Обман Инкорпорэйтед (сборник)

Дик Филип Киндред

– Заказывай ты, – сказала Салли брату, подняв голову и закрыв меню. – Ты лучше разбираешься в китайской кухне. Помнишь, как мы сюда приходили?

Хедли кивнул. Он взволнованно просмотрел меню, его охватила ребяческая несдержанность, и в порыве безрассудства он заказал все, что попалось на глаза.

Маленький официант с кукольным лицом и лакированными черными волосами, блестевшими от верхнего света, одну за другой ставил перед ними дымящиеся миски. Яично-цветочный суп. Горячие и липкие жареные пельмени. Курица с миндалем. Говядина со спаржей. Чау-йок – склизкие зеленые овощи, подаваемые в густом сладком сиропе. Жирные мягкие

пирожные желтого цвета, с мясной и овощной начинкой – яичные фу-йонг. Перед каждым из них стояла округлая белая чашка без ручки, куда Хедли наливал горячий дымящийся чай из старомодного эмалированного чайника.

Боб Соррелл не обратил внимания на миски с дымящейся едой и махнул официанту, суетливо выбежавшему за занавеску.

– У вас есть «севен-ап»? Принеси мне бутылку «севен-апа».

– «Севен-апа» нета, – пролопотал официант.

Суровое лицо Боба потемнело. Тщательно выговаривая каждое слово, он спросил:

– «Кока-кола» знай? «Кока-кола» быстло-быстло плиноси!

Официант скрылся. Минуту спустя он вернулся с бутылкой «колы», куда была вставлена соломинка, со звоном поставил бутылку на стол и без единого слова вышел.

– Только не суй мне эту китаезовскую жратву, – сказал Боб Салли. – Перехвачу сандвич на автостраде, – он сверился с часами. – Могу и потерпеть – это недолго.

Дейв и Лора с тревогой глотали еду, опасаясь, что им не дадут доесть. Миски быстро опорожнились: Хедли с сестрой здорово проголодались. Они ели жадно, как раньше, когда подростками приезжали в город, чтобы сходить на пляж и в парк развлечений – несколько квадратных миль зеленой травы и цветов, что назывались парком «Золотые Ворота»…

В джинсах и футболках, с болтавшимися на поясе кульками с обедом, они тащились босиком по бескрайней белой полоске пляжа. Раскаленное маленькое солнце высоко над головой нещадно палило. Ветер колол лица взлетавшими в воздух песчинками, вгонял в голые руки и ноги огненные острия. Закатав джинсы, они вдвоем устало брели сквозь прибой, и молочная пена плескалась о голые икры сестры, которая плелась впереди.

Образ Салли – стройная фигурка на фоне безбрежного океана и песка: напрягшиеся ягодицы под застиранными джинсами, здоровое загорелое тело, развевавшиеся за спиной белокурые волосы и лицо, которое беззвучно смеялось, когда она оборачивалась, дожидаясь его и переводя дыхание, – это образ был одним из множества воспоминаний, которые сохранил о ней Хедли. А по вечерам – бесконечные поездки на скрежещущих, покореженных старых трамваях, когда они наматывали мили по улицам Сан-Франциско, добираясь до Третьей авеню и Таунсендского вокзала. Они сидели друг против друга, измученные, придавленные покупателями и пассажирами, старухами с раздувшимися хозяйственными сумками и усталыми бизнесменами, посреди оглушительного грохота колес, шума уличного движения и лязга дорожных знаков. Так они ездили часами, обмякшие и безучастные, покачиваясь в такт движению трамвая. А потом Хедли вдруг замечал, что она улыбается – губы интимно, неуловимо вздрагивали, веки моргали. В проходе, до отказа набитом людьми, вцепившимися в ремешки, мелькало ее неповторимое, такое знакомое лицо, прекрасное отражение ее собственного лица. Быстрая, многозначительная гримаса, предназначенная только для него, а в следующий миг их уже разлучала фигура пожилого работяги в пальто, и вновь длилось пассивное изнеможение.

– Ну что, – сказал Боб, холодно глядя Хедли

в лицо, – можешь теперь послать армию в жопу.

Ошеломленный Хедли медленно опустил чашку горячего сладкого чая.

– Что-что? – промямлил он.

– У тебя же малой – иждивенец! Теперь тебя не призовут, да?

– Не знаю, – Хедли смутился. – Не думаю… У меня печень больная, и я уже был признан непригодным.

– Не-а, – категорически сказал Боб, закрывая тему. – Тебя не возьмут из-за ребенка, – его глаза беспокойно блуждали, толстые тупоконечные пальцы барабанили по столу. – По-прежнему работаешь в том магазине?

– Да, – признался Хедли.

– Кто ты теперь – дежурный администратор?

– Нет, на комиссии.

– На пяти процентах?

Хедли кивнул.

Боб Соррелл подсчитал.

– Сколько это тебе приносит – где-то триста пятьдесят в месяц чистыми?

– Скорее, двести пятьдесят, – ответил Хедли.

Его злобные узкие глазки сощурились. Крошечные глазки – холодные и влажные, точно камни.

– М-да, за такие деньги я бы послал старого пердуна в болото. Столько можно где угодно заработать. Железнодорожная бригада черномазых зарабатывает столько же на отбойке!

Смуглое лицо Дейва Гоулда болезненно посерело, и он резко перестал есть. Он и Лора вдруг стали похожи на двух сердитых, уставших детей, которых допоздна не укладывают спать. Они грустно осели на своих стульях и невидящими взглядами уставились на стол, ничего не говоря и не шевелясь.

Боб мельком взглянул на них и за одну короткую секунду дал им исчерпывающую оценку. Его глаза подсчитали их стоимость. Жесткие квадратные плечи взвесили их и отвергли. Он выкинул их из головы и снова повернулся к Хедли.

– Сколько это будет продолжаться? Очнись, братан, ты не можешь содержать жену и ребенка на такие деньги. Вся страна сейчас ломится вперед – сколько ты еще собираешься сидеть на очке?

Хедли неуклюже сгреб вилку.

– У меня есть шанс вступить во владение магазином. Если Фергессон купит то другое место, о котором он говорит… – Он умолк в нерешительности. – Возможно, он передаст «Современные телевизоры» мне. Он сказал, что когда-нибудь так и поступит.

– Так и сказал? – в скрипучем голосе Боба послышалась слабая насмешка. – Все пучком, парниша – так, что ли? Помахал у тебя перед носом старой наживкой?

– Я думаю, он сдержит слово, – упрямо ответил Хедли, боясь посмотреть в твердое, как кремень, лицо зятя. – Думаю, он действительно собирается купить магазин О’Нила.

– И сколько ты будешь зарабатывать?

Хедли сплел пальцы, пристально их изучая.

– Как-то вечером после работы мы с Фергессоном сидели и обсуждали это. Он сказал, что оставит мне триста пятьдесят жалованья плюс пять процентов с продаж. Ну, и дополнительные полпроцента с валовой прибыли. Это довольно неплохо.

Салли воодушевилась.

– Слушай, звучит заманчиво! – Она взглянула на мужа. – Звучит неплохо, да?

Но Боба это оставило равнодушным.

– Это обещание? Ты получил его в письменной форме?

– Разумеется, нет, – ответил Хедли. – Сделка с О’Нилом еще не состоялась.

Боб фыркнул в отвращении, махнул большой ладонью, а затем отвернулся, чтобы справиться с часами, пристегнутыми к волосатому запястью.

– Пора выдвигаться, – объявил он и встал. – Погнали, народ, – он враждебно уставился на Гоулдов: настал их черед. – А вы двое – едете, или как?