Облака и звезды
Шрифт:
Последние крючки были пустые. Иван Иванович аккуратно уложил на дно баркаса палку с булыжным якорем на конце, снял пилотку, крепко вытер ею лицо. Густой бобрик его потемнел от пота.
— Весы, безмен у вас есть?
— Здесь нет. Дома есть безмен.
— М-да… Багор дома, безмен дома… На кой хрен они там? Они тут нужны!
— Мы переметом не собирались ловить, — оправдываясь, сказал Кара, — а селедку экспедитор сам взвешивает.
— Сегодня же пошли брата в Карагель, — сказал Иван Иванович, — матери рыбы отнесет и безмен, багор прихватит. —
Рыбу сложили возле палатки. Иван Иванович отобрал десяток некрупных осетров.
— Это матери. Пускай сварит, засушит, повялит. Только чтоб не продавала — может скандал быть.
— Мать красной рыбой никогда не торговала, — сухо сказал Кара.
— А куда ж девали при отце?
Кара нахмурился:
— Отец отвозил в райцентр, там не знаю, куда девал…
Иван Иванович ничего не сказал, молча смотрел на свои солдатские ботинки, рыжие, потрескавшиеся, должно быть сроду не знавшие мази. Потом спросил:
— А ты в райцентре никого не знаешь, кому рыба нужна?
— Не знаю, — сказал Кара, — мы там редко бываем.
— Ладно, — вяло проговорил Иван Иванович, — что-нибудь придумаем, а нет — посушим, повялим, сами съедим. Верно? Нам только бы на шпагат деньгами разжиться.
За завтраком рыбы ели вволю, но много одолеть не смогли — вчера наелись.
После завтрака Овез отложил отобранных для дома осетров в рюкзак, пошел в Карагель.
Иван Иванович, сидя возле палатки, смотрел ему вслед, пока Овез не скрылся за густыми зарослями сарсазана, потом вынул из мокрого мешка оставшуюся рыбу, стал насухо вытирать тряпкой.
— Зачем вы это? — удивился Кара.
— «Сидор» вымокнет, темные пятна пойдут. Кто увидит — сразу подозрение. А так — идет человек, мало ли что у него в мешке. Верно?
Иван Иванович переложил рыбу сухими ветками сарсазана.
— Пойду в райцентр, посмотрю — как, что… Кстати в правление загляну. Может, у них шпагатом разживусь.
— В правлении у нас каждый только о себе думает, — сумрачно сказал Кара.
— А ты не суди людей, — строго сказал Иван Иванович, — может, им помочь надо, советом помочь, делом каким… Вы тут сидите на своей косе, руки опустили, плана не выполняете. Сеть дырявая! Да кто же вам ее чинить должен? Вы ж рыбаки, члены артели, обязаны о себе сами помыслить. Нельзя так! Надо дело делать! Ясно? Подержи-ка «сидор», я лямки надену.
Овез вернулся под вечер.
— Ну что мать? — спросил Кара.
— Обрадовалась очень. Говорит, теперь будут и продукты и деньги.
— Как деньги? — вспыхнул Кара. — Она что, хочет торговать рыбой?
— Да. Говорит — дома денег нет совсем. Как одну рыбу есть? Масло, мясо, сахар, хлеб тоже надо, и долги отдать надо.
Кара молчал, смотрел вдаль. Солнце, описав по-осеннему малый круг, садилось в тяжелое, багровое море. Возле берега вода потемнела, чуть слышно плескалась слабая зыбь.
— Нельзя этого делать — красной рыбой торговать, — сказал Кара. — Забыл, как на нас
— Я знаю, — сказал Овез, — только им есть нечего. Одной рыбой как кормиться? Надо сеть сплести. Он обещал. Почему не делает?
— Без тебя знаю, — резко сказал Кара. Больше он не разговаривал с братом, лег на кошму, повернулся лицом к стенке, накрылся с головой плащом.
Иван Иванович пришел уже затемно. «Сидор» за его спиной был по-прежнему полный. Кара вздохнул:
— Обратно принесли?
— «Обратно»! Эх ты, хозяин! — Иван Иванович сдвинул Кара тюбетейку на глаза. — Кто ж это рыбу таскает взад-вперед? Да еще красную! На, получай!
Он развязал «сидор», стал выгружать продукты. На кошму легла банка тушенки, батоны, колбаса, масло, плавленый сыр, компот в стеклянной банке, потом, слабо булькнув, легла поллитровка «Московской», четыре бутылки жигулевского пива.
— Вы — мусульмане, водку не пьете, вам пиво, а мне, православному, авось Христос простит.
— Я пива не пью, оно горькое, — сказал Овез.
— Дело хозяйское. А брат твой выпьет. Выпьешь, Давлетыч? Со мной за почин, за новую сеть, а?
Кара пожал плечами:
— Можно.
Иван Иванович оживился:
— Вот и хорошо, вот и ладно! После рыбачьих трудов почему не выпить? Верно?
Ужинали медленно, Долго — много было хорошей еды, и все разная. Хотелось попробовать и того и другого. Руки не знали, что и брать.
Иван Иванович выпил водки раз, другой раз, стал уговаривать Кара — не пить, нет! Зачем пить? В водке что хорошего? Горькая, проклятая сивуха — вот и все. Пиво куда лучше, и крепость малая — шесть градусов, это же квас… Но для интереса, просто чтоб вкус узнать, почему не попробовать? Правда? Только сто грамм — и хватит. Сто грамм — и все! Крышка! Больше нельзя! Отца нет, ребята молодые, легко разбаловаться. Но сто грамм при старом рыбаке — пожалуйста. Можно! Разрешается!
Кара выпил, сморщился — очень горько, очень печет и невкусно совсем… Он быстро запил пивом, заел колбасой, стал просить Ивана Ивановича попробовать пива.
— Не могу, — вяло сказал Иван Иванович, — водкой начал, водкой кончу. А пиво — это ерш получится. Нельзя!
— Обидеть меня хотите? — угрюмо спросил Кара. На него уже подействовал ерш, и Иван Иванович то появлялся, то исчезал в сером тумане. — Хотите обидеть, да? Так и скажите! «Плохой рыбак, дырявой сетью ловит, план — сорок процентов».
— Ладно, не плачь.
Иван Иванович долил пива в стакан с водкой, выпил залпом, как спирт, замотал большой, волосатой головой:
— Пропал — ерш!
Они тут же сорвались: стали пить без разбора — водку и пиво, ослабевшими руками шарили по скатерке, сталкивали с нее снедь на кошму, опрокидывали стаканы, разливали ерш.
Кара хотел закурить, но папирос не было. Он достал коробку с махоркой. Пальцы не слушались, просыпали махорку в компот, в пиво.
Иван Иванович кивнул на Овеза: