Обман
Шрифт:
Несколько минут мы просто лежим в постели, надеясь, что у мамаши все-таки проснется инстинкт. Ну или банальная совесть. А потом адская козочка все-таки выбирается из постели.
— Знаешь, я ее за хвост и на солнце вышвырну, если только это… женоподобное существо спит.
И она таки спит.
Девочка разрывается чуть ли не до красного цвета, а Бель просто спит, как ни в чем не бывало. Причем даже благой ор Веры не производит никакого эффекта. Только когда грубо трясу ее за плечо, замечаю причину
Бля, такие бабы реально существуют?!
Как можно? Даже у меня — черствого мужика, сердце дрогнуло, когда услышал детский плач.
— Я просто… — сонно оглядывается Бель, пытаясь сесть.
— Ты просто очень крепко спала, — подсказывает адская козочка тем самым тоном «Верочки», от которого у меня до сих пор нет-нет — да и сожмутся яйца.
— У меня болела голова! Я устала!
— Это оправдание ты использовала, когда оставила ребенка на подружку, — напоминает Вера.
Я догоняю ее уже на кухне: адская козочка колдует над бутылочками и смесями, при этом справляясь с малышкой одной рукой. Я даже секунду медлю предлагать помощь, потому что любуюсь своей умницей, чувствуя, что меня вот-вот разорвет от гордости и нежности.
Но все-таки забираю Лизу и снова активно трясу ее, потому что от этого странного танца девочка мгновенно успокаивается, словно в ней уже созрел талант к хореографии. Хех, я бы хотел водить свою девчонку в какую-то балетную школу, где бы она занималась в такой странной белой, похожей на блин юбке.
— Я приемная, — вдруг говорит Вера, энергично помешивая детскую смесь в маленькой кастрюле. — Такая же никому не нужная девочка, как и Лиза, только мне тоже повезло попасть в хорошие руки.
— В смысле? — туплю я.
— В смысле: я нашла документы, где об этом написано черным по белому Случайно.
Мы переезжали, мне на глаза попалась какая-то шкатулка.
Вера говорит так запросто, словно это совсем ничего для нее не значит.
— И… что сказали твои родители?
— Червинский, порой ты меня очень расстраиваешь. — Она поворачивается, протягивает мне бутылочку, но по нарочитым попыткам спрятать взгляд, я понимаю, что даже у моей адской козочки очень ранимое сердце. С рожками. — Думаешь, я сразу побежала к ним с вопросами?
— Я бы пошел, — пожимаю плечами я.
— А я не пошла. Они мои родители, не хотела их расстраивать неудобными разговорами.
— И тут же шлепает меня ладонью по плечу. — Корми ребенка, папочка. Меня это успокаивает.
— Вера?
— Червинский, если ты снова будешь признаваться мне в любви, то лучше помолчи и не опошляй момент.
— Какая же ты все-таки… коза.
Она секунду смотрит на меня, а потом корчит смешную рожицу и выразительно говорит:
— Бе бе бе!
Ну да, как я мог забыть об этом весомом аргументе любого спора!
[1]
Глава тридцать четвертая: Марик
Перед тем как уйти, Вера дает мне строгий зарок: присматривать за ребенком и оберегать Лизу от «материнской любви». Но при этом совсем ничего нее говорит о том, чтобы я держал руки при себе или чего-то в таком духе. Никаких собственнических замашек, а ведь тогда в баре с сестрой она чуть не сожгла меня заживо одним только взглядом.
Не женщина, а одно сплошное недоразумение. Странное, нелогичное, жутко сексуальное и абсолютно непонятное. Если бы я был биологом, назвал бы этот вид как-то вроде «Шизофила сколопендриум» и гордился открытием как какой-нибудь заскорузлый аграрий.
Кстати, хорошее название, нужно запомнить. Если когда-нибудь понадобиться использовать против Мольки шоковое оружие успокоения, думаю, это сработает безотказно.
Пока я задумчиво размешиваю давно остывший кофе, в кухне появляется Бель.
Если честно, после посещения ее квартиры, я думал, меня уже ничем не удивить. То есть, когда на моих глазах красотка превратилась в грязнулю — это было чем-то вроде падения шор с глаз. Тех, что еще остались после мощной атаки Мольки. Вообще вчера я понял, что никогда не задумывался о том, что под симпатичной внешностью может скрываться кто угодно. Абсолютно любая личность. Даже неприятная и вообще опасная.
Но когда передо мной во всей красоте появляется сошедшая с олимпа королева, я на всякий случай прикрываю лицо ладонью.
— Что-то не так? — беспокоится Бель, оправляя крохотное полотенце.
Что там можно оправлять — понятия не имею. Я его вообще использую для рук, как она умудрилась в него закутаться? Впрочем, снять снизу и сверху по сантиметру — и как раз хорошее фото для разворота «Плейбоя».
— Нет, просто прикрываю голову, чтобы не схлопотать ударную дозу неземной красоты, — очень даже язвлю я, но у Бель свое мнение на счет моей интонации, потому что она тут же врубает на всю катушку обаяние и кокетство.
Между нами обеденная мраморная столешница — очень удобная и довольно узкая, потому что не предназначена для шумных застолий. Поэтому, когда Бель усаживается напротив, нарочно подтягивая стул так, чтобы сидеть почти ровно по одной линии, мне приходиться заметно отодвинуться.
— Я рада, что мы, наконец, сможем поговорить без твой… знакомой.
— Вера моя невеста, — поправляю я, хоть прекрасно понимаю, что она нарочно выбрала более удобную формулировку.
— Я еще не слишком хорошо разбираюсь в словах, — как бы извиняется Бель, но это что угодно, но только не раскаяние.