Оберегая Коннора
Шрифт:
Так что делай то, к чему тебя готовили. Выживай. Сделай все возможное, чтобы вернуться после каникул в Хогвартс, в Годрикову Впадину и к Коннору. И постарайся простить себя за то, что вынужден сделать для этого.
Гарри встретился глазами с Люциусом и произнес:
– Мистер Малфой, я принимаю ваши извинения. Однако настаиваю на том, чтобы впредь вы спрашивали моего разрешения, прежде чем накладывать на меня чары. Вы можете воспринимать меня как сына грязнокровки и чистокровного мага, которому посчастливилось получить полное чистокровное воспитание от отца и Сириуса Блэка. – Он заметил судорогу
Долгое время Люциус изучал его. Гарри ждал. Он не сожалел ни об одном признаке отвращения или вспышке шока в холодных серых глазах Малфоя, когда Гарри назвал свою мать грязнокровкой. Конечно же затевая этот танец, Люциус предполагал подобный ход – Гарри должен был ответить как чистокровный волшебник - но должно быть он не был готов к тому, что Гарри так поступит.
Гарри вздохнул про себя. Коннор так не поступил бы. Он защищал бы честь семьи и с гордостью произносил бы имя своей матери. Мне жаль, что я не могу поступить так же. Только если бы я захотел подвергнуть свою жизнь опасности, я мог бы так сделать.
Но я не могу. Моя жизнь мне не принадлежит. Я должен посвятить её защите Коннора. Моя уверенность в этом поможет мне пережить каникулы и вернуться к брату.
Наконец Люциус кивнул, а затем расслабился и кажется впервые его ледяная маска немного оттаяла.
– Прошу вас, присаживайтесь, - сказал он, указывая на кресло перед камином. – Клянусь, что единственные чары, наложенные на этот стул, способствуют его удобству.
Гарри кивнул, пробормотал «спасибо» и прошел к камину. Кресло было узким, твердым и высоким. Когда Гарри сел, его ноги не достали до пола, но он это проигнорировал. Если бы он пожаловался, то достигнутое преимущество перешло бы к Люциусу.
– Поскольку сегодня Рождество думаю, глинтвейн будет уместен, - произнес Малфой и взмахнул палочкой. Появились два кубка с напитком. Малфой предложил один кубок Гарри, а затем расположился в таком же кресле напротив.
– Вы можете произнести тост, мистер Поттер.
Гарри не колебался. Слишком долгие паузы в танцах также воспринимались как слабость.
– За то, чтобы выжить, - произнес он и сделал глоток. Глинтвейн неприятно обжег его гортань, и Гарри не смог удержаться от мысли, что напиток мог быть отравлен – хотя со стороны Люциуса было бы глупо отравить его сейчас, когда Гарри все еще находится под защитой древнего закона гостеприимства. Гарри был также твердо уверен в разумности и осторожности своего врага, как и в его способности отравить его, поэтому он сделал три полных глотка, прежде чем опустить кубок на колени. Пряный напиток согрел его руки лучше, чем пылающий в камине огонь.
Люциус потягивал свой глинтвейн. Его глаза продолжали неотрывно следить за Гарри. Через мгновение он откинулся на спинку кресла и сказал:
– Я видел, что вы обучались долго и упорно. Необычно наблюдать владение беспалочковой магией в столь юном волшебнике, не считая тех трудных и полезных заклинаний, что вы изучили. Скажите мне, мистер Поттер, зачем вам это? Ведь вы всего лишь брат Мальчика-Который-Выжил. Темный Лорд пал, у вас есть родители и наставники,
Гарри сохранял бесстрастное выражение лица. Если Люциус не собирался касаться того, как он получил эти сведения, то он тоже не будет на этом зацикливаться.
– Я не верю в почивание на лаврах, мистер Малфой, - ответил Гарри, отпивая глинтвейн, - Я полагаю, что Темный Лорд восстанет снова. И мы должны быть готовы к тому, что это рано или поздно произойдет.
– Ах, - прошептал Люциус мягко, - тогда ваш брат, Мальчик-Который-Выжил, готовился так же упорно как и вы?
Каждый раз, когда Малфой произносил имя Коннора, Гарри чувствовал будто его внутренности режут тупым ножом. Но он старался не обращать на это внимания. В таких танцах Гарри был еще посредственным танцором. Он должен быть осторожен, чтобы уберечь Коннора. И, добавил он про себя, Люциус не может доподлинно знать, что Коннора воспитывали иначе. Он увидел недостаточно воспоминаний, чтобы сделать такой вывод.
– Его образование соответствует моему, - ответил Гарри.
Глаза Люциуса загадочно мерцали, но Гарри не мог сказать, какие эмоции они скрывали. Они в тишине продолжали потягивать глинтвейн.
– Мой сын много рассказывал о вас, - сказал Люциус. – Когда я читал его письма, то был удивлен. Поттер в Слизерине? Поттер охотно дружит с Малфоем? – он улыбнулся, но на сей раз улыбались только его губы, поскольку глаза снова стали холодными. – Скажите, мистер Поттер, почему вы стали другом моего сына?
Это – отец, защищающий своего ребенка, подумал Гарри, и инстинктивно почувствовал себя более удобно, находясь рядом с Малфоем, способным на такие чувства, в отличие от тех моментов, когда тот выглядел как ледяной чистокровный волшебник. В такой момент Гарри будет гораздо легче вывести оппонента из равновесия и сместить баланс в свою сторону при необходимости, и Гарри решил, что лучший способ сделать это – говорить чистую правду.
– Скорее это Драко подружился со мной, а не наоборот, - сказал он. – Я просто не хотел оттолкнуть его. И я уверен, что он писал вам о своем долге жизни ко мне и о том, как он хочет его исполнить.
– Да, конечно, - ответил Люциус, - но он о многом умолчал. Например, о том, как именно возник этот долг, или о том, каким образом вы спасли ему жизнь.
– Долг жизни – слишком личное для нас обоих, - пробормотал Гарри, - это очень древняя магия. Думаю, именно честь является сутью тех ритуалов, что мы наделяем мистической силой.
Люциус искренне улыбнулся в ответ на это и сделал глоток глинтвейна с кратким жестом в сторону Гарри. Мальчик подумал о том, какие эмоции вызывает в нем эта непростая беседа, и снова поймал себя на том же самом удовольствии, которое он уже успел ощутить с первого дня пребывания в мэноре. Люциус был Пожирателем Смерти, который пойдет на все, чтобы навредить Коннору или доставить его к Темному Лорду. Но также на него можно было рассчитывать, оставаясь в определенных рамках - жестко ограниченной клетке условностей, при условии мирного сосуществования, а не битвы. Эти жесткие рамки позволяли возникнуть вот таким моментам взаимного уважения и восхищения. Гарри понимал, что рано или поздно отношения между ним и Люциусом станут напряженными, но сейчас они прекрасно взаимодействовали.