Обещанная колдуну

Платунова Анна Сергеевна

— Агата?

— Можно я здесь посижу? В уголке, — робко спросила я, демонстрируя книгу: вот, мол, буду занята, тебя не побеспокою.

— Конечно!

Он хлопнул в ладони, сотворив под потолком пару ярких светильников, чтобы мне было удобно читать.

— Смогла бы и сама! — надулась я.

— Ты устала, — просто сказал он, уже вновь наклонившись к своим бумагам. — Отдыхай, Агата.

Не знаю, что он писал каждый вечер, наверное, очередную книгу. Издалека я замечала, как он чертит формулы и пиктограммы. Я старалась не мешать,

читала. Тёрн принес из города по моей просьбе книги, которые я любила перечитывать, «Тайна прекрасной Елены» и «Принцесса инкогнито». Такие же хранились в моей комнате в родительском доме, но эти были другие, не мои.

— Из твоего дома ничего нельзя забирать, — напомнил он мне, когда я печально провела пальцем по чужому корешку «Принцессы» — на моем была знакома каждая трещинка. — Не грусти, Агата. Если хочешь, купим тебе вышивку? Арфу?

В его голосе неожиданно послышалась такая теплота, такое желание меня порадовать, что я закусила губу, чтобы не разреветься.

— Ничего не надо… Я ведь скоро смогу увидеть их?

Тёрн догадался, что я говорю о родителях.

— Конечно, сможешь. Потерпи еще немного.

Я терпеливо ждала и усердно занималась. А по вечерам мы сидели у камина, каждый занятый своим делом. Иногда, утомившись от приключений капризной принцессы, которая, переодевшись служанкой, сбежала из дворца, я добиралась до полок с магическими трактатами. В них все было сложно, я понимала, может быть, одно слово из десяти, но меня притягивали названия заклинаний и иллюстрации.

— Тёрн, что такое «Жар цветка»?

Тёрн кинул взгляд исподлобья и в свойственной ему наставнической манере объяснил:

— Прежде к магам обращались с разными просьбами, а не только в случае крайней необходимости. Конкретно это заклинание позволяет девушке испытать любовную тягу, даже когда она, допустим, устала. Обычно этим заклинанием заряжали настойку шиповника. Одна-две капли и…

— Все-все, прекрати! — замахала я руками, опомнившись. — Не хочу знать. Мерзкая книжонка.

— Ничего мерзкого в этом нет, — спокойно ответил он, снова взяв в руки перо.

Я молча принялась листать дальше, надеясь, что он не заметил моих пунцовых щек.

Больше всего мне нравились книги, на обложке которых вместо имени автора стоял странный вензель. Они были написаны доступно и просто, именно в одной из них я прочитала о заклятии «Дыхание жизни».

— Хоть один хорошо пишет, — бормотала я, перелистывая страницы.

Тёрн хмыкнул, словно я сказала что-то смешное. А я вдруг замерла, осененная печальным пониманием того, что все эти труды в Глоре больше никому не пригодятся! Нет у нас больше Академии. Сгинула, растаяла. Хорошо хоть адепты спаслись. А теперь мы с Тёрном, пожалуй, единственные маги на многие десятки километров. Счастье, что из-за нашествия миражей маги больше не вне закона, но ненависть из людей так просто не выкорчевать…

— Тёрн… Ну признайся, ты ведь служил в Академии, да?

Я сама не знаю,

почему мне так надо было это услышать, но в моем голосе прозвучала почти мольба. Колдун посмотрел на меня долгим взглядом.

— Да, Агата. Да, — сказал он, наконец.

— О, Тёрн… Это так печально… Какая она была?

Тёрн как-то беспомощно огляделся вокруг, словно пытался подобрать слова, но только развел руками.

— Она взрастила не одно поколение сильных магов, — сказал он. — Лучших магов… Я благодарен судьбе за годы, которые провел в ее стенах.

— Я бы тоже хотела там учиться! — воскликнула я прочувствованно.

Тёрн снова неопределенно хмыкнул.

— И ничего смешного!

— Я не смеюсь, Агата…

— А ты… Знал ректора? — спросила я с замиранием сердца.

Все-таки рассказ отца о последнем дне Академии произвел на меня сильное впечатление. Я так ярко представила смелого ректора, который в одиночку держал защитное поле вокруг Академии, держал до тех пор, пока последний маг не покинул ее стены… Даже сейчас, закрыв глаза, я могла бы увидеть воротничок с острыми углами и отсветы заходящего солнца, от которых на серебристой вязи вспыхивают искры.

— Кажется, он был не слишком умен, — Тёрн сжал губы. — Самонадеянный мальчишка…

— Сам ты!.. Не слишком умен!

Я обиделась за смелого и такого одинокого ректора, стоящего на пустынной площади, и ушла в свою комнату. В ближайшие пару недель мы разговоров об Академии не заводили.

*** 34 ***

С иллюзиями дело у меня не заладилось, хотя начинала я с самого простого.

— Подумай о том, что любишь, — учил меня Тёрн. — О том, что тебе нравится, о том, что тебе хорошо знакомо. О бабочке, цветке, колечке, которое носила прежде.

Я посмотрела на свои пальцы, оставшиеся без украшений: все драгоценности перешли теперь к Аде и Ирме. Мне было не жаль колец, но все же сделалось немного грустно. А вот цветок… Можно попробовать!

— А когда я смогу вернуть Белянку?

— Как только научишься создавать устойчивые иллюзии. Все двигаются в разном темпе. У меня долгое время ничего не получалось. Магистр, преподававший иллюзии, считал, что у меня скудное воображение…

— Наверное, обидно такое услышать! — посочувствовала я, хотя трудно было представить, что у Тёрна могло что-то не получиться.

Колдун сжал ладонь так, будто в кулаке у него находилось что-то маленькое и хрупкое.

— Воображение здесь необходимо, — сказал он, — но одного только воображения недостаточно. Надо вложить частицу своей жизненной силы, капельку души.

— Звучит как-то очень расплывчато, — посетовала я, пытаясь где-то в теле ощутить жизненную силу и отщипнуть от нее капельку.

Тёрн улыбнулся, глядя на мое напряженное лицо.

— Вспомни: когда ты заставляла перышко парить или оживила розовый куст, ты чувствовала ток магии.