Обещание
Шрифт:
— Да. Она сказала мне. — Я поставила свою тарелку на кофейный столик, сказав: — Принесу вилки и салфетки.
— Салфеток нет, детка. Бумажное полотенце.
Да. Верно. Он был парнем. Конечно, он не стал бы заморачиваться на салфетки.
Я вернулась, вручила ему вилку, нож и порцию бумажного полотенца и только уселась обратно с тарелкой в руке и чипсами наготове, как он спросил:
— Твой бывший домовладелец здесь, наверное, отпустил тебя не с легким сердцем, ты нарушила условия аренды?
Именно тогда я поняла,
Я поставила тарелку на колени и начала резать сэндвич.
— Фрэнки?
Отрезала кусочек и положила его в рот.
Так вкусно.
— Франческа.
Услышав мое полное имя и то, как он его произнес, я посмотрела на него.
— Он вылил на тебя достаточно дерьма, — заявил он как факт, судя по выражению моего лица. Затем выражение его лица стало пугающим. — Он все еще не оставил тебя в покое?
Я прожевала, проглотила и пробормотала:
— Ум…нет.
— Требует неустойку, — предположил он.
Я снова посмотрела в свою тарелку.
Ему не понравилась моя тактика, ведения разговора, я поняла, когда он снова выдавил:
— Фрэнки.
Я посмотрела на него и быстро сказала:
— Я позвонила Сэлу.
Его лицо сразу нахмурилось, и он потребовал:
— Скажи мне, что ты этого не делала.
— Не потому…, чтобы… э-э, получить поддержку от него или что-то в этом роде. А чтобы попробовать, сможет ли кто-нибудь из его адвокатов вселить в моего арендатора страх Божий. Ну, смогли … сработало.
— Вселить в арендатора страх Божий — значит получить поддержку от Сэла, Фрэнки, — сообщил мне Бенни.
Я промолчала.
Хмурый взгляд не изменился, когда Бен спросил:
— Ты что, с ума сошла?
Это был сложный вопрос.
— Детка, — отрезал он, когда я не ответила.
— Он собрался через суд снять деньги с моей кредитки, Бенни, — сказала я в свою защиту.
— И ты наняла адвоката мафии, чтобы угрожать своему бывшему арендодателю?
Я склонила голову набок в знак своего невербального согласия.
— Ты не будешь в долгу перед Сэлом, — тихо сказал Бен.
— Сэл сказал, что для меня это халява.
— Сэл никогда не делает «халяву», и ты это прекрасно знаешь. Ты не будешь его должником. Ты ни за что не должна быть его должником. И если бы у меня был выбор, ты бы не имела с ним ни хрена общего.
— Он член семьи, Бенни, — тихо напомнила я ему, потому что в случае Бена Сэл как раз был фактически его кровным родственником.
— Он социопат, Фрэнки, — ответил он.
С этим, вероятно, нельзя было поспорить.
Хотя Сэл казался очаровательным человеком.
Я решила не высказывать свое мнение Бенни.
И вернулась к еде, предположив:
— Может нам не стоит говорить о Сэле.
— О, мы как раз поговорим о Сэле, — заявил Бен, и я оглянулась на него с чипсом в руке. — Только не сейчас. Он не является главным приоритетом.
Внезапно мне захотелось
— Не смотри на меня так испуганно, — сказал Бенни, теперь мягко, и я сосредоточилась на нем, его тон отразился на лице. — Мы едим, наверстывая упущенное. Просто наслаждаемся едой и разговором. Важными тяжелыми проблемами можем заняться позже.
— Я предлагаю в следующем феврале заняться тяжелыми проблемами, — пробормотала я пакетику с чипсами.
— Тогда ты все еще будешь со мной, детка, я готов согласиться, — сказал мне Бенни.
Я с надеждой оглянулась на него.
— Но, просто хочу сказать, — продолжил он, — это может быть нездорово.
И мои надежды рухнули.
— А теперь просто ешь, милая, — настаивал он. — И скажи мне, нравится ли тебе твоя новая работа. Расскажи о своей новой квартире. А я расскажу тебе, как Чикаго пережил настоящее землетрясение, устроенное ма, когда Мэнни подарил Селе бриллиант, который она так хотела от «Тиффани», а не фамильное кольцо тети Мэри, которое, даже я парень, не разбирающийся в ювелирных украшениях, понимаю, что оно — настоящее уродство в заднице.
Я хихикнула, глядя на Бенни.
Затем отправила чипс в рот.
После этого рассказала ему о своей работе, о своем новом месте жительства и слушала его рассказ о его семье.
* * *
— Я много езжу по работе, — заявила я.
Это было после ужина и после минимальной уборки, самой утомительной частью которой было отнести все чипсы обратно на кухню. Мы с Беном вернулись на диван, но устроились по-другому.
Я — на спине, а Бен — на мне.
Как только он устроил меня в такое положение, я решила, что хотела бы жить, дышать, спать и есть в таком положении, если смогу.
— Я понял, ты живешь в Браунсбурге и приезжаешь сюда, — сказал Бен с усмешкой, его руки, как они делали с тех пор, как он уложил меня на спину, блуждали.
— Я хочу сказать, что обычно я уезжаю по крайней мере раз в две недели. Я набираю мили для часто летающих пассажиров.
Это превратило ухмылку в улыбку.
Я потеряла его улыбку, когда он опустил голову, чтобы его губы могли коснуться моей шеи, где он пробормотал:
— Звучит многообещающе.
— Да, — тихо сказала я, решив, что мне не нравится, когда мои руки лежат на его спине поверх футболки.
Я запустила их под его футболку, затем вверх по коже.
Лучше.
— Что у нас на завтра? — спросил он мне в шею.
— Две встречи, — ответила я ему на ухо. — Потом я должна была лететь обратно. Но моя секретарша перенесла рейс на воскресный.
— Превосходно, — пробормотал он.
Я замолчала, когда его блуждающая рука прошлась по моей заднице.
Но мой разум застыл, когда он прошептал мне в кожу:
— Что тебя так напугало?
Я понимала, о чем он спрашивал, и испугалась, потому что у меня не было ответа.