Облом для властного, или Я твой Зайчик
Шрифт:
Домик был очень старым, но ухоженным. Все в нем было просто, без излишеств, но добротно и по-домашнему уютно. Бывшие хозяева даже мебель забирать не стали. А я и рада: пусть она старая, с советских времен, но лучше, чем вообще никакая.
Запарковав свою Старушку у калитки и прихватив тортик, поспешила к детям.
Ухоженный и чистый двор, утопающий в свежей майской зелени плодовых деревьев, радовал глаз. Ветерок донес до обоняния нежный чуть сладковатый аромат. Ух, ты! Зацвели все шесть яблонь! Значит, по
Баб Даша – это моя соседка. В отличие от нас она здесь живет круглогодично, благо, дом у нее с газовым отоплением.
Хлопнула деревянная дверь дома, и на крылечко вылетело мое маленькое золотое счастье – Настенька.
– Мама! – звонко закричала четырехлетняя кнопка и со всех ног поспешила ко мне.
Я одной рукой подхватила девочку и расцеловала нежные румяные щечки.
– Привет, мой котёночек, – ласково, прошептала я, прижимая Настену к себе. – Смотри, что я купила.
Круглые голубые глазенки, так похожие на глубокие омуты моей сестры, радостно сверкнули.
– Ура!!! Мама толтик купила! – И понеслась обратно в дом. – Я всем ласкажу!
С ноги девочка распахнула дверь, так что та с глухим стуком шандарахнулась о стену. Следом послышалась ворчливая ругань баб Даши:
– Куды несешься, как очумелая?! Настена! Лоб себе расшибешь!
Баба Даша – суровая сельская женщина, воспитавшая двух здоровых мужиков. Характер у нее, как кремень – непрошибаемый. От нее похвалы или ласкового слова в жизни не слышала, но в беде не бросит, всегда поможет, а это дороже всех любезностей в мире.
С предыдущими соседями старушка не общалась. Еще лет двадцать назад они крепко повздорили и отгородились глухим, почти пуленепробиваемым забором, чтобы даже пчела с чужого огорода не залетела.
– Ты чего так поздно? – не здороваясь, выдала баб Даша, уперев руки в боки. – Мне твои бандиты весь спинной мозг выгрызли.
В этот вся баб Даша: рычит, ворчит, но еще ни разу не отказалась присмотреть за детьми.
– Опять что-то натворили? – с чрезмерным энтузиазмом поинтересовалась я, заходя на маленькую веранду и тут же меняя парадные кроссовки на драные тапки.
Баб Даша с каменной миной подошла к двухконфорочной газовой плите, открыла крышку большой кастрюли.
– Вот! Полюбуйся! Я щи зеленые сварила.
Подошла поближе и нос уловил душистый запах свежесваренных щей. Желудок жалобно сжался, слюноотделение усилилось, и я быстро сглотнула.
– М-м-м щи зеленые… – алчно протянула я и зачерпнула половником супчик, намереваясь попробовать.
Поднесла половник к губам и внезапно заметила, что в супе плавает что-то странное…что-то, чего в супе точно никак не должно быть.
– Близнецы решили, что в супе не хватает мяса, – буднично поведала баб Даша и отобрала у меня половник. – Так что, попотчевать тебя супом из дождевых
И сказала – как отрезала. Ни один мускул не дрогнул на лице этой мужественной женщины.
– Э-э-э, я как-нибудь воздержусь, – виновато съежилась под осуждающим взглядом баб Даши.
Моя соседка – ярая сторонница строгого воспитания. Она всегда ставит мне в вину, что я слишком балую детей. Она наказывает, а я каждый раз их выгораживаю, а после вот таких «сюрпризов» становится всегда и неудобно, и стыдно одновременно.
– Баб Даш, – делаю стратегический отвлекающий маневр, – а пойдем чай пить с тортиком.
Соседка хмурит черные, без единого седого волоска, брови.
– Не переживай, я все сама уберу и щи новые сварю, – тут же заверяю я и тяну ее за рукав халата глубже в дом. – И где эти сорванцы?
Близнецы отбывали строгое наказание. Стояли в разных углах в большой комнате с выключенным телевизором. Киря мирно ковырял пальцем виниловые обои, да так, что подле его ног образовалась белоснежная крошка, а Илья уселся на корточки и усердно отдирал тонкую полоску шпатлевки от плинтуса – не иначе как подкоп для армии муравьев.
Увидев меня в дверях, да еще и с тортиком, мальчишки с дикими воплями кинулись ко мне и повисли как две обезьяны.
– Мама! Мама!
Им уже по семь лет и они достаточно взрослые, чтобы понимать, что их настоящая мама умерла, но по-прежнему зовут меня мамой. А у меня каждые раз сердце сжимается. И радостно, и больно одновременно – так я их люблю!
Поцеловала их в светлые, чуть рыжеватые макушки и, поднимая голову, встретилась с полным немого укора взглядом баб Даши.
– Так! – Спохватившись, тут же придала лицу суровоевыражение. – Кто из вас испортил бабушкин суп?!
– Это не мы!
– Да, это не мы!
– А кто?! – не дав вставить мне и слова, возмущенно каркнула баб Даша.
Минутная заминка. Мальчишки синхронно чешут взлохмаченные шевелюры, и Киря находится:
– Барабашка!
– Да, барабашка! – вторил ему довольный находчивостью брата Илья.
– Какой барабашка?! – Я, прифигев, сорвалась на писк. – Его же не бывает!
Рот Кири потрясенно, словно я только что убила все его детские мечты, приоткрылся, и он, выставив палец перед собой, говорит:
– Как – не бывает? Ты же говорила, что он на чердаке живет.
И пока я пыталась найтись с ответом, этот манипулятор добавил зловещим шепотом:
– Ты. Нас. Обманула…
– Да, обманула, – поддакинул Илья, сложив тонкие ручки на груди в очень сердитом жесте.
Да-а, дела! Я, вторя жесту близнецов, озадаченно почесала репу. Это что же получается – теперь я виновата?
– А пойдемте чай пить с тортиком! – внезапно с преувеличенной радостью позвала баб Даша. – Кто первый сбегает за водой, получит два куска.