Обида
Шрифт:
13
Тетя Дуся уже ушла спать, что, признаться, меня слегка покоробило. Как-никак речь шла прежде всего о ней. Перестраивался весь уклад ее жизни, вся ее судьба, можно сказать, менялась, а она ушла спать.
Но я быстро забыл о своих обидах, и меня понесло дальше. Надо сказать, в тот вечер я действительно был в ударе. Я завелся, впал в эйфорию реформаторства…
— Господи! — причитал я. — Электронагреватель стоит копейки! Да сколько бы он ни стоил! Единственное, за
— Да! А жрет он сколько?
— Не больше трех рублей. Как я и говорил.
— Ладно, ладно, верю, — крутил головой Палыч и тянулся к графинчику.
— И обязательно душ! — азартно кричал я. — Маленький душ за занавесочкой. Баню топить каждый день не станешь, а тут пришел с поля, и через десять минут вода горячая. Нажал на кнопку — и все… Понимаешь?! Только нажал на кнопку!
— А я работы не боюсь, — обижался Палыч.
— Господи! — стонал я. — Ра-бо-ты, но не бессмысленности! Работай! Производи! Кто же тебе не дает? Вот скажи, зачем тебе корова?
— Как — зачем? — обомлел Палыч.
— А вот так, зачем? Вас двое. Молоко, творог, масло ты не продаешь, сдаешь в колхоз, так? Вам с тетей Дусей нужно не больше двух-трех литров молока в день… Ты ведь не все до капли сдаешь? Ага! — гремел я. — Ты думаешь, я не видел, как тетя Дуся прокисшим творогом кур кормит. И поросенку сливает… Много? Конечно, много! Я и говорю, избыток. Козы хватило бы. Обыкновенной козы. И ни капли молока не пропало бы.
— А я не люблю козье, — вставил Палыч.
— Дело не в любви, а в рентабельности. Вот сколько ты молока в колхоз сдаешь?
— Другой год до тонны, — с удовлетворением ответил Палыч.
— А что получаешь?
— Ну, часть деньгами, часть комбикормом. Подкашивать разрешают по опушкам и по оврагам… А не будешь сдавать — не разрешат. Я-то, правда, и в лесу по клочку наберу и на мотоцикле вывезу, а другие обязательно должны сдавать…
— А ты пробовал подсчитать, во сколько тебе самому литр этого молока обходится?
— А ни во сколько, — усмехнулся Палыч, — я же его не покупаю.
— Да я не об этом… Сколько ты труда в него вкладываешь…
— А я свой труд не считаю! — гордо объявил Палыч.
— И совершенно зря! — обрезал я. — Иной раз полезно посчитать. Если оборудовать твой скотный сарай клетками для выращивания бройлерных цыплят, провести туда, естественно, воду электричество, утеплить, взяться по-научному, знаешь, сколько килограммов мяса ты мог бы сдавать в год? — Я быстренько прикинул на бумажке, — Три тонны!
Наступила тишина.
— Не ври, — прошептал Палыч.
— Три тонны! — стальным голосом повторил я. — Притом примерно при тех же трудовых затратах, что у тебя уходят на содержание коровы и домашней птицы. Специализация! Уже все подсчитано. Теперь прикинь чистую прибыль. А молоко, те же два литра в день, можно покупать в колхозе или у соседа Трофимыча.
14
Надо сказать, что до сих пор Палыч участвовал в этом бурном диалоге «по заводу». То есть он, как и любой мужчина его возраста, еще не окончательно лишившийся любознательности и не чурающийся техники, завелся, увлекся решением чисто инженерных, в данном случае сантехнических, задач. И, когда ему наконец удалось преодолеть собственное упрямство, проявил в этой новой для него области
Прежде всего он сходил на цыпочках в большую комнату. Там за занавеской спала тетя Дуся, а бутыль с медовухой находилась тоже там. Чтобы лишний раз не беспокоить супругу, Палыч, наполнив графинчик, оставил бутыль под лавкой. Потом мы молча выпили. Палыч отломил красный капустный листик, тщательно прожевал, вытер рот и, облокотившись руками о колени, сказал:
— Не верю! Докажи!
Я доказал. Это было довольно просто. Я имею в виду на бумаге.
Наконец он поверил. А дальше пошел сумбур. Мы еще раз проверяли правильность моих расчетов, и они оказались правильными, потом мы чертили расположение клеток, план инкубатора, систему водоснабжения, отопления и так далее и так далее…
Потом как-то внезапно всплыло слово «яйца». После жаркого спора, короткого и яркого, как абордажный бой, мы вынуждены были от яиц отказаться. Нерентабельно.
Палыч с таким увлечением оперировал цифрами, с такой цепкой сметкой, что у меня душа за него радовалась.
Потом мы уткнулись в транспортную проблему и в вопросы обработки. С одной стороны, цена потрошеной или полупотрошеной тушки значительно выше, но…
В это мгновение безмолвно появилась в длинной белой рубахе с распущенными прямыми волосами Евдокия Тарасовна, захватила графинчик с медовухой и удалилась, так и не издав ни звука.
…Но как подсчитать трудоемкость и энергозатраты плюс капиталовложения на дополнительное оборудование?
Но! При этом остается пух-перо и внутренности. Пух-перо — это понятно! А внутренности — великолепнейшая вещь! Если организовать непрерывное производство, то этими внутренностями (пупок, сердце, печень не в счет — это ценные субпродукты, и применение у них другое), этими внутренностями, а также головами и лапками совершенно спокойно можно кормить не одну пару норок! Каково?!
Больше того! Если не корова (а может быть, и не коза тоже), то освобождается гигантское количество корнеплодов. (Нет, честное слово, я в ту ночь был в ударе.) И стоит подумать — сажать эти корнеплоды или нет. Конечно, можно освободить землю под более ценные культуры, но корнеплоды (картошка, брюква, свекла) — это нутрии. А если иметь в виду внутренности как белковую добавку к рациону, то никакие норки в сравнение не идут.
Кстати, о нутриях сейчас много литературы, и спрос не падает. Кстати…
Тут Палыч, не прекращая кивать и напряженно морщить лоб, бесшумно удалился в большую комнату и, кивая, вернулся с медовухой.
…Для содержания нутрий требуется много воды. Плавать они не плавают, а вот норки — те плавают. Вот видишь! Без водопровода никуда.
…Но встает вопрос о дополнительных капиталовложениях и о юридической стороне дела. Потребуются новые помещения.
…А что, если не замахиваться на поточное производство, а прямо сразу ограничиться определенным числом. Предположим, три пары норок и нутрии… нутрий можно больше, они менее прихотливы.