– Оттого, мой хороший, и жаль,что в конце бесконечного лета(а сейчас я с тобой говорю – у кровати – из тьмы и огня),ты был круглым солнцем моим и моим беспощадным ветром,и единственным страшным цветком, раскрывавшимся —для меня.
НЕБЕСНАЯ ЛИСА УЛЕТАЕТ В НЕБЕСА
(начало небольшой поэмы)
Если лечь ногами строго на юг – то приснится тебе Санкт-Петербург.
Если лечь ногами спать на восток – то приснится тебе Владивосток.
Ну а ляжешь спать на север головой —
то придет к тебе пустынный прибой.
А придет к тебе пустая полоса —
значит, дом твой улетел в небеса.
1.
Если где он и есть – этот странный летающий дом,с занавеской и ветром в кровати, – лихой и горбатый,то он был только там, где мы спали с тобою вдвоем,как
с отцом, как с сестрой, как с лисой, как с собакойи с братом,через стенку с Васильевной Анной (соседкою) – в сердцемоем.– Я тебя не отдам, – говорил, – я тебя никому не отдам,в белых брюках твоих: ни грохочущим грузовикам,ни случайности глупой, ни смерти, ни сожравшим твоймозг лопухам,а вот девочке – с нежною шеей и именем Аня —отдам.Только слишком уж явнолиса усмехнулась – в усы,только были у нашей лисы два хвоста невъебенной красы,только слишком уж крупная рана – на шее у Ани цвела,а сегодня Васильевна Анна – соседка – во сне умерла.– Ты заметил, как слишком по-русскивсю жизнь тосковала лиса? —Улетает сегоднялисица твоя в небеса.
2.
............................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................Не знаю, война не война, сон не сон, бог не бог, илипросто так было надо,но сходили, называется, за хлебушком – а ведь спали,никому не мешали(я голышом в одеяле, собака на одеяле:и ведь даже ни в Тбилиси, ни в Цхинвали).И вдруг раскололся дом.То ли ударило НАТО, то ли взорвался газ.Я-то проснуться успел, но спала, как убитая, такса.Разлетелись на пять кусков света, и вот уже – нету нас....смерть не смерть, дым не дым, рай не рай, ад не ад, домне дом.Каждый летит один, каждый думает о своем.
3.
Собака летит в небеса, не проснувшись, и сновидитсладкую думу:хорошо я устроилась – не зовут меня на притравку,на охоту не тянут – чтоб лису пошугать, погонять,а то схватит лисица меня,понесет, как слюнявый тапок(за синие горы, за темные реки, за смеркающиеся леса),буду я в лисьих зубах болтаться, как мертвая тряпка,мордой своей по ромашкам, летящим навстречу, стучать...Я же лечу и думаю: вот порвали мне, суки, шавку,где же теперь я буду Чуню мою искать?– Ведь любил я тебя, моя Жучка, мой Мухтар, Белый клыки Барбос,за то, что так сладко и чудно – все в тебе и сплелось,и срослось,за глупые взгляды, и трусость, и за ухо твое – на бегу,а за мертвые раны и брюхо я тебя не люблю (не могу).Что я буду – понимаешь – представлять?Ухо к носу, лапы к брюху приставлять?Как тебя окучивать? —Хвостик в попу вкручивать?Для взлетевших в нашу дальхвостик – лишняя деталь.Руки – на юге,Уши – на севере...Как же мне тебя любить,чтобы мне поверили?В общем, война не война, сон не сон, смерть не смерть,жизнь не жизнь, дым не дым.Каждый летит в пустоту, каждый думает, что любим.
4.
(К слову сказать, мне всегда казалось, что в любом стихотвореньи, в самом важном слове есть какой-то лишний слог. Например, вот слово «столтворенье» (беру от фонаря, с потолка). В уме, в подглазной тьме оно слышится именно так. А вытянешь всю строфу на бумагу: и понятно, что надо писать «столпотворенье». Лишний слог – это «по». По-временить, по-любить, по-вы-по-ласкивать. И ты все, конечно, потом переделаешь, заменишь это слово на близкое или подвинешь другие – и все вроде бы хорошо, но ты-то знаешь: что там, в тумане, в твоей голове, на ничейной полосе, в небесной какой-то параллельной стихотворной России лежала и лежит настоящая строфа, – та, с лишним слогом. Которого как будто не слышно. Которого – просто – нет. А здесь – есть. Потому что не бывает на русском языке нужных слов. И слог «по» – это тоже лишняя деталь. Все как и было обещано.)
Как мы станем умирать, умирать,мы пойдем друг друга на небе искать,голубками толстенькими по небу лететь(у меня в зобу – веселая жизнь, у тебя во рту – веселая смерть),а в масштабе – как Россия и Польша:ты поменьше голубком, я – побольше....Вдруг
я вижу: это что – за ремешок?Это Чуня, мой прозрачный дружок.Ты теперь как целлофановый мешок,вся видна от кровотока до кишок.И хотя я не так себе представляю момент умиранья(ну не быть мне в послесмертии тем же):– Если хочешь, – предлагаю, – на прощанье(я побольше сгустком света, ты поменьше),мой туман с твоим туманом погуляетнад проснувшейся Москвою, как и прежде?– Давайте! – отвечает собака.А сама уже тает и тает.Удивительно все-таки глупая сука.
5.
...Полетим на юг Москвы посмотреть – как там Оленьказдоровая живет,полетим с тобой на запад посмотреть – как там Ирочкасчастливая живет,и на север полетим посмотреть, как там Сеня с Сашейв Питере живет,Рома, Настенька и Светочка живет(у меня уже такой большой живот,что осталось только несколько минут) —ну живут – и слава богу, что живут.А собака уже тает и тает....Мне тут снилось однажды: далекий израильский дом(всего-то пять дней мы и были с тобою вдвоем),ты мне все говорил: ты же темный, как кошкины сны,потеряешься в городе этом, найдет полицейский, а тытолько «мяу» да «ы-ы».Даже улицы, где ты прописан, ты не знал и, уверен, не знаешь.А ну отвечай – ведь не знаешь?И я отвечаю: – Не знаю....но зато я узнал, сколько было в нас волчьей любви...Пять уж лет как проснулся,а я только «мяу» да «ы-ы».А еще я запомнил (при жизни) – дом в Москвеи заснеженный дуб:много было в доме этом – рук ее и губ,девять лет одно лишь делобыло у нее:тело женское, большое,тело белое твое.Ты любила это тело, глупая и нежная,только где же твое тело, тело твое прежнее?Девять лет меня хотела, молодела, старилась(но лисе такое дело никогда не нравилось):трубки разные во рту, лейкемия белая,лебедь белая моя, что же ты наделала?..Но когда один человек уходит, выздоравливает илиповесился,другой человек через несколько лет собирает в мешкиоперенье его,все шмотье: белоснежные крылья, пальтои штаны —и выносит на лестницу,и спускается к мусоросборнику – и на сердце его легко....На помойке выпал снеги бомжей обрадовал:у лисы любимых нет,ей они без надобы.Как от них лиса устала,и во сне не рассказать:четырех сторон ей мало,надо пятый свет искать.Но, прощаясь, говорила(я точнее, говорил):– Тех, которых я любила,я действительно любил.– Дорогой автоответчик, ты прости меня за ложь(ты потом на человечий сам меня переведешь).Ни английский я не знаю, ни на русском не пою,я на ломаном туманном тут с тобою говорю.Жили-были эти люди, неродная мне семья,я надеюсь, снова будет кто-то счастлив без меня.Длится долгое свиданье,слез прощальных – полон рот.– Дорогие, до свиданья,здравствуй, жопа, Новый год.
6.
Кстати о Новом годе. Вышеозначенный Ромочка мне однажды написал (а я тоже его любил, по-своему):
«Дима, здравствуйте.
Я просто хотел сказать, что во втором варианте вашего предыдущего стихотворения есть на один фрагмент пазла больше.
И вот о чем я только что подумал.
Это как в старых, еще советских, детских конструкторах, которые нам так часто дарили под новогодние праздники, – там всегда на одну железяку больше. Как проклятье какое.
И вот ты сидишь, как дурак, собираешь механизм, завинчиваешь болтики, следуешь чертежу-схеме, а все равно ничего не получается. И тогда – крутишь, вертишь то, что должно было быть идеальным (потому что таким было задумано) – жизнью, любовью, не знаю, ну богом, если он есть. А вместо этого у тебя в руках – сам не понимаешь что.
Сейчас почти четыре утра, поэтому вряд ли смогу толком объяснить, что имею в виду, и буду надеяться, что вы понимаете мой лепет.
(...естественно, лишняя деталь не в том стишке. Просто дописанная строфа, как мне показалось, «подкидывает» ее во вселенную стихотворения.)
Понимаете?»
– Конечно, нет.
Потому что в смерти – не в постели:ни втроем не будешь, ни вдвоем.Каждый погибает, как умеет,каждый умирает о своем.А собака уже тает и тает.