Обьект
Шрифт:
— Да — что скрывать — устал я. Но ведь я сейчас себя почти счастливым чувствую — знаю, сделал полезное дело. И буду продолжать этим заниматься. Вот отдохну немного и снова побегу листовки расклеивать.
— Так ты все триста листовок расклеил?
— Да… у-у-ф-ф…
— Все делал, как я тебя учил? Оглядывался, проверял, что никакой помехи нет?
— Всё именно так и делал. Никакой слежки не было.
— Ну, новичкам всегда везёт… В следующий раз, прежде чем в этот подъезд заходить, попетляй по закоулкам.
Отныне каждый день протекал для Эвана и напряжённо и однообразно —
Но какого же было его изумление, когда за порогом он увидел личного водителя Мэрианны Ангел. Тот расплывался в безукоризненной, белоснежной улыбке и говорил:
— Уважаемый Эван, Мэрианна Ангел снова хочет видеть вас…
— Да пусть эта…, - с яростью начал было Эван, и тут осёкся.
Он вдруг понял, что не испытывает к Мэрианне Ангел ни прежней романтической любви, ни недавней ненависти. И, право, за что он должен был её ненавидеть? Ну оказалась она совсем не такой, какой он ожидал. А почему, спрашивается, она должна была быть возвышенной, непорочной, любящей только его, Эвана? Она жила своей, обычной для Аркопольской киноактрисы жизнью, и ничего плохого Эвану не сделала. То есть, она, конечно, разрушила его светлую мечту, но и мечта то возникла только потому, что Эван был слишком глуп, наивен. Мэрианна же полюбила его молодое тело, и уже доставила ему немало приятных минут. Почему бы не повторить эти минуты?
Шофёр стоял за порогом и, улыбаясь, глядел на юношу. И Эван произнёс:
— Ну что ж — я согласен… Спускайтесь вниз… я скоро выйду…
Шофёр пошёл вниз по лестнице (лифт так и не починили), а Эван постучал в дверь к Шоколу Эзу. Тот открыл сразу же, спросил:
— Что — не пойдёшь сегодня расклеивать листовки?
— Вы слышали? — удивился Эван.
— Да, слышал. В нашем делу надо быть начеку…
— Я их расклею, но только потом…
— Ладно, ладно, не оправдывайся. Езжай к своей Мэрианне Ангел. Хоть ты и не этого искал, а всё же повезло тебе…
Не прошло и часа, как Эван стоял перед облачённой в жемчужное платье Мэрианной. На голове киноактрисы сияла широкополая шляпа. Глядя Эвану в глаза, Мэрианна сладостно прошептала
— Сними с меня шляпу…
Он покорно снял, и положил шляпу на край постели.
— Теперь сними с меня платье…
А на следующий день Эван снова расклеивал листовки. Только их было уже не триста, а шестьсот — приходилось работать и за прошлый, проведённый в объятиях Мэрианны день.
Эван наклеивал 456 листовку, и не мог избавиться от наважденья — ему казалось, что это не по листовке пальцами проводит, а по бархатистой, тёплой, ухоженной коже Мэрианны. Эван действовал уже невнимательно, не оглядывался по сторонам, не боялся законников. Ведь за эти дни он только несколько раз, да ещё издали видел патрульные машины законников.
И тут, на 456-ой листовке прямо на его ухом раздался возглас:
— Попался!
Ещё
Всё это заняло лишь долю секунды, и когда торжественно-злобное слово "Попался!" прозвучало-таки, Эван уже вырвался и уже нёсся по переулку. Но и переодетый в гражданское законник не собирался упускать добычу, за которую ему было поручено десять тысяч эзкудо.
Законник бросился за Эваном, набегу вытаскивая пистолет, стреляющий парализующим газом. Переулок делал резкий поворот, и Эван, обогнув этот поворот, животом врезался в мусорный бак. Из бака торчала ржавая железная скоба. Ещё не понимая, зачем он это делает, Эван выхватил скобу, развернулся. В то же мгновенье из-за угла выскочил законник. Эван даже не размахнулся — он просто резко выставил руки вперёд, и зажатая меж ними скоба впечаталась в лицо охранника. Эван не удержался на ногах, начал падать. Заряд парализующего газа шарахнул над его головой, тёмным облачком расплылся сзади.
Эван вскочил на ноги, и увидел, что законник лежит на асфальте и закрывает ладонью нижнюю половину лицу. Из-под ладони у него сильно текла кровь. В то же время законник поднимал вторую руку, в которой ещё был зажат пистолет. Эван ударил по этой руке скобой, и пистолет выпал, законник жалобно застонал…
Эван смотрел на своего противника, и видел его внимательный, изучающий взгляд.
— Не смотри! — крикнул Эван.
Законник опустил голову, прикрыл глаза. Но Эван знал, что противник уже запомнил его лицо, и при случае сможет его опознать. Что же было делать Эвану? Как избавиться от свидетеля? Конечно, самой простой выход — ударить со всей силы скобой по голове. Ведь не простой же человек перед ним стоял на коленях, а враг — один из тех, против кого боролось Сопротивление. И всё же Эван чувствовал беспомощность этого законника, и он не мог ударить его.
И поэтому просто отпихнул его ногой и бросился вон из переулка.
Вот оставшиеся 150 листовок, — этими словами Эван закончил свой рассказ, и выложил листовки на стол перед Шоколом Эзом.
Шокол Эз ничего не ответил, но выражение его лица было печальным, он смотрел через мутное окно на улицу, где ничего не менялось.
Когда молчание стало невыносимым, Эван спросил:
— Ведь я не правильно сделал, что не убил того законника?
— Да, это был неправильный поступок, — сдержанно ответил Шокол Эз.
— Но я не мог…
— Конечно, понимаю, пожалел. Но у нас тут не мирная жизнь, а война. В ближайшие дни ты на улицу выходить не будешь…
— Конечно, понимаю, — вздохнул Эван.
— Ничего ты не понимаешь, — сердито проговорил Шокол Эз. — Ведь и эта домашняя конспирация не поможет тебе, если он опознает в тебе одного из лидеров последней Гонки. Одна только надежда: судя по тому, как легко ты от него вырвался — законник этот ещё совсем не опытный. Так что сиди дома и не высовывайся — надейся, что на этот раз тебе повезёт.