Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Шрифт:
Журнал «Русский современник» напечатал высказывания о чтении Эренбурга в Институте истории искусств:
Шкловский: «„Любовь Жанны Ней“ скорее чучело романа, нежели живой роман. Ясна связь с Диккенсом. Но Диккенс дан в сегодняшнем восприятии <…>. Эренбург отошел от своей чрезвычайно интересной дороги. В его „Хулио Хуренито“ материал играл самостоятельную роль (рассуждения, газетный фельетон). „Трест Д. Е.“ был написан скупее. А теперь мы дошли до Диккенса. Самого Эренбурга уже нет».
Тынянов: «Сейчас век описательной прозы: нельзя сказать: „человек встал“, „человек сел“, — нужно говорить КАК он встал и КАК он сел. Мы имеем целый ассортимент запретных мест. Под запретом — сентиментализм и банальность. Эти запреты, быть может, следует разрушить, и роман Эренбурга делает такую попытку. Дело меняется, если дается не только банальность, но и стилизация банальности. В романе Эренбурга не только Диккенс, но и Виктор Гюго и Ромен Роллан („Молодое вино“). У Эренбурга два пути: фельетон и крупная форма. Крупная форма приводит сейчас к стилизации романа: уже стерлось
234
Русский современник. Л., 1924. № 2. С. 276–277.
Завершим эту сводку воспоминаниями В. А. Каверина:
«Соединение небрежности и внимания — вот первое впечатление, которое произвел на меня Эренбург, когда в марте 1924 г. он приехал в Ленинград из Парижа и был приглашен на обсуждение его романа „Любовь Жанны Ней“. Небрежность была видна в манере держаться, в изрядно поношенном костюме, а внимание, взвешивающее, все замечающее, — в терпеливости, с которой он выслушивал более чем сдержанные отзывы о своем романе. Ему было интересно все — и способные на дерзость молодые люди, и их учителя, выступающие скупо, сложно. Он много курил, пепел сыпался на колени. Немного горбясь, изредка отмечая что-то в блокноте, он, казалось, не без удовольствия, следил за все возрастающей температурой обсуждения. Эренбург слушал не перебивая, с любопытством. Лицо его оживилось, он как будто повеселел под градом возражений. Он стал отвечать, и с первого слова мы поняли, что перед нами острый полемист, легко пользующийся громадной начитанностью и весьма внимательно следивший за делами нашей литературы» [235] .
235
Каверин В.Поиски жанра // Воспоминания об Илье Эренбурге. М., 1975. С. 35–36. Ср. также ядовитые заметки ученицы Тынянова Лидии Гинзбург в ее книге «Записные книжки. Воспоминания. Эссе» (СПб., 2002. С. 371).
Об Эренбурге много говорили, много думали. Евгений Шварц позднее попытался восстановить свое тогдашнее представление о нем:
«В те дни я прочел „Хулио Хуренито“, лучшую, вероятно, из эренбурговских вещей. Книжка задевала, но скорее отрезвляла, чем опьяняла. Схему придумывать можно, но настоящая работа опрокидывает ее. Бог располагает. В романах же Эренбурга уж очень отчетливо просвечивало, как человек предполагает. Дурного в этом я не видел. Скорее испытывал зависть к его трудоспособности и рассудку. Но успех его тех лет, неистовый, массовый, казался мне необъяснимым. Я шутя уверял, что он продал душу черту. Толпа забила Большой зал Консерватории, где он выступал. Студенты прорывали наряды милиции и мчались наверх по лестнице…» [236] .
236
Шварц Е.Живу беспокойно… С. 294.
В 1927 году в Берлине на киностудии УФА знаменитый режиссер Георг Пабст снял по роману Эренбурга одноименный фильм. Фабулу романа несколько изменили (какое кино без happy end’а!), и автор вынужден был протестовать (главным образом по политическим мотивам). Возмущенный Эренбург описал в том же году свои кинозлоключения в большом очерке «Встреча автора со своими персонажами» [237] . Заметим, что этот фильм и сейчас появляется на киноретроспективах. В нем замечательно удался Париж — он снят не в павильоне, как, увы, все крымские сцены, а на живой натуре…
237
См.: Прожектор. 1927. № 17. С. 12–15, а также уже цитированную книгу Эренбурга «Белый уголь, или Слезы Вертера»; впоследствии съемкам фильма Пабста Эренбург посвятил семнадцатую главу третьей книги мемуаров (ЛГЖ. Т. 1. С. 525–531).
По-русски последний раз (при жизни Эренбурга) «Любовь Жанны Ней» издали в 1928 году (в то время тиражи русских и зарубежных изданий этого романа были рекордными для Эренбурга). С тех пор «Любовь Жанны Ней» в России 75 лет не переиздавали. Только в 2002 году читатели почтенного возраста, которые, несомненно, слышали об этой книге от своих родителей, смогли, наконец, ее прочитать [238] .
6. «Рвач»
238
Эренбург И.Жизнь и гибель Николая Курбова. Любовь Жанны Ней. М., 2002.
За три года очень интенсивной работы на Западе (1921–1923) Эренбург во многом отработал запас былых российских впечатлений; у него возникла потребность побывать на родине, увидеть ее новую жизнь при нэпе. В самом начале января 1924 года он приехал в СССР.
«Увидев снова Москву, я изумился: я ведь уехал за границу в последние недели военного коммунизма.
239
ЛГЖ. Т. 1. С. 469.
Кроме Москвы Эренбург побывал в Харькове, Киеве, Гомеле, Одессе, Петрограде; он встречался с массой людей, с журналистской профессиональной хваткой впитывал свежие впечатления.
Замысел нового романа возник легко:
«Один юноша рассказал мне длинную, путанную, но не очень-то сложную историю: еще недавно он был честным комсомольцем, хорошо учился. Товарищ втянул его в нехорошую затею; выглядело все благородно — ему поручили собирать деньги на воздушный флот, оказалось, что сборами занималась шайка мошенников. Студент возмутился, хотел пойти в ГПУ, но, получив рачку ассигнаций, соблазнился мишурой жизни. Он влюбился в девушку, которая требовала подарков, стал спекулировать; из комсомола его вычистили; он ждал ареста. У него были очень выразительные руки, они рвались кверху, грозили, умоляли» [240] .
240
Там же. С. 478.
Случай — достаточно типичный для того времени (недаром схожие герои пришли вскоре в прозу Сейфуллиной, Леонова, Катаева…). Революция на своем взлете поднимала людей, на спадах кидала их, и Эренбург понимал, что рассказ о Михаиле Лыкове требует политического, социального фона эпохи. При обдумывании романа не обошлось и без литературных реминисценций — тень стендалевского Жюльена Сореля возникала в воображении Эренбурга…
Эренбург уезжал из России, нагруженный впечатлениями и планами; уже с дороги он писал поэтессе М. М. Шкапской: «Сейчас буду работать: сценарий, пьеса, роман» [241] , и спустя три недели: «Хочется сесть скорее за роман из русской жизни, но пока голова не работает» [242] . К работе над романом Эренбург приступил в июле 1924 года в Бельгии, а кончил его в Париже. В мемуарах Эренбург объяснял происхождение названия романа просто:
241
П1. С. 328.
242
Там же. С. 336.
«Тогда входило в обиход новое словечко „рвач“, и я назвал моего героя, сына киевского официанта, рвачом. Я описал его детство, стремление к славе, себялюбие, подъем в первые годы революции, участие в гражданской войне, учебу, падение. У Михаила Лыкова (так звали моего героя) был брат, Артем, честный, не очень разбирающийся в сердечных делах, но добрый, старавшийся удержать Михаила от падения. Герой мой не был Растиньяком; в нем жили различные, порой противоречивые чувства…» [243] .
243
ЛГЖ. Т. 1. С. 478–479.
О работе над романом Эренбург кратко сообщал в письмах друзьям [244] :
18 августа(Замятину): «Сижу пишу новый роман („Рвач“). Хотел бы в нем преодолеть хоть часть былых пороков. Он, кажется, непохож на меня, т. к. 1) чисто психологический, 2) материал (Эйхенбауму назло [245] ) русский весь, 3) интрига в тени, а центр тяжести перенесен на описательные подробности героя и обрамляющей его эпохи».
1 сентября(Лидину): «Я сижу над своим „Рвачом“. Получается нечто дикое по размеру. Я написал уж около 8 листов и все же еще не достиг перевала. Боюсь и за „несезонность“ (климатическую). Веду сейчас переговоры о нем с Лен. Госиздатом».
21 октября(Лидину): «Я все еще сижу над „Рвачом“. Написал 10 листов, а еще 7–8 впереди».
16 ноября(Шкапской): «Я заканчиваю „Рвача“… Я люблю героя, хоть он пакостник, сволочь, склонная к романтике, патологический спекулянтик…».
1 декабря(Замятину): «Кончил я новый роман „Рвач“. Старался как приготовишка, по три раза перечеркивал фразу, писал его долго — четыре месяца! Хотел дать не только героя, вышедшего из революции спекулянта, но и пейзаж с помощью бальзаковских отступлений».
244
Все цитаты приводятся по тексту П1.
245
В статье Б. М. Эйхенбаума «О Шатобриане, о червонцах и русской литературе» (Жизнь искусства. 1924. № 1. С. 3) говорилось о популярности в России переводной литературы.