый, светлый день на даче в Новом Иерусалиме. Разговариваем после обеда. И. Г. в игривом настроении — вспоминает дни юности, потом Париж 20-х годов, как еще на Сен-Марселе
И. Г. не пошел на собрание, где Б. Л. Пастернака исключали из Союза писателей, а О. Г. пошел — скорее из желания увидеть все своими глазами. Когда голосовали за исключение, О. Г. успел схватить за руки товарищей, с которыми сидел рядом, и они не проголосовали <…>. Когда Савич пришел
Своего выступления на том собрании Слуцкий никогда не мог себе простить, с того дня и началась его болезнь. Встретив вскоре меня в поликлинике, он сказал:
— Я теперь не сплю. Овадий Герцович тоже не спит?» [1873]
1873
Машинопись; архив автора.
Свидетельством добрых отношений остались дарственные надписи Слуцкого на его книгах («Милым Але Яковлевне и Овадию Герцовичу — от всей души» — на «Памяти» и «Овадию Герцовичу Савичу — от усердного читателя всех его сочинений» — на «Лирике»).
В 1967 году Слуцкий напечатал рецензию на антологию испанских переводов Савича и вскоре получил от него такое письмо:
Вот уже 10 дней, как я не могу дозвониться к Вам. То занято Д7, то занято Д7–00, то, наконец, набрав все цифры, не получаю соединения.
А я хочу поблагодарить Вас за Вашу рецензию в „Иностранной литературе“ [1874] . Не столько за общую оценку моих переводов, хотя не скрою, что я ею очень горд, сколько Вашим сердечным тоном, Вашим памятливым вниманием к моей судьбе (чего стоит один Пля-и-Бельтран! [1875] ).
В свое время, вслед за Эренбургом, я восторженно встретил Ваши стихи. Я продолжаю считать, что с Вами в русскую поэзию вошел большой поэт и, во всяком случае, остался в ней. Я рад и горд тем, что именно этот поэт так душевно отнесся к моей работе и ко мне.
Спасибо Вам!
Сердечный привет милой Тане!
1874
Рецензия Б. Слуцкого на книгу переводов О. Савича «Поэты Испании и Латинской Америки» (М., 1966): Слуцкий Б.Единственная любовь Овадия Савича // Иностранная литература. 1967. № 2. С. 268–269.
1875
Имеется в виду следующая фраза в рецензии Слуцкого в связи с этим испанским поэтом: «Еще летом 1937 года в Валенсии Пля-и-Бельтран принес Савичу свое стихотворение. Тогда же этот первый испанский перевод Савича был напечатан в „Известиях“. С тех пор без малого тридцать лет Савич посвятил испанской теме».
1876
РГАЛИ. Ф. 3101. Оп. 1. Ед. хр. 394. Л. 1.
После смерти Савича Слуцкий помогал в публикации его ненапечатанных работ; об этом письмо А. Я. Савич:
Все переводы Овадия Герцовича (как старые, так и последние, опубликованные и неопубликованные) сейчас у Льва Осповата [1877] . Он просит Вам передать, что будет рад быть Вам полезным в любом вопросе о стихах О. Г.
Посылая Вам Альвареса
Сердечный привет Тане.
1877
Известный испанист Л. С. Осповат помогал А. Я. Савич в публикации переводов Савича.
1878
РГАЛИ. Ф. 3101. Оп. 1. Ед. хр. 393. Л. 1.
По одной лестнице с Савичами жил критик Владимир Огнев, очень доброжелательно к ним относившийся (сужу по высказываниям о нем Али Яковлевны). Огнев оставил воспоминания, которые в части Эренбурга небрежны и невыправлены. Один фрагмент из них, где речь идет об Эренбурге, Савиче и Слуцком, здесь приведу:
«Эренбург слушал Слуцкого внимательно и без обычной своей ироничной улыбки, спорил уважительно, нередко оставляя спор неоконченным. Почти всегда последнее слово Эренбург оставлял за собой. Впрочем, я знал еще одного человека, который мог с ним не соглашаться без угрозы получить ядовитый укол тщательно подобранным небрежным словом… Это был Овадий Савич — юношеская, романтическая, замешанная на Испании любовь Эренбурга. А возможно, не только Испании: Париж, вторая родина Ильи Григорьевича, сроднил колючего и мудрого уже в молодости Эренбурга с обезоруживающе благородным и добрейшим Савичем. Незабываемы навсегда беседы у Эренбурга, в обществе Слуцкого и Савича. Савич не любил говорить о политике. Слуцкий обожал. Эренбург накалывал на острие небезобидных афоризмов персонажей литературы. Слуцкий рыцарски вставал на защиту. Савич улыбался смущенно и переводил разговор на высокие темы. Но Слуцкий и тут был на высоте. Он очень хорошо знал философию, блестяще — историю. О живописи они говорили с Эренбургом, во многом сходясь в оценках» [1879] .
1879
Огнев Вл.О Борисе Слуцком // Вопросы литературы. 1997. № 4. С. 308–309. Несколько иные варианты текста в книге: Огнев Вл.Амнистия таланту. М., 2001.
Применительно к кругу Эренбурга можно, естественно, говорить и о взаимоотношениях Слуцкого с двоюродным племянником Эренбурга и младшим братом его жены, кинорежиссером Г. М. Козинцевым, познакомившимся со Слуцким в доме Эренбургов. Но переписка Козинцева со Слуцким имеет сугубо профессиональный характер и выходит за рамки нашей темы [1880] . Приведу здесь тем не менее один фрагмент из дневниковой записи Г. М. Козинцева, сделанной им, видимо, в 1958 году и предоставленной мне в свое время В. Г. Козинцевой:
1880
Эта переписка нами напечатана в составе публикации: Борис Слуцкий в зеркале переписки с друзьями // Вопросы литературы. 1999. № 3. С. 288–329.
«Приходил Слуцкий. Он, как и Эренбург, не только не любит, но и попросту не понимает „Поэму без героя“ Ахматовой. „У Ахматовой, — говорит он, — вероятно, был ключ, а я, человек достаточно искушенный в поэзии, не смог его отыскать“. Меня поэма волнует — с каждым новым чтением больше. В чем же суть такого моего контакта с этими образами? Как всегда в искусстве — в ассоциациях. У Ахматовой трагедия несовпадения пластов образов Петербурга: судейкинского-сапуновского-блоковского-мейерхольдовского (доктор Д’Аппертуто). Со страшной ясностью военного трагического пейзажа и затем еще более ясной народной, почти частушечной простотой рассказа о „хождении под наганом“».
И еще один фрагмент большого сюжета «Слуцкий — Эренбург» — он связан с именем Иосифа Бродского. Так, покойный А. Я. Сергеев, вспоминая Бродского в 1960-е годы и его частые наезды в Москву, писал:
«С одной стороны, Иосифа влекла литературная Москва, с другой — он не интересовался ни маститыми, ни эстрадными шестидесятниками, ни союзписательскими новичками, ни андеграундом. Не был читателем ни журнальной прозы, ни поэзии. Максимально официальный писатель, к которому заходил Иосиф, был Эренбург, „ребе“. Наиболее продвинутые из союзписательских литераторов любопытствовали насчет Иосифа. У тогдашнего Слуцкого была широта и желание что-нибудь тебе дать. Иосифу он понравился: „Добрый Бора, Бора, Борух“. Самойлов, который ненавидел все неэпигонские стихи, стал целоваться с Иосифом: за Иосифом стояла Анна Андреевна…» [1881] .
1881
Сергеев А.На полпути к погибели и славе // Общая газета. 1997. № 4(183).С. 16. Сергеев рассказывает здесь, в частности, и о том, как однажды (ни год встречи, ни ее место не названы) секретарша Эренбурга Н. И. Столярова пригласила Бродского, «нелепо соединив» его с литературоведом Л. Е. Пинским, и какой спор между ними тогда возник. Судя по всему, было это явно не у Эренбурга, а дома у Н. И., которая старалась дружить и с А. А. Ахматовой, и с Н. Я. Мандельштам, так что заполучить Бродского к себе в гости ей наверняка хотелось.