Облеченные в облако
Шрифт:
– Что же, ты полагаешь, должен я предпринять?
– после минутного размышления спросил паук.
– Ты тут главный, ты и дерзай.
– Нет, я конечно могу устроить парочку катаклизмов. Так, чтоб стряхнул с себя ящер это чертово племя к его же чертовой матери. Надо же... Весело носит на себе своих паразитов и не подозревает о том, что они его умертвить хотят. Паразитов не должно быть много. Паразит должен быть я один. Иначе - хана и катастрофа действительности. Ну, внештатный служитель обществу?
– вновь обратился он к Прометею.
– Вижу, у тебя мысль.
– Мысль она и есть мысль, - сказал
– Как ее в дело обратить, вот вопрос.
– Ничего, выкладывай. Дела-то как раз по моей части.
– Они до зрелищ охотливы. Вот на этом бы и сыграть.
– Что ж в них такого, в зрелищах?
– Да уж не знаю, что. Но если б устроить им непрерывное зрелище, чтоб и забыли они жилу искать. Отвлечь, чтоб не рыскали.
– А вы бы тут раз - и взяли бразды, - раскусил тактику Прометея паук.
– А сам-то каков? С Василидом-то что сотворил?
– Не серди меня.
– Ладно, не буду.
– Может, я зол, но это необходимое зло. Раздражитель, побуждающий добро к творчеству. Иначе бы оно, то есть добро, дремало само в себе. Так я прав про бразды?
– Надо же кому-то социально и культурно обустраивать мир. Да следить, чтоб киселя не убывало, чтобы до смертельного исхода эти прощелыги зрелищами не увлеклись. Мы - там, а ты тут останешься положение занимать. Все довольны. Ну так что?
– Что же им, сексу? Какой жанр им предпочтительней?
– Это уж будет зависеть от рейтинга. Но лучше без крови. Не надо им про это напоминать. Что-нибудь по мотивам действительности. Чтобы не очень отрывались от мира.
– Вселенную составляют три категории явлений: сущее, мыслимое и дураки, - изрек паук.
– Мыслимое есть продукт сущего для оболванивания дураков. Что ж, если хотят доконать свою ДНК и выродиться в видеотов - пусть.
– Ну так что, договорились?
– Что ж с вами поделать... Нет таких бастионов, которых бы бес не брал. Грезами дракона я не заведую, но повлиять на него смогу. А теперь идите отсель, добры молодцы.
– Что ж, прощай...
Молодцы обернулись к выходу.
– Да, - спохватился Дёма, - а кто ж для него молоко производит? Эта молочная река - из его же собственных недр? Или откуда? Напоследок бы знать охота.
– Охота пуще неволи, - сказал паук и помрачнел.
– Ох... ох...
– вновь заохал он и впал в такое бормотанье, что ничего нельзя было разобрать.
– Уходим, - поторопил Аркадий.
– Кажется, он начинает сердиться. Да и какая тебе разница, из каких недр? Из каких Господь Бог паству питает?
Они нырнули. Обратно выбирались тем же путем, только, продравшись через дыру, сразу забрали вправо, чтобы снова не угодить в воронку. Вынырнули.
Солнце давно должно было перевалить за полдень. Тем не менее, создавалось впечатление, что оно остановилось и даже пустилось вспять. Это Дракон неторопливо разворачивался головой на север. Молоко в озере прогрелось до температуры парного. Плыть и плескаться в нем было истинное удовольствие. Однако Дёма спешил.
Хамы смирно сидели на бережку, головами в одну сторону. В ту, где над лесом, над гребнем хребта затевалось зрелище.
Так что возвращение паломников от паука оказалось никем не замечено. Даже Невзор был всецело захвачен происходящим. Даже цирюльник наблюдал его с презрительным
Останавливаться на созерцании времени не было совершенно, однако Дёма успел разглядеть, что зрелище, представляло собой то ли бал в дворянском собрании, то ли парад планетоидов, где блистал и первенствовал в сиянии наш дракон. В своем собственном сновидении дракон выглядел величественным и пушистым, однако преглупая, самодовольная морда выдавала инфантильное происхождение сна.
Под защитой этого зрелища им удалось отойти от хамов на безопасное расстояние. Дёме надо было возвращаться на землю, пока дракон не уплыл далеко.
Вопрос о его возвращении не был проработан. Дёма полагал, что надо добраться до края дракона, а там... Там все было скрыто в тумане. Но может, как-нибудь удастся перебраться на вершину Никол-горы. Или на какое-нибудь другое вертикальное сооружение.
– Только гору уже проскочили, наверное, - сказал Дёма.
– Есть место удобное с левого краю, - сказал Аркадий.
– Мы хамов оттуда на землю сбрасываем. Может, и тебя как-нибудь десантируем. Тут ленивой ходьбы не более получаса. А бегом - в десять минут уложимся.
– Успеть бы.
– Он еще разгон не набрал. Да и ветер-норд ему в морду. Шибко-то против норда он не попрет.
Положенное время спустя они были у края. Землю еще скрывал туман, но не такой густой, как в день взлета. Николина гора высовывалась из него своей плешивой макушкой, но, к сожалению, дракон ее уже миновал.
Сзади послышался многоголосый вой, сглаженный расстоянием. Видно, зал залился слезами. Эти несостоявшиеся кровососы чрезмерно эмоциональны. Если и дальше они с такой страстью будут отдаваться вымыслу, то и сами окажутся частью зрелища, с головой уйдя в виртуал, подумал Дёма, но даже не оглянулся на вой. Голова его лихорадочно работала в поисках выхода. Подобраться к самому краю, свесить голову вниз, оценить ситуацию... Он уже собрался, несмотря на протесты Аркадия, исполнить намерение, но тут из под брюха дракона вынырнула Памела.
– Прыгай, солдат!
– закричала она.
– Прыгай скорей! Не могу я чертово помело удержать, дракона боится!
Расстояние до помела было как раз в один хороший прыжок. Дёма прыгнул, уцепившись за помело. Обернулся к удалявшемуся краю дракона:
– Прощай, Аркадий!
– Прощай!
– махнул ему рукой Прометей.
Теперь, когда было не столь туманно, Деме, задрав голову, удалось рассмотреть, что брюхо дракона ничего страшного или мерзкого собой не представляло. Гладкое и, вероятно, теплое. Нежно-серое, отливающее голубизной. На небе таких оттенков никогда не бывает. Хвоста, как ни вертел башкой, Дёма не обнаружил. Видно далеко на юге был хвост. Однако на севере вдруг возникло некое подобие голубого озера, зависшего над землей, причем с неправдоподобным, невероятным креном. Дёма догадался, что это дракон на мгновенье пробудился от грез, приоткрыв один глаз, любопытный и донельзя глупый. Дёма, конечно понимал, что до глаза дракона, равно до пасти его - дня три-четыре пути, если поверху, по спине, пеши. Но все равно на секунду ему стало страшно. Ведь запросто может иль смертным дыханьем обдать, или съесть, не задумываясь о моральных последствиях. А может, решил попрощаться с ним?