Обещаю, больно не будет
Шрифт:
Будто бы у меня есть выбор. Мои желания не принадлежат мне. Поэтому отвечать приходится совсем противоположное тому, что я на самом деле думаю.
— Конечно. Возьмём Потапку и Жужу. Они очень милые.
— Я помогу вам собраться, — хлопает в ладоши Савелий и бросается снаряжать в дорогу одних из самых сложных подопечных нашего приюта.
Приехал помогать? Что ж, пусть тогда действительно этим занимается. Заодно и посмотрит, что реальность некоторых живых существ на этой безумной планете наполнена не только праздным времяпрепровождением и прочей сибаритской мишурой.
Спустя
Но они не будут по-чёрному завидовать ей. Они будут от всего сердца рады за чудесное насекомое и его способность летать. И совсем неважно, что жестокий человек отнял у них ноги. Они забыли. Они простили. Они научились жить заново.
— Что? — спрашиваю я, видя, как затравлено, подрагивающей ладонью проводит по своему лицу Ярослав. — Неприятно смотреть на изнанку этого мира?
— Нет, — поднимает на меня покрасневшие глаза парень и я явственно вижу в них боль. Это не сыграешь — ему действительно жаль этих ни в чём не повинных существ. — Просто... когда я ехал сюда, ожидал увидеть несчастных, уставших от неполноценного существования покалеченных животных, а теперь смотрю и глазам своим поверить не могу. Они улыбаются, а мне больно.
— Ничего удивительного, Ярослав, — пожимаю я плечами. — Просто ещё одна вопиющая несправедливость, существующая в этом мире. Люди не заслужили таких верных и преданных существ, как собаки. Они, в отличие от нас, не врут, когда признаются в любви.
Пару минут идём молча. Затем Басов принимается тискать Жужу и смеяться, когда она на пике положительных эмоций кидается вылизывать его заросшее щетиной лицо. Он хохочет, открыто так, искренне. А затем обнимает собаку и тихонечко треплет её за ухо.
И поднимает на меня покрасневшие глаза.
— Расскажешь, что с ними случилось?
— С ними случился человек, Ярослав, — тихо выдыхаю я и в который раз ощущаю резкую, почти невыносимую боль за рёбрами.
Сглатываю вязкую, горькую слюну и незаметно стираю слезинку с щеки. Пару раз судорожно вздыхаю, пытаясь вернуть голосу отстранённость и только тогда начинаю говорить, стараясь не погружаться в рассказ эмоционально. Иначе, у меня просто случится истерика. От жалости. От обиды. От ужаса, что такое вообще возможно.
— Жужа жила в любящей её семье. Росла, познавала мир, но однажды случилось так, что её вывел на прогулку не взрослый, а ребёнок. На её беду, она увидела кошку и погналась за ней. Детские руки не удержали поводок с тридцати килограммовым лабрадором. А Жужа всё бежала и бежала за своей кошкой, пока с ужасом не поняла, что потерялась. Она искала дом и целый день скиталась по улицам, с надеждой заглядывая в равнодушные лица людей. А ночью встретила тех, кто искал развлечения.
— А Потапка? — кивнул Ярослав на мопса, у которого и вовсе были ампутированы задние конечности.
— Его хозяин обожрался некулинарными солями и решил, что безобидный пёс вдруг превратился в исчадие ада. Он гонялся за ним с мясницким тесаком, а затем с особой жестокостью сделал то, результат чего ты видишь прямо сейчас.
— Грёбаные наркоманы, — со злостью выплюнул Басов и скривился. — Когда же они уже все передохнут?
— Дураки, жадные до кайфа, в этом мире не переведутся никогда, — пожала я плечами.
— Знаешь? — повернулся ко мне Ярослав, и прикоснулся кончиками пальцев к пуговицам на моей блузке, и кожу тут же даже от такой близости прошило током. Сильно. До мурашек.
— Что? — отступила я от него на шаг и отвернулась. Мне было невыносимо смотреть на парня. Слишком сильно билось сердце, при виде его глаз, которые, кажется, заглядывали мне прямо в душу.
— Это не Потапка и Жужа инвалиды. Посмотри на них — они при всём ужасе, что с ними сотворили, нашли в себе силы радоваться новому дню. А вот те, кто сделал их такими — настоящие калеки. Бездушные выродки, лишённые сострадания и какого-либо раскаяния, за то, что они наделали.
Я ничего не смогла на это ответить, лишь молча шла дальше, переваривая его слова, которые совершенно точно не ожидала от него услышать. А спустя ещё минут десять Басов добил меня окончательно.
— И я один из них, Вероника.
— Что? — нахмурилась я.
А Ярослав неожиданно подался ближе и схватил меня за руку, переплетая наши пальцы и запуская термоядерную реакцию в моей крови, которая незамедлительно начала бурлить в венах.
— Я тебя приручил, а затем отказался, стоило только возникнуть первому недопонимаю в наших отношениях. Я даже не поговорил с тобой. Не выслушал. Но самое страшное — не поверил в тебя.
— И кто открыл тебе глаза на мир? Уж точно не я, — рванула я руку, но Ярослав только ещё сильнее дёрнул меня на себя, а затем приложил её туда, где за рёбрами, как сумасшедшее колотилось его сердце.
— Я был у твоей матери.
Стыд резанул по незаживающим, гноящимся душевным ранам. Я вырвалась и резко рубанула.
— Не продолжай.
— Но я должен!
— А я не должна слушать всё это, Ярослав, — прошипела я. — Предателям второго шанса не дают. Ясно? Меня переломали все кому не лень: ты, твой дед, твой лучший друг и моя родная мать. А затем просто выкинули на помойку умирать. Но я выжила! И уж точно не для того, чтобы вы надо мной заново глумились.