Обещаю, больно не будет
Шрифт:
Стаскиваю сумку с плеча и принимаюсь в ней рыться, отыскивая в её недрах мобильный. Нахожу гаджет и включаю фонарик. Кривлюсь — зарядки осталось катастрофически мало, но хватить должно, чтобы добраться до тринадцатого этажа. Сглатываю нервный ком, представляя, что нужно будет выйти на неприветливую эвакуационную лестницу. Но делать нечего, и я всё-таки начинаю двигаться вперёд.
Но не успеваю я пройти и нескольких ступеней, как неожиданно вскрикиваю, а затем и роняю телефон из моментально вспотевших от ужаса рук. Трубка с глухим стуком падает
А меня в полнейшей темноте и с зажатым ртом утаскивают куда-то вглубь подъезда. Припирают к стенке и многозначительно толкаются пахом вниз моего живота.
Боже!
По телу тут же проходит судорога омерзения. На глаза, против воли и желания оставаться смелой, наворачиваются слёзы паники и отчаяния. Но когда я слышу голос того, кто, как крыса, напал на меня в кромешной темноте, то мне и вовсе становится тошно.
Чёртов больной на всю голову псих!
— Ну привет, Вероничка, – гадкий, довольный смех вспарывает мои и без того потрёпанные нервы.
Скотина!
Мычу, пытаюсь вырваться, но меня только ещё сильнее втрамбовывают в стену, а затем я с отвращением ощущаю, как под мою рубашку скользит чужая, холодная рука. Больно сжимает и ядовитой змеёй ползёт к груди.
Меня ведёт от брезгливости.
Но я и сделать ничего не могу. Что я против этого парня? Во мне росту всего метр и пятьдесят пять сантиметров, да и вес всего сорок шесть килограмм. Всё равно что слон и Моська.
Протестующий вопль рвётся из меня, но его глушит ладонь, которая слишком плотно зажимает рот. Исступлённо тяну носом воздух, но он смердит тлетворной и ненавистной вонью Янковского: забористый коктейль зажравшегося мажора – дорогой парфюм, пот, алкоголь и курево. Но даже не это пронимает до самого нутра, а то, что его язык скользит по мочке моего уха, щеке, и следует ниже на скулу. Чуть прикусывает её и продолжает глумливо шептать мне свой параноидальный бред.
— Ох, ты меня так расстроила, девочка. Очень сильно, знаешь? Кто это был сегодня с тобой, м-м? Кому ты позволила катать свою царскую задницу? Уже дала ему, да? Ох, Вероничка, если так, то я сделаю тебе больно. Поверь мне, я это умею...
Пытаюсь взбрыкнуть, но меня придавили настолько сильно, что даже дышать становится невыносимо. Сумка со спасительным перцовым баллончиком давно упала на пол. И я не знала, как теперь выбраться из этой западни.
— Но мне вот, что интересно — ты ради этого чувака из меня сделала дебила, да? Все эти неожиданные «я согласна, Андрюша», походы в ресторан с барского плеча, м-м?
Пуговица на моих джинсах расстёгивается почти одновременно с тем, как я изворачиваюсь и всё-таки кусаю Янковского за пальцы. Тот с шипением отдёргивает от лица руки, но тут же сжимает ею мою шею.
Хриплю. Крик застревает в горле. Больно бьюсь затылком о бетонную стену.
— Сука ты, Вероничка. Думала, что самая умная, да? В себя поверила? Решила, что выставишь Андрея Янковского влюблённым в тебя идиотом, вытрешь об него ноги и дальше пойдёшь? Ни хрена! Ты вообще
На этом моменте его ладонь расстёгивает мою ширинку, и я окончательно срываюсь в истерическую панику. Выдираю руки, пытаюсь отбиться, но ему мои потуги, всё равно что слону дробина.
И я не знаю, что ещё сделать. Я наполнена ужасом под завязку, кровь кипит от унижения, тело сотрясает нервная дрожь, а мозги плавятся, перебирая в голове пути к отступлению, ни один из которых мне не поможет.
Я в тупике. А передо мной голодное чудовище.
Спятивший сталкер.
Конченая мразь!
— Я же тебя всё равно трахну, Вероничка. Тут вообще без вариантов, понимаешь? Во все, мать твою, щели. Но вот вопрос — как это будет? По-хорошему, где тебя иметь буду только я или же по-плохому, где твоё сочное молодое тело пустят по кругу? Выбирай...
От этих слов на голове начинают шевелиться волосы. Меня словно бы окатывает ледяной волной и сковывает от потрясения. Это чистый шок. Я задыхаюсь. Но сдаваться перед этой падалью не собираюсь.
Голос хрипит и ломается, но я всё-таки выдавливаю из себя самые важные слова. Потому что я больше не хочу быть терпилой и тряпкой.
— Нет! А если не отвалишь, то я пойду в полицию. Ясно тебе?
— Куда ты пойдёшь? — переспрашивает этот безумец и начинает хохотать, как одержимый. Затем в момент стихает и цедит сквозь зубы. — Только попробуй, деточка. Меня-то отец всё равно отмажет, как уже бывало и не раз, а вот тебя, никому не нужную девку без рода и племени, просто пошлют куда подальше. Ну это помимо того, что я разозлюсь ещё сильнее. А оно тебе надо?
— Да пошёл ты! — проскрипела я, почти теряя сознание от той силы, с которой он сжимал моё горло, а затем чуть не зарыдала от счастья, так как дверь в подъезд наконец-то открылась.
И теперь я была не одна лицом к лицу со своим персональным адом.
— Помогите, — прошептала я, но катастрофически тихо. Но когда услышала знакомый окрик, то крупная слеза облегчения всё-таки сорвалась с моих ресниц.
— Вероника?
Янковский тут же вздрогнул и резко отпустил меня. А затем стремительно ломанулся прочь, пока я кулем оседала на пол, слыша короткую возню в тамбуре: глухой удар, чей-то стон…отборная нецензурная брань.
— Стой! — хлопок двери.
Быстрые шаги ко мне.
— Истома? Ты цела?
— Я тут... всё...нормально...
— Фак! — заорал Басов, а затем рванул прочь из подъезда.
Но уже спустя минут пять вернулся, подсвечивая себе путь фонариком на телефоне.
— Успел смыться, тварь позорная.
Сразу же кинулся ко мне. Поднял меня с пола, быстро и придирчиво оглядел с ног до головы. Скривился, когда увидел красноту на шее и мой разнузданный вид. Хорошо, хоть застегнуть ширинку я уже успела. Забрал мою сумку, разбитый телефон, и только тогда без лишних слов подхватил меня на руки.