Оберег для невидимки

Долгова Жанна

— Предмет моих мечтаний умирает, и никто ничего не может сделать. Я в полном отчаянии и в последней надежде вроде как прошу о помощи… какой-то артефакт. Знаешь, только сейчас вдруг вспомнила, что эта вещичка была со мной во всех снах. Странно…

— Ну и как? Помог?

— Помог. А вот потом… Счастье омрачилось какой-то страшной трагедией. Я хорошо помню лицо мужчины: в глазах боль и невыносимая мука, рот в беззвучном крике и протянутые ко мне руки. Жуть. Проснулась — сердце колотится, на щеках слезы. И чувство… Оно такое острое, что становится не по себе.

Будто меня вырвали из собственного сна, как из реальности, насильно, и я должна быть не здесь, а там, с ним. Будто моя жизнь, настоящая жизнь, не в этом мире, а в том.

— Дочь… — Алина Векшина села за стол напротив меня.

О, опять этот взгляд!

— Я знаю все, что ты сейчас скажешь, — перебила её, опережая отповедь, как вредно и опасно для молодого неокрепшего мозга прислушиваться к сомнительным чувствам, навеянным фантазиями взбудораженного событиями дня, и идти у них на поводу. — Все понимаю, но это сильней меня. Я не могу это прекратить. Не знаю как.

— Я очень надеюсь, что это скоро само пройдет, — вздохнув, сказала женщина, поднимаясь и ставя точку в этом неприятном для неё разговоре. — Ложись сегодня пораньше и будильник поставь. Завтрака не будет.

— Как это? — Вскинулась возмущенно.

— А вот так! Я в отпуске. Буду бессовестно дрыхнуть до обеда, — припечатала матушка.

Будильник не прозвенел, машина не завелась, маршрутка не ехала, а ползла — день начался погано! Я опаздывала, катастрофически опаздывала!

Широкая аллея через парк. Встречные граждане, такие же служаки и трудяги, бодро шагали с вдохновенными лицами, будто неся самих себя бесценных на производственные подвиги. Мягкие мокасины заботливо «обнимали» ступню, позволяя чувствовать комфорт и уверенность в беге. Мимо на скорости пронёсся велосипедист в бандане. Проводила его завистливым взглядом и поднажала на своих двоих.

Обогнав двух оживленно беседующих женщин и толстяка с портфелем, не снижая скорости свернула на боковую дорожку с выходом на улицу, застроенную офисными зданиями. Взгляд зацепился за пожилого мужчину в плаще. Он брел никуда не спеша и заложив руки за спину по направлению к скамейке. Бросилась в глаза его элегантная, из светлого фетра шляпа трилби на седой голове.

«Сейчас оступится и начнет падать…» — пронзила внезапная мысль, застав меня врасплох.

И тут старика действительно как-то странно повело в сторону. Неловко взмахнув рукой, он попытался переступить ногами для лучшей устойчивости, но только еще сильнее пошатнулся и, окончательно потеряв равновесие, стал заваливаться набок.

Замерла на миг в изумлении. Я что, это предугадала?

Подоспела вовремя, чтобы подхватить его под локоть, подставив плечо.

— Тихо, тихо, дедушка, сейчас дойдем, сядем. Голова закружилась? Сейчас, сейчас…

Продвигаясь маленькими шажочками, достигли лавочки. Дед, успев крепко ухватить меня за запястье, осторожно опустился на парковую скамейку и откинулся на реечную спинку.

— Спасибо, внучка, — с теплом в голосе сказал он, не торопясь отпускать

мою руку.

— Может, «скорую»? — Присев рядом, заглянула в лицо мужчине.

— Старость! — Он небрежно отмахнулся от предложения.

Минуты две мы просто молча сидели. Я — не зная, о чем говорить-спрашивать, а дедок — приходя в себя. Оставить его одного в таком состоянии не хватило совести.

Неожиданно старик встрепенулся и сухонькой морщинистой рукой как-то спешно и суетливо нырнул в карман своего видавшего виды бежевого плаща.

— Возьми, внученька, это, кажется, теперь принадлежит тебе, — сказал и вложил в мою ладонь потертый тонкий кожаный шнурок с блестящим желтым металлическим кругляшом размером с юбилейную десятирублевую монету.

Я сморгнула… Неожиданно сделалось дурно, меня замутило, повело, глаза закатились, с головы до ног обдало горячей волной. Тело безвольно повисло на руках старика. То, что произошло дальше, ничем другим, как озарением, прозрением назвать было нельзя. В сознании отчетливо замелькали картинки из моих снов. Удивительный кусок из жизни Анны Векшиной с момента такой же вот встречи с незнакомцем у этой лавочки и до последней минуты в чужом мире. Настолько яркие, будто только вчера испытала невыносимую боль расставания с дорогим сердцу человеком. Душа наполнилась горечью.

— Ну что ты, что ты… — Теплая сухая ладонь дедушки гладила по плечу. Ласковый голос утешал. — Вот тоже удумала, сознание терять. Испугалась? Вспомнила? Все вспомнила?

— Это было на самом деле? — Я не узнала свой голос — таким хриплым, надломленным он был. — Мы уже общались с вами… здесь, на этом самом месте?

— Общались.

Туман в голове медленно развеивался, но мысли при этом не желали собираться воедино.

— Вы кто?

— Хьюго Вуд. Слуга его сиятельства графа Морана. Ну, вспомнила?

— Воргул? — спросила и жалобно всхлипнула.

— Воргул, воргул, — с радостной улыбкой подтвердил старик.

— Я не понимаю… Господи… — схватилась за голову, — два года! Прошло два года! Я же не… ничего не помнила. Я думала, это просто сны. Меня водили по врачам! Мама до сих пор смотрит подозрительно, наверное, считает меня блаженной. Я запуталась. Перемещение во времени? Туда — обратно? А как же эффект бабочки и все такое?

— Глупости! Никем и ничем не доказанная теория, — отмахнулся дед слишком небрежно, как от чего-то нелепого. — Это все магия, деточка! И в твоем случае артефакт вернул тебя на Землю в твое прошлое с какой-то определенной целью. Подумай.

— Не знаю… — протянула с сомнением, — звучит невероятно, но я склонна вам верить. Значит, было что-то. Мне даже в голову не приходит, что это может быть.

— Твое самое большое желание.

— Хох, их столько! Хотя… После инфаркта у мамы — её здоровье было главной заветной мечтой. Вы думаете…

— Очень даже вероятно.

— Да, но она до сих пор больна.

— Но жива!

У меня от сказанного по спине мороз побежал. Нет, нет, ни думать, ни верить не хотелось в эту страшную вероятность.