Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
— Да, — вздохнул я, — надо было намотать косу на кулак, и всыпать розог по заднему месту, только я не самодур, женщина, она тоже человек.
— Где ты только таких слов набрался! — покачал головой Микула, — Впрочем, твоё дело, значит, поделом тебе.
«Может, и поделом», — подумал я, ожидая Катю. Что она там? Успокаивает своего… Целуется?
Катя вышла, взяла меня за руку, и повела в сторону бани.
— Там стол накрыт, Лада! — крикнул вслед Микула, — Я сказал, никому пока не входить!
Встречные дружинники
Когда остались одни, Катя сказала:
— Хорошо, что завтра уезжаем, не жить нам здесь, в каждом парне ты видишь врага.
— Так оно и есть. Они не видят меня, когда ты рядом, каждый хочет тебя!
Катя вздохнула:
— Я поняла. У меня есть сабля.
— Ну и что? — не понял я.
— Можно сделать обряд и саблей, мне казалось, что ты что-то понял, теперь вижу, что ты лучше убьёшь меня, чем кому-то отдашь. Так что…
От её слов у меня побежал мороз по коже.
— А если хочешь, вернёмся, я ничего не буду делать. Посмотришь, что со мной произойдёт, и сам, из милости, зарежешь.
— Катя… — Катя спокойно стала раздеваться. Я тоже стал вылезать из скафандра, понимая, что опять повёл себя, как ревнивый мальчишка. Ну что Катя сделала плохого? Вылечила больного парня, который, кстати, пострадал из-за меня, успокоила его, может быть сказала, что любит только своего мужа.
— Кать, что ты ему сказала? — спросил я, входя в мыльное отделение, после того, как старательно упаковал свой скафандр.
— Ничего.
— Катя, ты должна быть снисходительна к своему мужу, мне ведь больно.
— Зато мне легко и весело! Себя успокаивай, тебя успокаивай, ещё всяких придурков приводи в чувство! Я что? Железная?
— Что ты, Катя? Железо разве столько выдержит?! — Катя обернулась, посмотрела мне в глаза своими огромными тёмными глазищами, и я забыл про всё на свете. Я обнял свою жену, крепко поцеловал, задрожав от желания.
— Мы будем мыться? — засмеялась Катя.
— Не знаю, — растерялся я.
Мы ужинали в одиночестве. Мне вдруг стало не хватать ребят, с которыми мы всегда здесь чесали языки. Вольха постоянно нас развлекал, неплохо играл на гуслях и пел.
«Клянусь в вечной дружбе!», — сказали мы друг другу.
— Тоник, ты чего? — спросила Катя.
— Да так. Вольху вспомнил, скучно без него, — Катя удивлённо посмотрела на меня.
— Ну что ты смотришь? Мы же дружили, интересный он человек, для своего времени.
— Давай, устроим прощальную вечеринку, как прежде? — предложила Катя.
— Давай! Может, угостим ребят космическим сухим пайком? — Катя заразительно засмеялась:
— Ты знаешь, после надоевшей свежины, съедят за милую душу!
Выйдя из бани, мы разыскали Микулу, и предложили собраться, перед нашим отъездом.
Начальника заставы обрадовало наше решение. Он сказал, что в нашей
Тогда мы прошли в свою уютную светёлку, где было чисто прибрано. Наше оружие было красиво развешено над нашим ложем, куда сразу захотелось завалиться.
— Тоник! Тебе мало? — смеялась Катя.
— Мне всегда мало! — отвечал я, целуя свою любимую.
— Надо гостей встречать, давай посмотрим, чем мы богаты?
Мы извлекли из рюкзаков интересные консервы. Были они крохотные, занимали мало места, помещаясь в небольшой пластиковой, как мне показалось, коробочке, но, стоило их вскрыть, на тарелку вываливалось нечто, несопоставимое с объёмом баночки.
— Что это? — удивился я, разглядывая кучу жареного мяса.
— Космический сухой паёк! — смеялась Катя, — Зачем ты вскрыл, не читая? Вот, смотри написано: «Икра красная», вот здесь написано, какой выход, вот «Крабы», «Курица».
— Живая?
— Ты знаешь, — серьёзно ответила Катя, — бывает и живая! Кстати, баночки не выбрасывай, весь секрет в них, это контейнеры малого объёма, тоже найдено космоархеологами, потом доработано нашими учёными.
— Здорово! Какие самые большие объёмы здесь помещаются? — поинтересовался я.
— Это всё зависит от баночки. Видишь, дно? Чем толще, тем больше можно вместить продуктов. Здесь написано, сколько чего можно положить.
Я озадаченно посмотрел на Катю.
— Тоник, это высшая физика, я не очень в ней смыслю, что-то, связанное с теорией поля и пространственным карманом, а в донышке — генератор поля, которое искривляет пространство. Хочешь, засуну всё это обратно? Потом высыплю горячее?
— Мм-м…
Катя взяла ложечку и переложила из тарелки всё мясо в баночку. Баночка была маленькой, в такой обычно помещалось пятьдесят грамм. Сейчас же Катя сложила туда не меньше килограмма мяса.
— Я думаю, не стоит доверчивым ребятам показывать такой фокус, — задумчиво сказал я, — а то ещё поверят, что мы Катя и Тоник, а не Лада и Ратибор.
— Да, тогда не пошлют в город, — согласилась Катя.
— Кать, ты можешь сказать, что там, в городе?
— Не знаю. Что-то, или кто-то, сильно тянет меня туда, — в это время постучали в дверь, и Микула пригласил нас к себе.
— Тоник, давай, сначала посмотрим, что у них на столе, потом постараемся удивить?
— Давай! — улыбнулся я, потому что сам не знал, что у нас в пайках.
Когда мы вышли, в горнице уже собрались дружинники. Не скрывая радости, они все встали, приветствуя нас. Мы даже смутились.
— Вот видишь, Тоник… то — есть, Ратибор, как они нам рады, не только мне.
Стол ломился от закусок, мы не знали, чем удивить ребят. Правда, беспокоило открытое мясо, зачем пропадать продукту? Я шепнул Кате, но она отмахнулась.