Обещание
Шрифт:
Бенни Бьянки, хозяин дома, наблюдает, как его женщина готовит.
Почему это было так горячо?
— «Принглз», — ответила я, затем повернулась обратно и схватила металлическую ложку, помешивая. — У нас будет не запеканка с тунцом. У нас будет сырная, хрустящая запеканка из тунца с прингловой начинкой а-ля Фрэнки.
— Если бы я знал о хрустящем верхе, не стал бы ворчать.
Я оглянулась через плечо, взглянув, не издевается ли он надо мной, ухмыльнулась ему, когда заметила, что говорил он вполне серьезно.
Мужчина,
Мне это понравилось.
Безумие в этом было то, что я думала о запеканке из тунца, а это означало, что я официально вошла в зону женской влюбленности, зону, которая сводила женщин с ума.
Поскольку я уже была слегка сумасшедшей, это было опасное для меня место.
Словно прочитав мои мысли, что я сумасшедшая, Бен сказал:
— Три недели.
Сначала я не поняла, поэтому оглянулась и спросила:
— Что?
— Ответ на твое «не знаю».
Вот тогда-то я и поняла.
Я перестала размазывать «Принглз» с сыром и, взяв ложку в руку, повернулась к Бенни и спросила:
— Мы можем поговорить об этом, когда поставлю запеканку в духовку?
— Ты понимаешь, что я влюблен в тебя? — вдруг спросил он в ответ.
Я подумала о четырех оргазмах, которые у меня были за сегодня, и медленно ответила:
— Э-э… да.
— Хорошо, что ты это понимаешь. Ты понимаешь, что ты мне нравишься?
Мое дыхание стало прерывистым.
Но мне удалось выдавить:
— Да, Бенни.
— Хорошо. Поэтому ты должна поделится со мной тем, что поняла тогда о себе, что было важно для тебя. Ты расскажешь мне и, чтобы это ни было, для меня это тоже будет важным. Я дал тебе время. Я могу дать тебе еще десять минут, детка, о чем я прошу, так это о том, не вынуждай меня вытягивать из тебя свое открытие клещами.
Он хотел сказать, когда я взбесилась, мы потеряли тогда то, чем наслаждались за несколько часов до моей истерики и даже будучи не вместе за недели до этого. У меня не было причин объясняться перед ним в своем дерьмовом поступке, который разлучил нас на несколько месяцев. Тогда я случайно поняла часть этой причины. И ему нужно было сказать эту причину, чтобы он имел хоть какую-то надежду, что я пытаюсь разобраться в дерьме, засевшем во мне, что больше так не поступлю.
Я заставила его долго ждать.
Ему это надоело.
Выслушав его, я выпалила причем молниеносно, одной фразой:
— Никому никогда не было дела до того, где я была и чем занималась в юности.
— Ты сказала, я понял, что почти это уже знал, — ответил Бен.
Я набрала в грудь воздуха и повернулась обратно к «Принглз».
Смущенно произнесла:
— Такова была моя жизнь. Я никогда не задумывалась об этом, пока ты мне не сказал по телефону, что беспокоишься обо мне.
— Хорошо, — заявил он, когда я замолчала. —
— Из этого следует, что поскольку у меня никогда этого не было, следовательно, у меня нет определенной подготовки, чтобы воспринимать заботу другого человека и многое другое, как вполне нормальную вещь. Я не совсем хороша в этом.
— Хороша в чем?
— Во всем, — прошептала я в миску, затем увидела, что вода в кастрюле с лапшой вот-вот закипит, поэтому подошла к плите и убавила огонь.
На обратном пути столкнулась с Бенни.
Его руки легли мне на бедра, я запрокинула голову, глядя на него.
— Ты же знаешь, что это чушь собачья, верно? — тихо спросил он.
— Мозгами, может быть. Но сумасшедшая Фрэнки, которой я, так уж случилось, являюсь, не знает.
— Давай, вернемся немного назад, — заявил он. — Ты встретила мужчину, в которого влюбилась, переспала с ним и находилась рядом с ним, когда он решил связать себя с мафией.
Я сжала губы.
Бенни продолжил.
— Однако, несмотря на то, что твой муж был в мафии, ты продолжала жить своей честной жизнью, несмотря на то, что находилась рядом с ним.
Я разжала губы, чтобы напомнить ему:
— Я уже призналась тебе, что отказалась от Винни, хотела его бросить.
— И это разве плохо? — вернул он.
— Нам обязательно снова затрагивать эту тему?
— Я не знаю, но можем нам обязательно? — Он сделал ударение на «нам».
— Она сбежала, — заявила я, и брови Бена сошлись вместе.
— Не понял, повтори.
— Ма. Она сбежала, — сказал я ему. — Неоднократно. От папы. От других мужей. Бойфрендов. Каждый раз по-разному, но это длилось долго, очень долго, когда она бросала своих детей.
— Продолжай, — убедительно произнес он.
— То же самое и с папой. Женщины приходили, женщины уходили.
— И?
— Никаких связей. Никаких корней. Ничто не останавливает.
— Я пытаюсь поймать суть, милая, но не улавливаю.
— Этому я научилась. Вот так меня воспитывали. Этот путь я знаю.
— Черт, — прошептал он, наконец, поняв мои слова.
— Ага, — ответила я.
Он произнес:
— Так вот почему ты надирала задницу, столько времени пытаясь отговорить Винни, не в состоянии решиться и бросить его.
— Я не хотела быть похожими на них.
— И ты думаешь, что сделаешь то же самое со мной?
Я покачала головой, сказав:
— Не знаю. Возможно.
— Тебе нужно все как следует обдумать, милая.
Я не понимала, что он имел в виду, поэтому спросила:
— Что обдумать?
— Во-первых, твои предки, они были дерьмовыми родителями. Я знаю, что они твои родители, детка, но факты говорят, что как люди они дерьмовые.
— Бен… — начала я, но он не закончил, поэтому продолжил.