Обида
Шрифт:
— Все, Дуся. Мы с Юркой решили выкопать тебе во дворе колодец, чтобы вода у тебя всегда была под рукой…
— Вижу, что решили… — иронически сказала Евдокия Тарасовна, заглядывая в пустой бидончик, стоящий на лавке. — Посмотрим, что вы позже решите.
— Нет, ты постой, — раскраснелся Палыч. — Юрка, объясни ты ей.
— Евдокия Тарасовна, — торжественно начал я, поднимая стопку (а не кружку) медовухи. — В ближайшем будущем ваша жизнь будет окружена немыслимым комфортом. Прошу не сомневаться. Ваше здоровье! А ты, — обратился я к Палычу, — еще и сам не знаешь всего… С легким паром, дорогие товарищи!
Мы
— О колодце дольше говорить, чем делать, как я понимаю. И дело здесь не только в колодце. Скажите мне, уважаемая тетя Дуся, согласились бы вы платить в месяц три рубля за то, чтобы у вас в кухне стояла раковина, а из кранов лилась холодная и горячая вода.
Я налил еще по стопочке пенной, еще играющей медовухи и, не обращая никакого внимания на онемевшего Палыча, испуганно лупающего на меня глазами, чокнулся с Евдокией Тарасовной, которая на все мои слова добродушно кивала, слушая их просто как приятную музыку, не несущую никакого конкретного смысла.
— За вашу новую жизнь! — вскричал я, чувствуя, что от радостного умиления у самого подкатывают слезы. — За комфорт, за прогресс, за цивилизацию! — пошутил я, чтобы снять напряжение. — Ну что же ты, Палыч! Давай выпьем за римский водопровод в Добрянке!
Мы выпили.
12
Это немыслимо, как тетя Дуся квасит капусту. Она у нее не целыми кочанами (помните, как вкусна кочанная капуста, особенно прямо на колхозном рынке, когда отщипываешь с аппетитным скрипом сразу целый чашеобразный лист), тетя Дуся квасит четвертинками и перекладывает тоненькими, как осиновые листочки, ломтиками моркови и большими конусными дольками свеклы (от этого все багряно-фиолетово-вишневого, а если одним словом — свекольного цвета), посыпает широко распространенным в Белоруссии тмином, укропным семенем и приправляет маленькими острыми перчиками. Вкус описать нельзя!
Разумеется, лишь отдав должное этой замечательной капусте, я спросил у тети Дуси:
— Ну и как? Вы согласны?
— Насчет чего? — удивилась она.
— Насчет трех рублей.
— Да ну тебя, смешить-то, — фыркнула она.
— Евдокия Тарасовна! Я совершенно серьезно вас спрашиваю, — стараясь говорить спокойно, повторил я.
— Чего спрашиваешь-то?
— Вы согласны платить три рубля в месяц за горячее водоснабжение?
— Да не слушай ты его, Дуся! — вмешался Палыч.
— Я не к тебе обращаюсь! — взревел я.
— Согласна, согласна, ладно, — поспешно согласилась тетя Дуся и с строгим укором взглянула на Палыча.
— Тогда, значит, так, — начал я, обращаясь к одной только тете Дусе как к более податливому слушателю, — мы с Палычем за неделю роем колодец. Потом я уезжаю в Москву и до лета меня уже не будет. За это время я покупаю в Москве в магазине «Сантехника» необходимое оборудование, а в это время Палыч (я прошу внимания), в это же самое время наш уважаемый Палыч
Палыч молчал. Тетя Дуся принесла яичницу на сале.
— Теперь я расшифрую некоторые пункты нашего плана, — сказал я, не беря во внимание молчащего Палыча и обращаясь к прилежно кивающей тете Дусе. — После того как мы выкапываем колодец, я покупаю маленький вибрационный насос, называется «Струмок», что в переводе с украинского на русский — ручеек. Он стоит тридцать рублей и работает совершенно безотказно, так как не сложнее коромысла. Двухсотлитровую бочку «Струмок» может накачать примерно за полчаса, но мы никуда не спешим. Две бочки за час — это неплохо. Четыреста литров (сорок ведер) — это больше чем достаточно, если даже учитывать возросшие потребности. А потребности в воде возрастут, в этом я не сомневаюсь ни на минуту Затем можно купить садовый гофрированный шланг и, предварительно утеплив его, закопать в землю. Но я не верю в пластмассу.
Тут я заметил, что стоило мне заговорить о технических подробностях, как в глазах у Палыча промелькнул некоторый интерес. Во всяком случае, они стали осмысленнее и живее…
— Я не верю в пластмассу, — поспешил я развить успех. — Вот если взять хорошую оцинкованную трубу, утеплить стекловатой, ей сносу не будет. Как ты думаешь, — обратился я к Палычу и, надо сказать, застал его врасплох, он не успел нацепить равнодушную маску. — Как ты считаешь, на сколько нужно положить трубу, чтобы вода не замерзала при минимальной изоляции?
— Я думаю… — важно сдвинул брови Палыч, — если на полметра… — он осекся и подозрительно посмотрел на меня, очевидно отыскивая на моем лице следы издевки, — на полметра будет как раз. Картошку мы обычно глубже чем на полметра не закапываем, и ничего, не мерзнет до самой весны.
— Ну, с картошкой — другое дело. Она сама вырабатывает тепло, когда в бурте.
— Да все равно не замерзнет! — разгорячился Палыч.
— А мы что, рассыплемся, если опустим ее еще на двадцать сантиметров ниже? — подхватил я, закрепляясь на завоеванной высоте. — Лучше сразу подстраховаться, чем потом зимой «мерзлую землю долбить».
— Хорошо, — сказал Палыч. — Это не имеет значения. На штык больше, на штык меньше — все равно! Ладно, я это понимаю. Поставим бочку, на высоту вода пойдет самотеком, а вот как мы узнаем, что бочка наполнилась?
— Господи! — сказал я. — Это же элементарно! Обыкновенный перелив, как в любой ванне или в смывном бачке.
— Не понимаю! — упрямо сказал Палыч, и я вспомнил, что он вовсе не обязан знать устройство смывного бачка, которым не так уж часто пользовался.
Тетя Дуся тем временем тихонько поднялась и ушла на кухню, захватив с собой пустую посуду Я посмотрел ей вслед и ничего не подумал…