Облепиховое пламя

Осенняя Александра Сергеевна

— Лавка? — переспросила я.

— Ага, — закивала головой Нея, губы её расплылись в блаженной, мечтательной улыбке. — Парфюмерная лавка в центре столицы — это моя мечта! Я поэтому и поступила в институт, чтобы улучшить свои магические навыки, получить образование. Обучение обошлось нам в копеечку, но решения папа не обсуждаются. В смысле, матушке пришлось смириться.

— А какая у тебя специализация? — поинтересовалась у неё.

— Знахарка. Могу определить, пообщавшись с кем-либо, какой запах ему или ей подойдёт и на основе этого создать

парфюм или сварить мыло.

Об этой стороне способностей знахарей мне было неизвестно.

— И какой запах подойдёт мне? — с удивлением спросила.

— Ландышей и яблок, у тебя весенний запах, — мгновенно ответила Виринея.

— Твои родители тоже так могут? — полюбопытствовала я.

— Нет, конечно. Мама у меня у меня хоть и знахарка, но магией никогда не пользовалась, а папа и вовсе остался без магии. Столкнувшись с ренегатом, его резерв полностью опустошили, восстановление было невозможным. Но это уже было после моего рождения. Хвала Созидающему, что отец остался жив! — ранее беззаботная, Нея переменилась, стала серьёзной, выражение лица её сделалось печальным.

— Мне жаль, — почему-то сказала я.

Спрашивать, кто такие ренегаты и что они из себя представляют, не стала, дабы не развивать тему дальше. Какие-то предположения и догадки относительно ренегатов имелись, но я подумала, что разберусь с этой информацией после того, как решу насущные проблемы.

— Спасибо, — тихо поблагодарила девушка. — Знаешь, маги с брезгливостью и презрением относятся к тем, чей резерв опустошён или к тем, кто связан с бывшими магами. Наша семья, досель влиятельная, вмиг стала изгоем среди общества.

— Как я поняла, с ещё большей брезгливостью общество относится к иномирянам и бывшим рабам, которые стали магами, — поделилась своими наблюдениями. — А к опустошённым магам проявляют снисходительность, в тебя не тыкают пальцами, не перешёптываются, когда ты проходишь, не оскорбляют, не кривятся при виде тебя. Всё это я заметила за день пребывания в МагИнституте. Или это не так?

Виринея сначала деликатно промолчала, признавая мою правоту, но затем добавила:

— Опустошённых, бывает, жалеют. Уж лучше презрение, как по мне.

Сменить тему не получалось.

— От твоего отца шарахаются, как от прокажённого? — вышло не слишком вежливо с моей стороны, мы всё-таки знакомы от силы полчаса, но удержать вопрос за зубами не получилось.

— Не посмели бы, — горько усмехнулась Нея. — Единственное, на что общество способно, это сплетни за спиной, а в лицо будут улыбаться и жалеть. Поэтому я и говорю: лучше презрение и брезгливость, но зато честно.

— Не люблю лицемеров…

— Тогда тебе придётся сложно, — вздохнула соседка.

«Какими бы доброжелательными люди здесь не выглядели — не доверяй! Чтобы не просили рассказать — не рассказывай ничего! Лги тогда, когда нужно солгать. Манипулируй тогда, когда нужно манипулировать. Прогнёшься — станешь пешкой», — вспомнилось мне нравоучение матери.

Сильно захотелось вернуться домой,

а всякие воспоминания о доме неизбежно напоминали о маме, которая не выходила со мной на связь по неведомым причинам.

Беспокойство, спрятанное мной глубоко в сердце, вновь дало о себе знать. Ну, хоть бы весточку получить, хоть одно слово, не говоря уж о том, чтобы увидеть в живую, обнять, тогда бы я меньше переживала.

В следующее мгновение все мои мысли были направлены в одно русло.

Мы увидели неимоверно длинную очередь в библиотеку, которая начиналась ещё с коридора. Переглянувшись с соседкой, синхронно сглотнули ком в горле и, немного шокированные количеством студиозов, бегом направились занимать своё место в очереди, пока не объявились ещё студенты.

Я и Виринея стояли в очереди уже минут двадцать, не меньше, когда появился какой-то паренёк, ухмыльнулся, глядя на всех нас и под ошарашенными взглядами прошёл вперёд, влез без очереди и, получив своё, спокойненько ушёл, насвистывая себе под нос мелодию.

Библиотекарь — седовласая старуха с вредным и прескверным характером только миленько улыбнулась, провожая взглядом парня, но стоило ей посмотреть на нас, как губы её скривились. Ещё одна привилегия обеспеченных учеников и напоминание о неравенстве в стенах института.

У меня нервно задрыгался глаз.

— Нет, ну нормально?! — возмущённая, я озвучила всеобщую мысль.

— А чё, так можно было?

О-о, это кто-то из наших.

— Нея, — повернулась к соседке, — у меня есть идея. Давай, чтобы зря времени не терять, ты останешься здесь и получишь учебники за нас двоих, а я отправлюсь к кастелянше и заберу наши формы и постельное бельё.

— Ничего у вас не выйдет, — высказался молодой парень, который стоял перед нами.

— В смысле? — спросила, нахмурившись.

Незнакомец соизволил повернуться к нам лицом и объяснил:

— У кастелянши такая же очередь, если не больше. Во-вторых, библиотекарша и кастелянша — подруги, а потому, назло студентам, договорились выдавать только то, что положено конкретному ученику. Форму или учебники соседа или друга, например, вам от этих грымз не получить.

— С какого ты курса? — поинтересовалась Виринея.

— Второй, — коротко ответил парень.

С жадностью поддавшись вперёд, я спросила:

— Есть что-то ещё, что нам нужно знать?

— Я сразу понял, — он хмыкнул, — что вы первокурсницы. Что ж, — незнакомец хлопнул нас по плечам, — крепитесь!

Несмотря на ворчливый тон библиотекарши и недовольный гул студиозов, библиотека приводила меня в состояние умиротворённости. Если бы можно было выйти замуж за книги, я бы, не раздумывая, сделала это.

В воздухе витали запахи старой бумаги и чернил. Сквозь витражные окна в читательском зале лился мягкий солнечный свет. Над некоторыми книгами, что лежали раскрытыми на столах, если обратить внимание, летала пыль, которую отчётливо было видно на свету.