Обещаю, больно не будет
Шрифт:
— Перестань, — ворчит Максимовская, убирая от себя его руки.
— Больно? Кто из них это сделал?
Вижу, как тянет Марту на себя, как обнимает, как заправляет ей выбившуюся прядь волос за ухо. Как наклоняется и упирается лбом в её лоб. Замирают оба и даже в отдалении видно, как глубоко они вдыхают этот момент в себя. Напитываются им, боясь спугнуть то особенное, что лишь слегка коснулось их.
Как бабочка, севшая на плечо...
Я же отвернулась от этих очевидно искрящихся чувств и, охая, пошагала туда, где ещё удерживал коленом нервные брыкания второго
— Вы чего, пацаны, попутали тут? Вы вообще в курсах на кого рыпнулись? Тёлка сама к нам пришла, никто её не принуждал. Сказала, что любит пожёстче. Мы её тут в два лба драли, а она радовалась и орала, что ей мало. Какие теперь к нам вопросы?
Удар. Глухой стон.
И рёв двигателя...
Я вздрогнула и подняла глаза, а затем, переполняемая ужасом, впала в ступор, смотря на то, как на меня несётся автомобиль с выключенными фарами. И мне бы бежать, но ноги вросли в асфальт. Лишь покорно ждала очередного удара судьбы, который обещал стать последним.
Но за секунду до неминуемого меня кто-то оттолкнул в сторону. А я только жёстко приземлилась на задницу, ощутимо приложившись боком о бордюр, а затем подняла глаза и в ужасе закричала...
Глава 33 – Руины
Вероника
Автомобиль, что сбил Ярослава, неожиданно остановился в проулке, заполняя его дымом от жжёной резины. Я видела, как Стафеев было просился наперерез, но был остановлен истошным криком Марты. И где-то тут, картинки замелькали с невероятной скоростью.
Реальность перестала быть одним замедленным кадром, а закрутилась, словно центрифуга, вызывая паническую тошноту и головокружение.
Остановите эту планету! Я хочу сойти...
Автомобиль, который должен был сбить меня, но сбил Басова, вновь тронулся. Но на этот раз поехал не вперёд, а сдал назад.
Марта закричала во всю глотку:
— Ника! Ника, господи! — и меня её отчаяние приводит в чувства.
Наполненная адреналином и не чувствуя более боли, я словно горная коза подскочила с асфальта и бросилась в сторону. Машина, визжа покрышками, пролетела буквально в жалких сантиметрах от моего тела, но прежде я успела вжаться в холодный кирпич здания и остаться невредимой. Секунды в ожидании того, что же будет дальше разбились вдребезги, а сумасшедший маньяк всё-таки скрылся из виду. Я же, умирая от беспокойства, кинулась к Ярославу, который ничком лежал в нескольких метрах от меня.
И в этот самый момент проулок заполнился людьми. Охранниками. Зеваками. И полицейскими сиренами, которые, очевидно, были вызваны на звуки стрельбы. Но я ничего из этого всего не видела и не слышала. Я лишь вцепилась ледяными дрожащими пальцами в некогда белоснежную рубашку Ярослава и молила всех известных мне богов не забирать его у этого мира.
И у меня тоже.
Пусть он предатель, невозможный тип и манипулятор, но я любила его. И я всем сердцем желала, чтобы он дышал полной грудью, улыбался и радовался
— Яр, — я увидела, как моя слезинка сорвалась и разбилась мокрой кляксой на его щеке. А за ней и вторая. — Пожалуйста, открой глаза.
Но парень не слышал, и мне осталось только прижаться к его груди и слушать, как сильно и уверенно стучит его сердце. И выдыхать, что из-за моей дурости и самоуверенности, а ещё желания досадить ему же, Ярослав вляпался во всё это эпическое дерьмо.
Я во всём виновата. Только я одна!
Где-то на периферии сознания я услышала, как неожиданно громко завопил подельник Янковского:
— Помогите! На меня напали! Я Иса Мирзоев, я сын депутата Мирзоева. Меня хотели убить! Скорее же, освободите меня!
Он орал так громко, что стало почти невыносимо слушать эти визгливые потуги. А был таким смелым, грозился над девчонкой надругаться на пару со своим дружком. Мужик прям! С яйцами, глядите-ка.
Тварь убогая.
— Девушка, — ещё один громкий окрик прозвучал над головой, но мне было плевать, — так, кто-нибудь, отлепите её от пострадавшего.
— Нет, — зашептала я, но голос мой критически сел. Видимо, я в конец сорвала его.
— Увидите её в сторонку кто-нибудь, чтобы не мешалась, — это были медики, которые уже пытались на месте оказать Басову первую помощь.
Спустя ещё несколько бесконечно резиновых минут я увидела, что Ярослава осторожно перекладывают на носилки и грузят в скорую. Я тут же вырвалась из рук, которые меня удерживали и кинулась к нему. Но меня тут же осекли.
— Кем приходитесь?
— Никем, — прошептала я и скуксилась, понимая, что меня сейчас со стопроцентной гарантией прогонят.
Так и случилось.
— Тогда не мешайте нам делать свою работу, девушка.
И вытурили меня прочь. А потом затолкали уже в другую карету скорой помощи, где принялись обрабатывать мои ссадины. И наконец-то удалили скотч, который до сих пор связывал руки за спиной. Марта сидела рядом, на её скуле тоже был приличный такой кровоподтёк.
Подле неё — Стафеев и он, словно коршун, ревностно следил за каждым движением медицинского сотрудника, который обрабатывал рану Максимовской. А она смотрела на него. И только тот, кто по-настоящему любил однажды, мог бы понять, что в этот самый момент между молодыми людьми шёл самый важный разговор в их жизни. Беззвучный и напряжённый.
— Федя? — наверное, мы все вздрогнули от звука этого голоса. Растерянного и испуганного.
— Анюта? — повернулся Стафеев к девушке, что стояла на улице и с сомнением смотрела, как парень кончиками пальцев невесомо касается бедра Марты. Такой нежный жест, полный заботы и щемящей тоски.
— Я потеряла тебя, ребята искали, но тоже не могли найти, — затравленно переводила она глаза с Фёдора на Марту и обратно. — А ты тут...
— Да, я помогал.
— Кому? — девушка немного скуксилась и выдохнула с таким отчаянием, что мне в моменте стало её жаль, да так сильно, что я даже рот зажала от этой зашкаливающей эмоции.