Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Шрифт:
14 января 1933 года: «Я очень много работаю: написал свыше трети романа, в котором будет листов 15, если не больше. Роман — советский» [389] . Последняя фраза употреблена Эренбургом в адрес собственного произведения впервые. Конечно, она означает всего лишь, что эту книгу он впервые писал под присмотром жесткого внутреннего редактора (прежние были либеральны). Главное было продумано и не подлежало коррекции: он писал о стройке и энтузиазме, а не о бесчеловечных условиях, в которых трудятся люди, и не об их низком культурном уровне. Но внутренний редактор не слишком усердствовал, и при выбранном ракурсе в кадр попадали многие детали, годящиеся для совсем других повествований. Именно потому этот редактор и не мог гарантировать идеологическое качество продукции, а Эренбург не знал, напечатают книгу или нет (усердным внутренний редактор Эренбург так и не стал,
389
П2. С. 62.
25 января 1933 года Мильман была отправлена первая глава романа для публикации в «Вечерке» («Очень сомневаюсь, что подойдет, — писал он. — Только не резать! Я сижу все время над романом. Написал половину. Хочу кончить к концу марта» [390] ). Эта глава, написанная с эпической силой, дает человеческую панораму стройки, т. е. тот фон, на котором разворачиваются основные конфликты книги. В ней с непривычной для советской прозы тех лет прямотой и резкостью говорится о жестоких условиях стройки. Противники романа всегда охотно цитировали именно эту главу, подкрепляя обвинения автора в сгущении красок и преклонении перед стихийностью [391] .
390
Там же. С. 64.
391
Любопытно, что в тяжкие дни 1942 г., когда пропаганде требовались выстраданные, а не казенные слова о Родине и патриотизме, московский «Спутник агитатора» напечатал отрывок именно из этой главы «Дня второго».
8 февраля Эренбург сообщает: «уже перевалил хребет», а 20-го, узнав, что с публикацией первой главы, как он и опасался, возникли трудности, пишет: «посылаю Вам другой отрывок из романа. Он, к сожалению, менее общего характера, притом из середины. Но это, как будто, хорошие страницы. Я выбрал самое подходящее, если это не подойдет, проникнусь законным пессимизмом (не касательно Вас, а касательно романа) <…>. Я по-прежнему исступленно работаю. Через две недели закончу роман» [392] .
392
П2. С. 65.
Вспоминая работу над «Днем вторым», Эренбург рассказывал в мемуарах «Люди, годы, жизнь»:
«Почти каждый день ко мне приходил И. Э. Бабель
393
ЛГЖ. Т. 1. С. 628–631.
4 марта Эренбург хвастался Лидину:
«Я кончил роман „День второй“ о молодежи: Кузнецк, Томск. Сава
Второй отрывок, посланный Эренбургом Мильман, назывался «Письмо Ирины»; как и первый, он застрял в редакционном портфеле. 3 марта Эренбург написал своему секретарю:
394
П2. С. 69.
«Я посылаю Вам статейку „Парагвиана“ об эмигрантах. Кажется, весело [395] . Прошу оценить: три дня тому назад я кончил роман и тот час же написал для Вечерки статейку <…>. Но что же с моим вторым отрывком из романа? Думаю, что те затруднения, которые у Вас встали при первой главе, не могли встать при „Письме“. Жду от Вас ответа касательно этого. Вы понимаете сами, как меня волнует все, касающееся моего нового романа <…>. Роман мой кончен. Сейчас делаю последние поправки <…>. Роман уже переводят. Можете
395
Вечерняя Москва. 1933. 12 марта.
396
Сообщение появилось в «Вечерней Москве» 16 марта: «Илья Эренбург на днях закончил в Париже большой роман „День второй“». Это первая информация о нем в советской печати.
397
П2. С. 67.
Эренбург здесь пишет о переводе на французский, который уже готовился. Надеясь, что зарубежные издания романа и отклики прессы помогут «пробить» книгу в Москве, Эренбург 22 апреля обратился к Юлиану Тувиму с просьбой помочь издать роман в Польше: «К этому роману я отношусь с большой заботой, так как это, кажется, моя „основная“ вещь» [398] . Перевести роман на польский собирался поэт Владислав Броневский. Эренбург писал ему: «Я сам, не в пример многим другим моим книгам, люблю „День второй“, и мысль, что эту книгу переведет не ремесленник, но поэт, меня бесконечно радует» [399] .
398
Там же. С. 87.
399
Там же. С. 93.
Еще 9 марта Эренбург посылает Мильман две главы из романа, на сей раз для «Литературной газеты»: «Надеюсь, что для них это подойдет и они смогут напечатать: это скорее литературный материал, нежели газетный <…>. Рукопись романа я посылаю Гусеву [400] диппочтой» [401] . Конечно, «Литературная газета» главы придержала.
Но самое неприятное для Эренбурга стряслось с заведующим отделом печати ЦК ВКП(б) Сергеем Ивановичем Гусевым, решение которого могло сразу решить судьбу книги. Именно в те дни, пока книга шла из Парижа в Москву, Сталин снял Гусева и выслал его в Казахстан, где тот вскоре умер. В Москве рукопись лишилась адресата, и ее долго не могли разыскать. 27 марта Эренбург писал Мильман:
400
С. И. Гусев (Я. Д. Драбкин; 1874–1933) — старый большевик, один из политических руководителей Красной Армии, секретарь ЦКК, потом зав. отделом печати ЦК ВКП(б).
401
П2. С. 70.
«Я послал Гусеву диппочтой 11 марта рукопись моего романа. Сегодня я получил письмо, что Гусев не в Культпропе и не в Москве. Я очень встревожен: у меня нет сейчас копии рукописи. А Вы сами понимаете, как мне важно узнать поскорее об ее судьбе. Я не знаю, кто вместо Гусева. С рукописью произошло одно из двух: или ее отправили в Казакстан [402] Гусеву или пакет вскрыли и рукопись отдали заместителю Гусева. Вот это необходимо срочно выяснить — где теперь рукопись. Очень прошу Вас это сделать и присмотреть, чтобы рукопись попала куда надо, а именно к заместителю Гусева…» [403] .
402
Уже давно эта республика называется Казахстан.
403
П2. С. 72.
29 марта выяснилось, что рукопись без каких-либо указаний отправлена в издательство «Советская литература» (бывшая «Федерация»), Эренбург вспоминал: «Вскоре Ирина (дочь писателя. — Б.Ф.) мне сообщила, что рукопись вернули: „Передайте вашему отцу, что он написал плохую и вредную вещь“» [404] . Следом за «Советской литературой» от «Дня второго» отказалось издательство «Молодая гвардия». Книга было неортодоксальная, а ответственности боялись все.
404
ЛГЖ. Т. 1. С. 631, 632.