Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
— Надо будет тебя заставить самой выносить и родить, — сказал я, — тогда ты узнаешь, что такое настоящее материнство. Это ведь будет твоя частичка, она будет питаться тобой, потом ты будешь кормить её своим молоком, вот из этой прелестной грудки, будешь испытывать огромное счастье, каждый раз, взяв родное дитя на руки.
— Ты так рассказываешь, как будто прошёл через это, — прошептала Катя мне на ухо.
— Счастье отцовства сродни материнскому, Катюша, поверь мне.
— Когда
— Когда мы её получим? Какой нам определили срок? По количеству, или по времени?
— Девять месяцев, до полного созревания и развития нашего плода.
— Сколько уже прошло? Несколько часов? Или уже день? Прости, я спал.
— Тоничек, мы выдержим, милый мой, родненький. Надо бы и о людях подумать, они законсервированы там, понимаешь? Их жизнь течёт по кругу, только они не понимают этого. Живут вечно, сотни раз проживая одно и то же!
— Как же наше с тобой появление? Ничего не нарушило? Мы же не будем постоянно к ним входить?
— Этот случай просто сотрётся, как ненужный, со временем.
— Мы там всё равно ничего не изменим.
— Зато дадим жизнь миллионам! Представь, целые планеты заселят, благодаря нам.
— Начнут воевать, любить и ненавидеть…
— Да, Тоник, жить! С кем ты хотел бы остаться? Я бы хотела с Сахами. Ты знаешь, это сатиры!
— Сатиры? — удивился я.
— Ну да! Они такие отзывчивые, добрые!
— Да, особенно Уран.
— Ну, говорят, в семье не без урода. А он сошёл с ума от любви.
— Юлик его и раньше не любил.
— Тоник, а твои родственники, славяне? Они ведь тоже разные. Не может быть народа, состоящего из однородной массы!
— Ладно, уговорила. Что там, в Родовой камере? Приняли мои гены?
— Приняли, Тоник, — вздохнула Катя, — Только нам надо вернуться. Помочь твоим предкам.
— Ты же говоришь, у них всё замкнуто, нельзя нарушать порядок. Вдруг сломаем что-то?
— Надо, Тоник, я чувствую, что надо.
— Катя, давай о делах потом? Когда тебе уже будет невмоготу?
— Давай, Тоничек! — засмеялась Катя, — В пятнашки?
Близнецы.
2. Как мы ходили на покос.
Папа разбудил нас, когда ещё было темно. Катя лежала с краю, никак не хотела вставать, поэтому папа взял её на руки, и вынес из комнаты, сказав мне, чтобы я не задерживался.
Зевая изо всех сил, и сшибая углы, я вышел на двор, где мама уже выгоняла скотину на улицу.
Папа умывал Катю холодной водой, а я побежал в сад, ёжась от утренней свежести.
На обратном пути решил освежиться в душе. Как ни странно, вода показалась мне тёплой.
Услышав пыхтение, крикнул:
— Катя!
— Ну что? — недовольно
— Я полотенце забыл…
— Сходи, — уже язвительно ответила сестра.
— Я мокрый и голый.
— Подумаешь! Ладно, сейчас принесу, — Катя убежала, скоро вернулась:
— Давай скорей, я тоже хочу, а то засыпаю на ходу.
Я быстро вытерся, и уступил душ сестрёнке.
— Как водичка? — спросила она меня.
— Как парное молоко! — не кривя душой, ответил я. Катя открыла воду, и до меня донёсся её визг.
— Ну, Котище, попадись ты мне! Всю воду вылил, тёплую!
Улыбаясь, я пришёл на кухню, где папа уже ставил на стол большую сковородку с жареной картошкой.
— Что там за вопли? — спросил меня папа.
— Катя купается, — засмеялся я.
Скоро прибежала девочка, села рядом со мной, пихнула меня плечом, я её.
— Не балуйтесь за столом! — прикрикнул папа.
— А чё Кот всю тёплую воду вылил?!
— Нечего было спать. Катя, мама предложила тебе остаться дома… — Катя тут же надула губки.
— Тяжело на покосе будет.
— А Костя? Ему не тяжело?
— Ты девочка.
— Не останусь, на покос хочу.
— Ну и хорошо, там работы много. Но смотри, пешком пойдём, а то автобус, то ли будет, то ли нет, пока дождей нет, надо успеть собрать сено, а то намокнет, перепреет, коровка будет плохо есть. Я взял отгулы специально.
Мы согласились с папой, пойдём пешком.
— После обеда Витя обещал приехать, если отпустят.
— Витя?! — воскликнули мы, с восторгом. По старшему брату мы сильно соскучились, он жил в Ливадии, работал на заводе, приходил в гости очень редко, зато всегда приносил с подарки для нас, долго носил, обоих, на руках, счастливо смеясь. Он был очень сильный, наш самый старший брат. Мы всегда радовались его приходу. А ходить к нему в гости одним нам ещё не разрешалось.
Покушав, мы оделись по-походному: надели видавшие виды шорты, футболки, на ноги разбитые кеды. Папа взял большой рюкзак с консервами, хлебом, и всем остальным, чтобы сварить суп. Мы шли налегке.
Вилы и грабли уже были отнесены на покос. Итак, мы вышли.
Мы уже идём по бесконечной дороге, идущей вдоль Лебяжьего озера. Слева от нас тянется пустынный песчаный пляж, за ним синеет море. Впереди дорога встаёт стеной: там подъём.
Интересно, думаю я, как мы там пройдём? Однако, подойдя к «стене», с удивлением вижу, что подъёма почти не видно, очень полого дорога уходит вверх.
Иногда мимо нас проезжают машины, обдавая клубами пыли. Никто не останавливается, автобуса тоже нет. Идти довольно утомительно, но мы с Катей не унываем, потому что вдвоём, нам весело.