Обет мести. Ратник Михаила Святого
Шрифт:
– А давай! И впрямь, чего тянуть? Хотелось бы лебедушку приласкать, да крыльев до нее подняться не хватит. Синичка ближе и надежнее. Засылай сватов, пока я тут! Хрен с ней, со службой, обойдутся в Ламском без меня несколько дней.
Федор согнал с лица радостные лучики-морщинки и уже строго глянул на сына:
– Насчет службы, Ваньша… как хошь к словам моим отнесись, а только в этой жизни я твердо понял: служить надо, пока силы есть. И служить надо стараться сильному – он тебя и прикроет, и одарит, коли будет за что. А от службы слабому проку большого нет. Только шишки набьешь
– Сильнее Михайлы пока на Руси нету никого. Десять лет уж как великий князь. Да и Узбек, бают, опять приветил ярлыком своим. Так что Тверь и Юрия, и новгородцев непременно осилит!
– Я тебе байку про снег давеча сказал, а там уж далее сам думай, паря! Но помни: за слабым ни себя не спасешь, ни род свой не продолжишь. Стопчут слабого рано или поздно на нашей земле-матушке грешной…
На следующий день споро посватали Анну. Мать была рада скорой свадьбе дочери: хоть и помогали соседи, чем могли, но тянуть одной оставшихся после гибели мужа детей было тяжело.
Свадьбу порешили сыграть перед Масляной неделей. И стар, и млад радовались помолвке, еще не догадываясь, что история в своих скрижалях уже переписала ближайшие месяцы по-своему…
Отъезжая на службу, Иван с седла подмигнул невесте:
– На Рождество загляну непременно! Гляди, до этого не передумай! А то придется потом за михрюту лохматого выходить!! Гоп, Заграй, пошел! Гоп, гоп, гоп!!
Застоявшийся жеребец зарысил по малоезженой дороге, унося хозяина к Твери. Анна махала жениху вслед, и слезы неподдельной радости блестели на ее глазах.
Но вместо Ивана к Рождеству до деревни добрался другой ратник и повестил так и не смещенному со своей должности Федору, что великий князь Михаил вернулся в Тверь, что он спешно собирает рати на Новгород и что от их деревни в поход должны выступить четверо оборуженных мужиков на одних санях и с полным припасом на месяц. Торопливо хлебая в избе старосты горячее варево, сообщил, что великий князь привел с собой двадцать тысяч татар, и теперь сеча с новгородцами скора и неизбежна. За Михаилом поднималась вся земля, подвластная владельцу великокняжеского ярлыка. Лишь Москва испуганно затаилась, ожидая исхода схватки.
– Юрий-то Московский в спину вам не вдарит? – деловито поинтересовался Федор, подвигая миску разваристой каши.
– А в носе у него не кругло!! – хвастливо ответил гонец. – Его самого строгой грамотой Узбек к себе вызвал. Михайло-то не зря там, почитай, два года просидел. На Москве брат Юрьев Иван остался, тот не посмеет. Право и сила нонче за нами!
Уехал и гонец, и четверо отобранных мужиков. Свадьбу поневоле пришлось отложить. А Анна с той поры стала дольше стоять в красном углу под иконами, истово моля всех святых о сохранении жизни и здоровья любому Ванюше, сыну Федорову.
Глава 21
Великий князь Михаил Тверской действительно возвращался на Русь с ханским ярлыком, татарской конницей и твердым намерением железной рукой покарать непокорных новгородцев. Он прекрасно понимал, что раздробленная, грызущаяся между собой земля, некогда являвшая грозную силу для печенегов, литовцев, волжских булгар, русскому народу не нужна. Следовало собирать, склеивать, объединять
Сейчас он был сильным. Но не за счет собственных сил, а благодаря двум туменам идущих уже впереди ханских воинов, которые до той поры считались на Руси непобедимыми. Темники, безусловно, выполнят волю Узбека, но заодно обдерут всех тех, по чьим землям пройдут. Покой тверичан, правда, был относительно обеспечен, великий хан строго запретил зорить земли великого князя. Серебро из княжеских кладовых не зря перекочевало в татарские шатры!
Узбек сегодня помогал Михаилу, но делал это прежде всего ради собственной выгоды: ему нужно было русское серебро. Выход должен был поступать полностью и без задержек, чтобы питать артерии великой страны. Ибо без денег нет власти! Но вот будет ли он таким же доброжелательным, когда заметит, что Тверь реально окрепла и стала самостоятельным сильным княжеством? Не будет ли тогда Орда направлена уже против Михаила? А чтобы дать отпор, нужно было успеть собрать то, что разбили Батый, Неврюй и сейчас столь успешно продолжают дробить Юрий Московский с нижегородцами…
Приказ собирать полки был отдан еще из приволжских степей, и теперь владимирцы, суздальцы, тверичи, кашинцы, конные и пешие, в доспехах и тулупах тысячами стекались к Твери, чтобы затем длинными колоннами под руководством верных князю бояр и воевод направиться в сторону Торжка. По донесениям разведчиков, главные силы мятежных новгородцев уже были собраны именно в этом приграничном городе.
Конная окольчуженная рать была самым сильным козырем Михаила, не считая татар. И эту силу талантливый полководец решил использовать так, чтобы ни о каком последующем сопротивлении и осаде Торжка не могло после боя быть и речи.
Сидение в Волоке Ламском для Ивана закончилось. Все молодшие ратники были вызваны в дружину. Теперь парень ходил под началом того самого Юрко, с кем в свое время задерживал и допрашивал и Олферия, и спутника Бориса Романца. Бывший десятник стал более замкнут, молчалив, но с участью своей смирился и спесь не проявлял. А Юрий был достаточно умен, чтобы не слишком выказывать свое новое положение.
Прибыв в Тверь, Иван надеялся отпроситься хоть на ночь и навестить в деревне своих и Анну. Но не тут-то было! Полки подходили и подходили, и младших дружинников то и дело использовали в качестве посыльных, через которых Михаил руководил слаженным и спорым движением войска.
Однажды Юрко вернулся от боярина Василия расстроенным донельзя и плюхнулся на полати. Глядя в потолок, возвестил своему десятку:
– Оборуживаемся, надеваем все для боя и выезжаем не мешкая!
– На ночь глядя? Что случилось? Куда?
Десятник отмахнулся от вопросов, как от надоедливых мух. Чуть помедлив, произнес:
– На Зубцов!
И неожиданно для всех так цветисто выругался, что у дружинников невольно раскрылись рты. Все споро принялись готовиться к выезду.