Облеченные в облако
Шрифт:
Он тщательней ощупал себя. Вскочил. Ощупал опять: цел.
– Иваныч!
– позвал он, однако вместо Аркадия сверху свесилась борода.
– Жив и даже шевелится, - удивился состоянию Дёмы одноглазый Невзор.
– Ну что, пацан? Остаёшься здесь зимовать или к нам поднимешься?
– Что же мне зимовать. Мне возвращаться надо, - буркнул Дёма.
– Тогда держи фал.
Сверху сбросили свежесрубленный стебель вьюна, на один из которых еще так недавно и почти беспечно любовался Дема. Он ухватился за него и полез вверх.
–
– Сними с него, Селяныч, ремень. А то он с этим ремнем драться кинется. Да свяжи его, чтоб не дергался. Чем меньше нас беспокоит противник, тем крепче выдержка у наших бойцов, - добавил он, адресуясь к Дёме, как бы извиняясь за эту печальную необходимость вязания рук.
Аркадий был уже связан.
– И откуда эта яма взялась?
– спросил он удрученно. Сам, однако, угодить в нее не успел.
– На страуса ставили, - охотно объяснил Невзор.
– Страусов в лесу нет.
– Мало что нет. А вишь, пригодилось.
Он хохотнул. Хамы охотно поддержали веселье.
– Всем, трутни, по трудодню, - объявил предводитель.
– Всем веселиться и честно радоваться удаче. Нюхаилу - благодарность за бдительность. Он еще с вечера тебя почуял, чужой. Что чуждым нехамским духом пахнет. Ну что, доходяги-дистрофики. Алиментарный альянс. Промотавшийся Прометей и Пришедший-из-Ниоткуда. Сами пойдете или нести на руках вас прикажете?
Нюхаил во все время пути непрерывно пыхтел и плохо пахнул. Дёма всегда считал, что чем сильней человек воняет, тем хуже у него с обонянием. Этот, очевидно, был исключением. Был он длиннорук и широконос, словно напрямую от примата происходил.
– Куда вы нас ведете?
– поинтересовался Дёма.
– В табор пока, - ответил Невзор.
– А там, может быть, и дальше, если народ еще прежде вас не убьет. Народ у нас боевой. Да сами увидите.
– Неужели убьёте?
– А что ж вас, оставить на семена? Захотим - убьем. Захотим живыми в Аид отправим. Однако пытать в любом случае будем, не обессудь.
– Как пытать?
– встрепенулся Аркадий.
– Так. Мы будем вас вопрошать, а вы нам в ответ восклицать будете.
– Вы ничего от меня не услышите, потому что я вам ничего не скажу, - быстро сказал Прометей.
– Чего же ты нам не скажешь?
– А чего вам от меня надо.
– Что же ты мне не сказать можешь, коли я сам не знаю, чего мне у тебя спросить? Еще не придумал, о чем вас пытать буду
– Зачем же тогда пытать?
– спросил Дёма.
– Так положено. Не может быть, чтобы тебе скрывать было нечего.
– Так думай быстрей, может, пока идем, и ответ найдется.
– Вот ты и думай, тебе пропадать. На какую тему беседовать будем. Может, ты лучше знаешь, чего мы хотим.
– Ну, дела...
– изумился Дёма.
– Ничего не дела. Почти всегда так и бывает. Вон Промку спроси.
– Вредно и стыдно грязным ходить, - вставил Аркадий, хотя только что поклялся молчать даже под пыткой.
Из-за кустов вынырнули две собаки. Но гвалту от них было столько, словно целая свора кинулась встречать победителей.
– А вот и наше располагалище, - сказал Невзор.
– Добро пожаловать - из вашей реальности в нашу действительность
Небольшое, но кипучее кочевье расположилось на круглой поляне. Горели, обдавая дымом, костры. Торчал головастый идол в центре стойбища.
Весь табор насчитывал человек до двухсот, включая детей и женщин, высыпавших посмотреть на пленных.
Такого любопытства в отношении своей персоны Дёме наблюдать еще не приходилось. Женщины оставили костры и приблизились. Более сопливые соплеменники, побросав палки, которыми за минуту до этого избивали друг друга, протискивались в первый ряд. Особо назойливых отгоняли взрослые хамы, чувствовавшие себя героями дня.
Шуму, конечно, было еще больше, чем от тех двух собак.
– А ты ничего, бойкий, - похвалил одноокий Дёму.
– Хоть нас и не победил, но удивил очень. Нанимайся ко мне в опричники. Промку не приглашаю, он на наше племя злой. А тебе я жалованье положу. Бабу, какую хошь, положу. Есть тут одна - совсем замечательная. Молчаной звать. Живет у меня в кустах.
Он свистнул негромко. Баба немедленно вылезла из кустов. Дёма взглянул на нее небрежно: баба как баба. Кроме того, что почти немытая и одетая кое-как, ничего замечательного в ней не было.
– Чего ж в ней такого особенного?
– спросил он.
– А вот сейчас увидишь. Давай, - кивнул этой бабе Невзор, зажимая уши.
Те, что стояли ближе, в том числе Аркадий, последовали его примеру, а баба, набрав воздуху полную грудь (а грудь у нее была полная), вдруг издала такой вопль, что племя присело, словно придавленное, эхо отозвалось испуганным заикой, а с ближайшего дерева замертво свалился фазан.
Дёма, еще не отвыкший от грома земных битв, особого потрясения не испытал. Хотя слышал такое впервые.
– Видал?
– Глаз Невзора счастливо сиял.
– Молчит-молчит, да как гаркнет... Ну-ну, - окоротил он, видя, что Молчана опять стала делать глубокий вдох.
– Накличешь себе клиентов, дура. Это у ней так... это охотка... Охотница она у нас.
– Он ковырнул мизинцем ухо, потряс головой.
– Она хоть охотничья, но отходчивая. И собой недурна: что голос, что стать. И фигура нефригидная, и ноги не хуже многих. Хорошо исполняет супружеские обязанности.