Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Шрифт:
Однако Эренбург продолжал жить в Париже, а с 1934 года писать за границу стало для советских граждан смертельно опасным, и, понимая это, И. Г. ограничивал себя исключительно деловой, точнее — официальной перепиской (да и напряженная работа корреспондента «Известий» почти не оставляла свободного времени на письма друзьям [1776] ).
Не переписываясь, советские писатели Эренбург и Тихонов регулярно встречались в Питере, в Москве, даже в Париже. Эренбург продолжал дарить Тихонову свои новые (с 1933 года уже советские) книги, а иллюстрированные сборники своей прозы (их выпускало «Издательство писателей в Ленинграде») Тихонов присылал Л. М. Эренбург, которая в те годы увлеченно занималась книжной графикой (в тридцатые годы возобновился ее «роман» из Парижа с советскими издательствами — было много проектов, немало работ она исполнила, но издать, кажется, удалось лишь книгу Ольги Форш «Под куполом» [1777] ). Вот известные мне дарственные надписи Тихонова: «Милая Любовь Михайловна я очень хочу, чтобы Вы прочли внимательно этот рассказ. Ваш Н. Тихонов. 1930» (на «Анофелесе» с рисунками В. М. Конашевича); «Всегда чудесной Любовь Михайловне с глубочайшим уважением. Старый бродяга, раздираемый страстями, достойный презрения Н. Т. 1933» (на сборнике трех рассказов «Клятва в тумане» с рисунками К. И. Рудакова).
1776
Переписка с Полонской приостановилась, например, еще в 1931 г., с Лидиным — в 1933-м.
1777
Форш О.Под куполом. 5-е изд. Л., 1933. Суперобложка и рисунки в тексте художника Л. Козинцевой. Тихонов, разумеется, знал об этой
В июне 1935 года в составе советской делегации Тихонов приехал на Парижский антифашистский конгресс писателей; следующим же утром он пешком отправился к Эренбургам, ориентируясь по старинной карте Парижа эпохи Наполеона III («Мне открыл дверь изумленный моим неожиданным появлением Илья Григорьевич. Тут же была его жена, милая и добрая Любовь Михайловна, и две собаки…» [1778] ). В Париже Тихонов общался не только с Эренбургами, но и с их близкими друзьями — Савичами, Путерманом. А. Я. Савич вспоминала:
1778
«Устная книга» ( Тихонов Н.Собрание сочинений. Т. 6. М., 1986. С. 107). В этом рассказе Тихонов перепутал Монпарнасский вокзал, возле которого жили Эренбурги, с Северным, на который советская делегация прибыла в Париж.
«Николай Семенович Тихонов упивался Парижем, ходил ночью по городу, был настроен безумно лирически, писал изумительные стихи (некоторые из них посвящены Л. М.; они еще не все напечатаны). Он даже как-то отделился от нашей делегации и почти все время проводил с Эренбургами и с нами. Его „Парижская тетрадь“ [1779] рождалась на наших глазах…» [1780] .
По-видимому, это состояние поэтической взволнованности Тихонова явственно ощущалось. Марина Цветаева, познакомившаяся тогда с Тихоновым в Париже, писала ему в Ленинград (июль 1935 года): «У меня от нашей короткой встречи осталось чудное чувство. Я уже писала Борису (Пастернаку. — Б.Ф.). Вы мне предстали идущим навстречу — как мост, и — как мост заставляющим идти в своем направлении» [1781] …
1779
Цикл, посвященный Л. М. К<озинцевой> (непосредственно к ней обращено стихотворение «Художнице, рисовавшей астурийских шахтеров»), вошел в сборник Тихонова «Тень друга» (М., 1936).
1780
Савич А. Я.Минувшее проходит предо мною… / Авторизованная машинопись; архив автора.
1781
Цветаева М.Собрание сочинений; В 7 тт. Т. 7. М., 1995. С. 552.
Между тем на Эренбурга поэтическая взволнованность Тихонова в 1930-е годы уже не производила прежнего впечатления (совершенно безотносительно к тому, что и кто был причиной этой взволнованности — подчеркнем это ответственно). Ощущение Тихонова как надежды русской (тогда говорили — советской) поэзии [1782] у Эренбурга иссякло: Тихонов не только не шел вперед, но хорошие стихи становились у него все большей редкостью. Недаром его последняя поэтическая книга, которую Эренбург хвалил, — «Поиски героя». В 1940-е годы осознанная многими деградация Тихонова-поэта полностью подтвердила точность ощущения Эренбурга десятилетней давности. Не надо думать, однако, что уже в 1930-е годы это было очевидно и широко осознанно. В 1937 году Пастернак писал Тихонову о книге «Тень друга»:
1782
Это ощущение тогда разделяли многие, соответствующий список весьма значителен и вес о м.
«Я давным-давно не испытывал ничего подобного… Где и когда, в какие непоказанные часы и с помощью какой индусской практики удалось тебе дезертировать в мир такого мужественного изящества, непроизвольной мысли, сгоряча схваченной, порывистой краски. Откуда это биение дневника до дерзости непритязательного в дни обязательного притязанья…» [1783] .
Все дальнейшее сугубо биографично.
В конце 1937 года Эренбурги приехали ненадолго в Москву (почти полтора года И. Г. был и оставался военным корреспондентом «Известий» в Испании). Оказавшись неожиданно для себя в эпицентре террора, Эренбург перед бухаринским процессом был лишен зарубежного паспорта. Настойчивое (дважды) обращение к Сталину непредсказуемо позволило вернуться в Испанию, но уезжал Эренбург (в мае 1938 года, через Ленинград) в крайне тяжелом психологическом состоянии. Н. С. Тихонов поехал проводить Эренбургов до финляндской границы [1784] , что требовало по тем временам мужества — уверенности, что Эренбургов не арестуют в дороге, не было никакой [1785] (мужество, понятно, диктовалось влюбленностью). Эренбург, очень критично относившийся к Тихонову в послевоенное время, это признавал. Вот свидетельство художника Б. Г. Биргера, который в 1960-е годы часто навещал Эренбургов и о многом с ними беседовал:
1783
Пастернак Б.Собрание сочинений. Т. 5. М., 1992. С. 370. Откровенная деградация Тихонова-поэта, ставшая очевидной к концу войны, совпала по времени с важным переосмыслением Пастернаком своего отношения к советской системе, деградировавшей после 1920-х гг. столь же откровенно, и в 1945 г. он писал Н. Я. Мандельштам: «Не только никаких Тихоновых и большинства Союза нет для меня и я их отрицаю, но я не упускаю случая открыто и публично об этом заявить» (Там же. С. 434).
1784
Рассказано И. И. Эренбург и А. Я. Савич.
1785
Из опубликованных в последнее десятилетие документов очевидно, что НКВД давно разрабатывало впрок «дело» Эренбурга, ожидая команды на арест писателя.
«Не помню в связи с чем зашел разговор о Тихонове. И. Г. стал говорить о том, что между „комодом“, каким стал Тихонов, и молодым Тихоновым — очень хорошим поэтом и мужественным и честным человеком — нет ничего общего. Увидев на моем лице насмешливую мину, И. Г. рассказал, как Тихонов в 1938 году поехал провожать Эренбургов до границы, так как все друзья были уверены, что полученное Ильей Григорьевичем разрешение ехать во Францию корреспондентом „Известий“ чисто символическое и что их арестуют в поезде. По тем временам поступок Тихонова был удивительным» [1786] .
1786
Биргер Б.Правленая машинопись воспоминаний об Эренбурге; архив автора.
Эренбурги, конечно, понимали, что в основе этого поступка Николая Семеновича лежала его тогдашняя пылкая влюбленность в Любовь Михайловну, но эта тема за тогдашним столом, понятно, не возникала… В 1938 году Тихонов был (и оставался потом) в большом фаворе у Сталина, так что его арест в ту пору казался маловероятным. Между тем…
В 1937–1938 годах и Эренбурги, и Тихонов «разрабатывались» НКВД вовсю. Эренбург в нескольких делах проходил как агент международных разведок (именно он-де завербовал среди прочих вскоре арестованных и расстрелянных Бабеля и Кольцова [1787] ), а Тихонов значился главой антисоветского подполья в Ленинграде, причем завербован он был в 1935 году троцкистским эмиссаром Л. М. Эренбург [1788] . Немало людей, обвиненных в том, что были завербованы Эренбургом и Тихоновым, погибло. Самих же «вербовщиков» судьба помиловала (они числились за Сталиным, а от него команды на арест не поступало [1789] ).
1787
См. документы, приведенные в книгах: Поварцов С.Причина смерти — расстрел. М., 1996; Фрадкин В.Дело Кольцова. М., 2002.
1788
См.: Шнейдерман Э.Бенедикт Лившиц: Арест, следствие, расстрел //
1789
В планах Сталина отдаленный и даже скорый арест Эренбурга возникал не однажды, но всякий раз что-то мешало его осуществлению.
Оставаясь в Испании до поражения Республики, Эренбург в начале 1939 года вернулся в Париж. В апреле 1939-го его «освободили» от корреспондентских обязанностей, отправив в бессрочный «отпуск» (готовилась официальная смена советской внешней политики, и потребность в антифашистской публицистике отпадала). Безработный Эренбург впервые с 1923 года начал сочинять стихи, и это вернуло его к жизни. 28 апреля он отправил несколько своих «вторичных дебютов» в Ленинград Елизавете Полонской, а в мае — редактору «Знамени» Вс. Вишневскому (с которым познакомился в Испании в 1937 году) и заведовавшему отделом поэзии «Звезды» Тихонову [1790] . Реакция Вишневского была мгновенной: 15 мая Эренбург отправил ему стихи, а 18-го Вишневский их получил, прочел, принял решение печатать «испанскую поэму» Эренбурга в № 7 «Знамени» и сообщил об этом автору. Тихонов же с ответом не спешил (возможно, он ответил, когда стороной узнал, что стихи Эренбурга решено печатать в Москве [1791] ). Ответил вполне дружески, похвалив стихи, но, видимо, страницы «Звезды» не предлагал, а написал лишь о некоем гипотетическом «испанском сборнике», в котором-де собирался напечатать стихи Эренбурга. Впрочем, вопрос уже потерял остроту. Ответ Эренбурга Тихонову оказался последним в их переписке:
1790
Это письмо не сохранилось.
1791
Во всяком случае, в июне Тихонов узнал об этом от Полонской, которой 5 июня Эренбург сообщил о положительном решении «Знамени» и о намерении «Советского писателя» издать книжку его испанских стихов, а также предложил ей взять на прочтение стихи у молчащего Тихонова (П2. С. 281).
Спасибо за Ваше хорошее дружеское письмо. Ваши слова о стихах меня обрадовали и ободрили.
Вы мне долго не отвечали. За это время стихи взяли в Москве — „издательство писателей“ [1793] . Они будут также напечатаны в седьмом номере „Знамени“.
Конечно, меня только обрадовало, что Вы их взяли в испанский сборник. Но где Вы достали материал для этого сборника? Наши стихи на эти темы были скорее нехорошими. Что касается переводов с испанского, то переводит Кельин [1794] . Он хорошо знает испанский язык, но русский стих для него китайщина. Причем он переводит рифмованными виршами белые стихи, честное слово. Да и по-испански не так много хороших стихов за эти годы: Мачадо на смерть Лорки [1795] , книжица Неруды [1796] , несколько стихотворений Альберти (одно неплохо перевел Б. Л. [1797] ), несколько Прадоса [1798] , вот и все.
Вы говорите, что мои стихи молодые. Меня корили за их „пожилой“ характер: избыток опыта и пр. Мне кажется, что теперь перепутались все времена человеческой жизни. Я об этом говорил в „Книге для взрослых“ [1799] . Лютость, присущая времени, связана с молодостью, его грусть, напротив, можно отнести за счет старости, что касается войны, то с ней — рядом с грустью, с тоской окопа, с повседневностью смерти, с сыростью, высокие похождения, отрыв от быта и наконец то, что я называю „воском надежды“ [1800] .
Вчера глядел фильм Мальро [1801] . Много хорошего: воздушный бой, особенно настоящая Испания, крестьяне и очень патетично, как деревня за деревней провожают с горы вниз мертвых и раненных летчиков. Снимал и монтировал в исключительно тяжелых условиях.
Я продолжаю наслаждаться отпуском [1802] и писать стихи: дорвавшись до такого хорошего дела, трудно остановиться. Посылаю Вам несколько [1803] . Рад буду Вашему письму.
1792
В подлиннике написано «май» — несомненная описка Эренбурга, датируется по содержанию.
1793
Первоначально «Испанские стихи» Эренбурга собирался издать «Советский писатель» (о выходе книги объявила 10 июля 1939 г. «Литературная газета»), но, видимо, этому «помешали» новые стихи Эренбурга, и в итоге в его сборник «Верность», выпущенный в 1941 г. Гослитиздатом, вошли и испанские, и парижские стихи.
1794
Федор Викторович Кельин (1893–1965) — испанист, переводчик испанской поэзии; участвовал в просоветском Втором международном конгрессе писателей в Испании в 1937 г.
1795
Стихотворение Антонио Мачадо памяти Фредерико Гарсиа Лорки известно в русских переводах: Ф. Кельина(«Это было в Гранаде …» // Мачадо А.Избранное. М., 1958), А. Гелескула («Преступление было в Гранаде…» // Романсеро испанской войны. М., 1962) и Н. Горской («Преступление было в Гранаде…» // Мачадо А.Избранное. М., 1975).
1796
Книга чилийского поэта Пабло Неруды «Испания в сердце» вышла в Москве в 1939 г. в переводе Ильи Эренбурга.
1797
Имеется в виду стихотворение Рафаэля Альберти «Крестьяне», опубликованное в переводе Б. Л. Пастернака (Литературная газета. 1938. 15 июля); Пастернак перевел 10 стихотворений Альберти.
1798
Русские переводы А. Эйснера и И. Чижеговой стихов Эмилио Прадоса (1899–1962) опубликованы в книге «Романсеро испанской войны» (М., 1962).
1799
Имеются в виду слова из 19-й главы «Книги для взрослых»: «Я говорил, что возрасты в моей жизни перепутались, они перепутались и в жизни мира. Прежде юноши губами, еще по-детски припухлыми, твердили о равнодушии, теперь старики влюбляются и начинают сызнова жизнь» (СС8. Т. 3. С. 571).
1800
В стихотворении «Бои забудутся…» (1939).
1801
Фильм «Такими они были» («Кровь Испании»), снятый Андре Мальро — французским писателем, командиром французской авиаэскадрильи, воевавшей на стороне республиканской армии в Испании (см. статью Эренбурга «Кровь Испании» — Известия. 1939. 29 января; перепечатана в: СС8. Т. 4. С. 526–529). О сильном впечатлении, произведенном фильмом Мальро, Эренбург писал также Вс. Вишневскому и Е. Полонской 7 июля 1939 г. (П2. С. 284–285).
1802
Последовавшее «сверху» запрещение печатать статьи Эренбурга формально было оформлено в «Известиях» как отпуск писателю. Выражение «продолжаю наслаждаться отпуском», разумеется, не выражало достаточно мрачного отношения Эренбурга к запрету его публицистики, но душевный подъем, вызванный рождением стихов, покрывал все.
1803
К письму приложена машинопись шести стихотворений, одно из которых Тихонов впоследствии, когда статус Эренбурга в СССР определился, напечатал в «Звезде» (№ 10 за 1940 г.).
1804
П2. С. 281–282.
1939–1940 годы Эренбург оставался в Париже; в Москве распространялись злонамеренные слухи о его «невозвращенчестве». Через год после падения Испанской республики ему пришлось пережить разгром Франции. На его глазах немцы вошли в Париж. Три стихотворения Тихонова той поры обращены к Л. М. Эренбург («Пусть серый шлак…», «Никаких не желаю иллюзий взамен…» и «Твой день в пути…»); подлинные чувства он еще умел облечь в поэтическую форму. В этих стихах ощущается сердечная тревога за любимого человека [1805] . Стихи 1940 года — может быть, последний всплеск тихоновской лирики…
1805
Стихи были переписаны для Л. М. Эренбург и посланы ей — автограф их, в отличие от довоенных писем, сохранился; архив автора.