Обман
Шрифт:
— О господи, нет! — Мельник побледнел. — Вы на самом деле меня напугали. Единственное, что необычно, так это дымка, которой в Провансе отродясь не было.
Мишель поднял глаза.
— Дымка? Что за дымка? Облачка случаются, но небо ясное.
— Она обозначилась к югу отсюда и быстро распространяется, — Лассаль обвел рукой вокруг себя. — Путешественники говорят, что от Марселя до Экса горизонт стал не таким прозрачным, как обычно, он словно затянут дымкой. Солнце днем не греет, а ночью так темно, что даже звезд не видно. Люди говорят, что дело в фокусах
Мишель выронил цветки и поднес руку к плечу, ощутив странный запах.
— Значит, дымка распространяется?
— Да, последний путник, который о ней говорил, был из Авиньона. А что, здесь есть какая-то опасность?
— Нет, успокойтесь. Боюсь, это касается только меня, по крайней мере пока. Забудьте о цветах и дымке, господин Лассаль, тем более что все равно ничего не поймете.
Он кивнул мельнику и, не обращая внимания на его удивление, вошел в дом. Маленький шрам на плече невыносимо разболелся. Закрыв дверь, он опрометью бросился по лестнице на верхний этаж, лихорадочно стараясь вспомнить точную дозировку белены и ястребиной травы для зелья.
НЕНАВИСТЬ
Катерина Чибо-Варано пылко сжала руки Жюмель.
— Вы хорошо сделали, что пришли, друг мой, — радостно начала она, — Муж не возражал против вашей поездки? Салон и Париж порядком далеки друг от друга.
— Он думает, что я в Лионе, у кузины. Даже дал мне с собой рукописи, которые я должна отдать в типографию, — Жюмель огляделась с легким недоверием, — А где господин Молинас? Я думала, что встречу его здесь.
Катерина, заставив себя излучать доброжелательность, тряхнула головой.
— Он живет в другом квартале Парижа. Чтобы добраться до Сен-Жермен-де-Пре, ему понадобится по крайней мере час. Но я уже послала слугу известить о вашем приезде.
— Я так давно его не видела, — задумчиво сказала Жюмель, — Но должно быть, он в курсе всех событий моей жизни. В последнем письме он поздравлял с рождением Магдалены.
— Вашей дочери?
— Да. Ужасное имя, правда? Но Мишель настоял, чтобы ее так назвали, и у меня не было сил ему возразить.
— Имя Магдалена вовсе не кажется мне таким ужасным.
— Это потому, что оно красиво звучит, а в Евангелии так звали раскаявшуюся грешницу.
Катерина приподняла брови.
— Вы ошибаетесь. Это имя происходит от Марии Магдалины, благочестивой женщины. Но даже если оно происходит от имени грешницы, то ведь она свои грехи искупила.
Жюмель обиженно тряхнула головой.
— Вот это-то мне и не нравится. Что она должна была искупать? Если она отдавалась многим, мотивов могло быть два: либо нужда заставляла, либо ей это нравилось. Ни один из этих мотивов не кажется мне таким уж страшным грехом.
Катерина вдруг почувствовала неожиданную симпатию к сидевшей напротив молодой бесстыднице. Она улыбнулась.
— Надеюсь, вы пошутили. Подобные идеи аморальны. Не думаю, чтобы ваш муж их одобрил, и не думаю также, что вы решились бы их высказать при нем.
Жюмель собралась ответить, но тут в комнату вошел Пьетро Джелидо, отвесив
— Я только что от Диего Доминго Молинаса. Он просил предупредить вас, что должен уладить некоторые дела и запоздает надолго.
Жюмель скорчила гримаску.
— Он вынуждает меня ехать через всю Францию, бросив ребенка на няню, а сам заставляет ждать. Вот возьму и уеду.
— Анна Понсард, если не ошибаюсь? — повернулся он с поклоном, на этот раз персонально к ней, — Молинас предоставил меня в ваше распоряжение, мадам. У вас есть неотложные дела?
— Да, в Лионе. Я должна найти типографа, который мог бы напечатать некоторые работы Мишеля.
— В Париже полно прекрасных типографов. Рукопись у вас с собой?
— Да, подождите.
Жюмель оттянула рукой юбку и достала из-под пояса объемистый сверток.
— Вот она.
Завладев свертком, Пьетро Джелидо поспешил его развернуть.
— Простите мне мою бестактность, но я должен знать, о чем там речь.
Он поднес рукопись к свету вечернего солнца, падавшему из окна. Потом задумчиво сказал:
— Я думал, это один из обычных альманахов вашего мужа, которые продаются во всех лавках. Но вижу, что это стихи, хотя по стилю… скажем так, это не Ронсар.
Жюмель фыркнула.
— Это не настоящие стихи. Он называет их пророчествами, а я — глупостями. Он годами строчит их листок за листком.
Катерина слушала очень внимательно. Пьетро Джелидо, напротив, изобразил полнейшее равнодушие.
— Вы говорите, пророчества? Предсказания будущего?
— Он считает, что обладает этим даром, — ответила Жюмель, пожав плечами. — Он происходит из племени Израиля, которое… но это очень скучная история.
— Напротив, напротив, — Пьетро Джелидо перебирал листки, — Почерк почти не читаемый, и вряд ли кто-нибудь из типографов возьмется это печатать. Что же до текстов, то смысл их темен… — Он пробежал несколько строк, — Вы говорите о пророчествах, но я здесь вижу намек скорее на события из прошлого, чем из будущего.
— Что вы имеете в виду?
Пьетро Джелидо прочел вслух:
Enfant sans mains, jamais veu si grand foudre: L'enfant royal au jeu d'oesteuf bless'e: Au puy bris'e fulgures allant muldre, Trois sous les chaines par les milieu truss'es. Дети безрукие, дивная молния с громом, Ранен наследник престола во время игры. Ветром жестоким с холма сметено будет все. Трое пребудут в цепях, прикованные друг к другу [28] .28
Катрен LXV, центурия I. Перевод Л. Здановича.