Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Шрифт:
Осталось рассказать немногое.
Когда в июле 1940 года Эренбурги вернулись в Москву и через месяц разрешение под специальным контролем НКИД печатать Эренбурга в «Труде» было дано, «Звезда» опубликовала ряд стихотворений полуопального автора [1806] . Война с Германией стояла уже у порога.
Блокаду Тихонов оставался в Ленинграде. В феврале 1942 года он на короткое время прилетел в Москву. Эренбург, встречавшийся с ним тогда, вспоминал: «Из Ленинграда приехал исхудавший Тихонов. Он часами рассказывал о всех ужасах блокады, не мог остановиться, говорил о героизме людей, о дистрофии, о том, как съели всех собак, как в морозных нетопленых квартирах лежат умершие — у живых нет сил их вынести, похоронить» [1807] . В записной книжке 1942 года Эренбург обошелся без «героизма»: «Февраль. 2. — Тихонов. Похудел. О Л<енингра>де. 5. — Тихонов. Мертвых не убирают… Мочатся на Невском. Летаргия. Сам Тихонов изменился» [1808] . В упоминаниях о Тихонове 11 и 14 февраля подробностей нет.
1806
В № 10 за 1940 г. и в № 4 за 1941
1807
ЛГЖ. Т. 2. С. 313.
1808
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед.хр. 389.
В апреле 1943 года Тихонов написал предисловие к подготовленному в Ленинграде сборнику статей Эренбурга, посвященных блокированному городу. Тогда Эренбургом восторгались все, и Тихонов писал, особенно не выбирая слова:
«Он пишет так же безостановочно, как безостановочно сражаются на фронте… Эренбург неутомим в своей работе, он одновременно и снайпер, и судья, и свидетель, и бронебойщик, громящий врага на всех фронтах. Недаром бойцы зовут его ласково: наш Илья. И постоянно ищут в газетах, что нового он написал» [1809] .
1809
Эренбург И.Ленинграду. Л., 1943. С. 3.
Когда летом 1943 года в Ленинграде вышла книга публицистики Тихонова, он прислал ее Эренбургу, надписав: «Дорогому Илье Григорьевичу Эренбургу дружески, с величайшим уважением и благодарностью за его слово солдата и мужество писателя — Николай Тихонов. 1943 15/VI Ленинград» [1810] . Это была последняя книга, подаренная Тихоновым Эренбургу. В 1943 году он переехал в Москву, поскольку Сталин назначил его генеральным секретарем Союза советских писателей вместо уволенного Фадеева…
1810
Тихонов Н.Ленинградский год: Май 1942–1943. Л., 1943.
За полтора месяца до окончания войны Тихонов, Эренбург и Маршак отправили на имя Л. П. Берии письмо с просьбой о возвращении в Ленинград находившегося в казахстанской ссылке Н. А. Заболоцкого [1811] , и это письмо сработало…
Упомянув на одной странице мемуаров про встречи с тремя советскими поэтами в годы Отечественной войны (Долматовским, Тихоновым, Алигер — в таком порядке), Эренбург заметил в скобках: «С той поры прошло почти четверть века, и многие из тех, с которыми я встречался в трудные годы войны, выпали из моего зрения — одним слишком хотелось мнимой славы, другие преждевременно состарились и превратились в чтимые многими окаменелости былой эпохи. А с Маргаритой Иосифовной я подружился» [1812] . Здесь все предельно точно объяснено. Тихонов именно «выпал» из зрения Эренбурга, хотя встречаться в послевоенные годы им приходилось достаточно часто, и, волей-неволей, имя бывшего ленинградского поэта мелькает в последних частях мемуаров «Люди, годы, жизнь», как метка.
1811
Власть и художественная интеллигенция: Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б), ВЧК — ОГПУ — НКВД о культурной политике: 1917–1953. М., 1999. С. 534.
1812
ЛГЖ. Т. 2. С. 314.
P. S. Пожалуй, об одном эпизоде с Тихоновым из седьмой, незаконченной части стоит сказать. Речь идет о Будапеште октября 1955 года. Тихонов и Эренбург, ведущие советские «борцы за мир», оказались там случайно по пути в Вену, причем без копейки денег (самолет застрял из-за нелетной погоды) [1813] . Ожидая вылета, долго бродили по аэропорту, говорили о поэзии Мартынова (это Эренбург) и о пакистанских обычаях (это Тихонов). Потом сильно проголодались. Тихонов вел себя как стоик, а Эренбург терпеть голод не пожелал и позвонил в Венгерский комитет защиты мира (такие государственные комитеты существовали во всех странах Восточной Европы, занятых советскими войсками). Звонок сработал — через час прямо в аэропорту был накрыт дивный ужин, причем кроме официантов в зале оказался венгерский вождь Матиас Ракоши. Он уже ощущал колебания почвы (до восстания в Венгрии оставался год; пока бунтовали только писатели [1814] ) и, не сообщив никаких подробностей, попросил Тихонова и Эренбурга с венгерскими писателями повидаться. Встреча состоялась; перед началом ее с Эренбургом переговорил ощущавший себя ответственным за литературу социалистической Венгрии Бела Иллеш [1815] .
1813
Этому посвящена короткая 4-я глава седьмой книги подцензурных мемуаров, написанная очень дипломатично (см.: ЛГЖ. Т. 3. С. 345–347).
1814
За день до этого семь членов правления Союза писателей Венгрии заявили о своем несогласии с политикой компартии в области литературы и ушли в отставку (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957: Документы. М., 2001. С. 453). Ниже при ссылках: Документы.
1815
Б. Иллеш с 1923 по 1945 г. жил в Москве; был одним из вождей МОРПа; Эренбург еще в 1934 г. в письме к Сталину предлагал сектантскую МОРП распустить (см. об этом: Фрезинский Б.Писатели и советские вожди. С. 279–289).
Венгерские писатели, присутствовавшие на встрече, были возбуждены; они расспрашивали Эренбурга об «Оттепели», изданной в Венгрии «для служебного пользования», о его отношении к официальной критике повести в СССР. Эренбург отвечал, что с политической критикой «Оттепели» не согласен и «больше всего на свете не любит красного и синего карандаша редактора», то есть цензуры [1816] .
1816
Документы. № 117. С. 466.
1817
Эренбург писал Суслову: «Мне думается, что, если бы то или иное мое выражение показалось дающим повод для кривотолков, то венгерские товарищи-коммунисты, присутствовавшие на встрече, могли бы мне задать вопросы и рассеять недоразумения, вместо того, чтобы впоследствии выдвигать против меня обвинения» (П2. С. 405–406).
1818
Три доноса: из советского посольства в Париже (май 1954 г.), от «прогрессивного» мексиканского художника Сикейроса (октябрь 1955 г.) и от редактора «Иностранной литературы» Чаковского (1955 г.) — цитируются в: Документы. № 117. С. 467. Подлинники документов: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 36. Ед. хр. 2. Л. 69–70.
«<…> В высказываниях Эренбурга сквозило нигилистическое отношение ко всему опыту развития советской литературы <…>. Фрондерские, рассчитанные на эффект заявления Эренбурга бурно приветствовались сторонниками правого мелкобуржуазного уклона и использовались в качестве аргумента в защиту „свободы творчества“, против идейного партийного руководства литературой <…>. Эренбург не скрывает свою приверженность к современному буржуазному декадентскому и формалистическому искусству <…>. Свои взгляды Эренбург высказывает в прямой или завуалированной форме в различных выступлениях за границей и при встречах с зарубежными деятелями искусства. Причем его личные суждения воспринимаются как мнение доверенного представителя советской литературы, Союза советских писателей. Тем самым подобные выступления способны наносить ущерб влиянию советской литературы и советского искусства за рубежом. Полагали бы целесообразным пригласить т. Эренбурга в ЦК КПСС и обратить его внимание на непозволительность высказывания им в беседах с зарубежными деятелями литературы и искусства взглядов, несовместимых с нашей идеологией и политикой партии в области литературы и искусства» [1819] .
1819
Документы. № 117. С. 466–468.
Это заключение, названное «Запиской», было представлено Суслову и Шепилову. Шепилов написал, что беседу с Эренбургом следует провести — Поликарпову. Тот с нелегким для него общением не спешил (Эренбурга он побаивался [1820] ). Только через 8 месяцев (4 сентября 1956 года) на Справке появилась приписка: «В соответствии с поручением секретарей ЦК КПСС с тов. Эренбургом проведена беседа по вопросам, поставленным в данной записке» [1821] .
1820
См.: Кондратович А.Новомирский дневник 1967–1970. М., 1991. С. 108–109.
1821
Документы. № 117. С. 468.
До восстания в Будапеште оставалось 20 дней [1822] .
Ну а что же Тихонов? В бумагах ЦК КПСС, относящихся к этому делу, его упоминают как участника встречи в Будапеште, но в части претензий к нему — ни слова. Между тем Тихонов на будапештской писательской встрече не молчал. Он выступал дважды — в начале и в конце встречи — и (таков уж был его темперамент) говорил пылко, долго и не по делу. В книге «Люди, годы, жизнь» об этом сказано коротко и с едва заметной иронией, понятной лишь в контексте всего сюжета: «Первым выступил Н. С. Тихонов. Он подробно рассказал о декаде латышской литературы в Москве <…>» [1823] . Доносов на Тихонова не поступало.
1822
Спустя 17 лет в Будапеште зав. отделом культуры венгерской «Правды» («Непсабадшаг»), автор книги об Эренбурге, запрещенной советским посольством, Пал Фехер говорил мне: «Венгерского восстания Эренбург не принял. И. Г. знал: оно началось с того, что четыре еврея были вздернуты на четыре фонаря перед Будапештским горкомом, и это для него решило все». Видимо, это не вполне точно во многих отношениях, но, думаю, что к венгерскому восстанию Эренбург относился внутренне неприязненно. Обстоятельное и подробное исследование темы «Илья Эренбург и венгерские события 1956 г.» см. в одноименной работе А. С. Стыкалина (XX век: Русская литература глазами венгров, венгерская литература глазами русских. М., 2007. С. 218–247).
1823
ЛГЖ. Т. 3. С. 346.
IX. Илья Эренбург и Борис Слуцкий [**]
(Рядом и вместе)
В мемуарных заметках Б. А. Слуцкого, где вспоминается 1949 год, написано: «Я начал писать стихи — после многолетнего перерыва. Когда написалась первая дюжина и когда я почувствовал, что они могут интересовать не меня одного, я набросал краткий списочек писателей, мнение которых меня интересовало. Эренбург возглавил этот список» [1825] . С тех пор такой (мысленный) список Слуцкого Эренбург возглавлял неизменно.
**
Впервые: Вопросы литературы. 1999. № 3. С. 288–329.
1825
Слуцкий Б.О других и о себе / Сост., подгот. текста и прим. П. Горелика; вступ. ст. Н. Елисеева. М., 2005. С. 201.