Обещанная колдуну
Шрифт:
Наверное, от всех этих событий у него тоже в голове помутилось или я совсем уж несчастной и жалкой выглядела, дрожала вся, потому что он вдруг добавил:
— Ты умница, Агата. Умница. А теперь иди и подожди в коридоре.
Но мое упрямство, о котором до поры до времени я и не подозревала, снова прорвалось наружу.
— Нет… сейчас… Вы! — я кричала, наставив палец на мираж, который вновь хихикал надо мной. — Мы вас уничтожим! Гады! Да вы и не высунетесь больше! Солнце вон вас поджарило, теперь побоитесь!
Тёрн обхватил меня за талию и тащил к двери,
— Настанет ночь… Самая длинная ночь… И мы… доберемся… до тебя!
Он вскинул руку, указывая на меня. Нацеленный на меня дрожащий бледный палец я продолжала видеть даже тогда, когда Тёрн выставил меня в коридор, когда захлопнул дверь, когда выкрикнул: «Стань прахом!», избавляя мир от жуткого создания, бывшего прежде человеком. И даже когда он вышел из кладовой и я разглядела за его спиной серую пыль, оседающую на пол, я все равно мысленно продолжала видеть палец, направленный мне в грудь.
Я прислонилась к стене, потом сползла на корточки и закрыла глаза, силясь унять дрожь.
— Агата, Агата, — голос Кайла звучал, как сквозь туман.
Он тронул меня за плечо, но я почти не ощущала прикосновений и не реагировала. До тех пор, пока Тёрн не закатал бесцеремонно рукав моей куртки и не взялся обеими руками за предплечье, напитывая силой. Помог подняться и, обняв за плечи, повел за собой.
— Уже все… — говорил он тихо, прямо как моя нянечка, когда я, бывало, капризничала. — Все, все… Идем… Сейчас выпьешь отвар — и спать.
Никто не удерживал нас, но Топор и командир Фолли двинулись следом, и я поняла, что они настроены продолжить разговор с Тёрном. Хотя о чем здесь разговаривать — почти никакой информации добыть не удалось, пустая трата времени.
И вот в тот момент, когда мы подошли к ступеням лестницы, мы едва не столкнулись в узком проеме с мужчиной, который торопливо спускался сверху. Я отступила и только тогда разглядела знакомое, родное лицо. Папочка…
Он тоже увидел меня. Первым порывом отца было обнять, он даже поднял руки, но взгляд его взметнулся к Тёрну, и руки повисли. По его лицу прошла судорога, как от боли. Он знал, знал, что ко мне нельзя прикасаться, нельзя называть дочерью. Но ему было тяжело, так же как и мне.
— Леди… Агата, — запинаясь, проговорил он.
Мой отец. Мой родной отец.
Я должна была присесть в полупоклоне. Или нет. Я ведь теперь не благородная дама. Я могла бы только кивнуть или просто улыбнуться. Но это было так невыносимо, так несправедливо…
— Папа… — прошептала я, а потом…
Кинулась к нему на шею, прижалась, расцеловала в обе щеки, и он тоже обнял крепко-крепко.
— Доченька моя…
И длилось это всего-то лишь секундочку. Потому что уже в следующий миг сильные и уверенные руки жестоко вырвали меня из объятий папы. Тёрн держал крепко, не позволяя
— Нельзя, — твердо сказал он.
— Ненавижу! — крикнула я.
Он не ожидал, наверное. Я уже давно не говорила ему ничего подобного. На самом деле ненависти больше не было, просто в голове помутилось от переживаний. Но Тёрн ослабил хватку, и тогда я, развернувшись, залепила ему пощечину.
Он прикрыл глаза. На щеке расплывалось алое пятно. Я буквально затылком ощущала взгляды и тяжелое молчание всех, кто стал свидетелем сцены.
— Все хорошо, папу… Генерал Даулет. Нам пора идти.
Я скользнула мимо него, побежала, прижав ладони к вискам. Сзади послышались шаги: Тёрн догонял.
Я не знаю, чего я ожидала от него сейчас. Каких-то слов, быть может? Но он только отвязал Черныша, посадил меня в седло перед собой и повез домой.
Никто не поехал за нами. Видно, остались докладывать отцу, а разговор перенесли. Или просто решили дать колдуну возможность наказать свою непослушную ученицу.
Мне было страшно и горько. Тёрн молчал всю дорогу. И я не знала, что меня ждет, когда мы вернемся.
*** 37 ***
Тёрн оставил меня в каминном зале, а сам ушел. Я забилась в угол дивана, завернувшись в плащ. Терла покрасневшие глаза, но понимала, что едва ли усну, так была взбудоражена после случившегося. Подтянула книгу, лежащую на подлокотнике — днем я читала ее и оставила открытой, — уставилась на страницу, но слова и предложения лишились всякого смысла. Я просто сидела, укрывшись книгой, точно щитом.
Потом вернулся колдун. Я подтянула колени к груди, и взгляд мой, должно быть, сделался как у затравленного зверька. Каким еще может быть взгляд у девушки, что прижалась к потертой ткани старенького дивана, девушки, закутанной в латаный плащ…
Что если магия требует наказания нерадивых учениц? Тёрн, может, и хотел бы простить. Но он скажет: «Магия, сама понимаешь, я постараюсь несильно». Я почти видела, что он держит в руках хлыстик — тонкая плеть обернута вокруг рукоятки. И он действительно что-то нес…
Я вздрогнула и только потом разглядела, что это чашка с отваром. И смотрел Тёрн вовсе не зло, только устало. Он опустился рядом на корточки — диванчик был низеньким, и его глаза оказались как раз на уровне моего лица.
— Выпей, Агата. Это поможет успокоиться. Слишком много переживаний для одного дня.
Чашку я взяла. Рукам сразу стало тепло, а потом меня накрыло чувство вины и раскаяния.
— Прости. Я не ненавижу тебя… Я… — нужные слова не находились, и я попыталась угадать по его лицу: слышит ли он, понимает ли?
— Все хорошо, Агата. Ты переволновалась, — сказал Тёрн. — Знал бы, что дело окажется настолько бесполезным, не разрешил бы тебе приближаться к миражу. Но тебе ставлю высший балл за смелость.
О, как меня сразу отпустило!
— Где моя зачетка? — Даже неуместная веселость прорезалась. — И… Правда, прости. Я еще никогда… Такое странное чувство!