Обман
Шрифт:
Все поднимают руки – на всех в прошлом ставили клеймо. Даже Ричард. Девон – единственный, кто никак не реагирует. Я обращаю на это внимание.
– Девон, ты видишь, все подняли руки. С тобой в прошлом не случалось ничего такого? – Я хочу вовлечь его, а не оттолкнуть, но боюсь, впечатление у него другое.
Девон смотрит на меня и, кажется, что-то произносит.
– Извини, Девон, я тебя отсюда совсем не слышу. Можешь повторить, что ты сказал?
Он снова что-то отвечает, на сей раз оторвав подбородок от шеи, наверное, чтобы мне было лучше слышно.
– Прости, я опять не поняла.
– Он говорит, что старается держаться подальше от других людей, –
– Спасибо, Стефан. Иногда из-за шума здесь действительно трудно что-то расслышать. Значит, Девон, ты держишься в стороне от людей? Это из-за того, чтобы на тебе не поставили клеймо?
Он кивает.
– Это больно, когда на тебе ставят клеймо, правда?
Снова кивок.
Все тоже начинают кивать.
– Как вы считаете, что другие люди думают о тех, кто страдает психическими расстройствами? Как называли вас? Какое на вас ставили клеймо?
– Они говорят, что мы сумасшедшие. – Пока Стефан произносит это, я выписываю слово на доску позади.
– Ленивые. Необразованные. Глупые. – Барри.
– А еще говорят, что мы – обуза для общества. Типа, мы не приносим Америке никакой пользы. – Опять Люси.
– Опасные. – Я на секунду изумляюсь, когда слышу, кто это произносит. Адель. Ей лет сто. Она худенькая и хрупкая, как все старушки в таком возрасте, и я не могу себе представить, чтобы кто-то назвал ее опасной. Но потом вспоминаю, что однажды, в период, когда Адель не принимала лекарства, она воткнула ножницы в грудь ка кому-то человеку.
– Грязные. Отвратительные. Люди не хотят даже стоять рядом с нами. Даже мы сами не хотим стоять рядом друг с другом. – Дэррил.
Дэррил страдает от травматического повреждения мозга. Результат выстрела в голову, который он же и произвел. Дэррил все еще борется с депрессией, но клянется, что больше никогда не совершит попытки самоубийства. После этого случая жена ушла от него, потому что не могла смотреть на его изуродованное лицо.
– Хорошо, я скажу это: они говорят, что мы чудики. – Это Барри. Пытается сделать поправку. Он смотрит на Девона. – Извини, чувак. Не надо было мне называть тебя чудиком. Тебе это на фиг не сдалось, когда другие и так уже тебя обзывают.
Девон кивает.
– Спасибо тебе за это, Барри. Ты поступил очень хорошо. Что еще, ребята? Как еще люди клеймили вас из-за ваших заболеваний?
Я вижу, что Ричард смотрит на Барри, и в его взгляде читается одобрение. Кажется, он доволен, что тот извинился.
– Люди думают, что могут этим от нас заразиться. Вроде как переспишь с кем-то и подцепишь биполярное расстройство. – Люси.
– А кто-нибудь знает, правда это или нет? – Я стараюсь учить их, но так, чтобы они не чувствовали себя детьми в школе. Я смотрю на Ричарда, но он уже отвлекся и размышляет о чем-то своем.
– Не, можно подцепить СПИД или всякое другое дерьмо, но сумасшествием не заразишься. – Барри.
Выписывая слова на доску, я ощущаю, как меня охватывает чувство вины. Я сама верила во все это. Когда-то это могла бы сказать и я. Мне одновременно грустно, и хочется придумать хоть что-то в свою защиту.
Сеанс подходит к концу, я жду, пока все выйдут в коридор, потом прохожу по комнате, расставляю стулья полукругом, как было вначале, и подбираю мусор, оставленный пациентами. Приближаясь к стулу Девона, который он втиснул в самый угол, замечаю что-то маленькое и коричневатое, вроде кусочков облупившейся краски или конфетти. Они разбросаны на сиденье. Я сметаю их на пол и иду дальше.
После этого я стираю с доски слова, что написала, и произношу их про себя, думая о том, сколько раз я чувствовала
Я дала Ричарду расписание наших с ним еженедельных сеансов, а также нескольких групповых сеансов терапии, которые проводятся почти каждый день. Пациенты, как правило, хорошо реагируют на четко структурированный день, и, кроме того, мне хочется, чтобы он был занят, пока я буду подбирать к нему ключ. Сегодня утром у нас индивидуальный вторничный сеанс в 11 часов. Он возится и ерзает в кресле для пациентов, устраиваясь поудобнее. Вообще он слишком большой для моего кабинета. Он выглядит как кукла, которая в два раза больше кукольного домика. Раскачиваясь взад-вперед в кресле, он держит под мышкой свою обычную стопку газет. Когда Ричард наконец находит устраивающее его положение, он небрежно бросает газеты на край моего стола и неловко опирается на них локтем. Его левая рука согнута под странным углом, а запястье неподвижно, и это скорее похоже на протез, чем на настоящую конечность.
– Итак, теперь, когда у нас с вами есть расписание, я бы хотела, чтобы мы снова постарались поработать с историей болезни. Не могли бы вы уделить мне несколько минут внимания, чтобы наконец сдвинуть этот камень с места? – позитивно, с надеждой, может быть, даже энергично говорю я.
– Что это? Опять тесты? – спрашивает Ричард.
Кепку он не снял, и меня это страшно раздражает – мог бы проявить вежливость и сидеть без головного убора. Вдруг я понимаю – лучший способ подавить свой страх – это заменить его на злость, и тут же начинаю накручивать себя и думать, какой он невежа. Кстати, это все та же твидовая кепка, типа тех, что ввели в моду R&B-группы в девяностых.
– Не буду я больше заниматься с никакими бумагами. – У него спокойный, очень мужественный голос. Он не спорит со мной, просто объявляет о своем решении.
– Ни с какими, – автоматически поправляю я, листая файл и стараясь не встречаться с ним глазами.
– Слушайте, я здесь потому, что это мой выбор, и я знаю, что не обязан заполнять никакие анкеты, у меня есть право ничего не говорить о своей личной жизни, и я не обязан отвечать на ваши вопросы, а если вы захотите меня выкинуть – что ж, хорошо. Я знаю свои права. Я слышал, что вы здесь лучший психолог, и не думал даже, что вы начнете меня донимать, как тот парень, к которому меня посылали сначала. – Ричард крутит руки, как будто хочет стереть что-то с больших пальцев. Он дерганый и нервный.
– Вам действительно не обязательно делать то, чего вы не хотите. Но вам же будет труднее, если вы станете меня избегать. Потому что я – тот человек, с которым вам придется иметь дело все время вашего нахождения в этом учреждении. Я здесь, чтобы помочь вам и сделать ваше пребывание тут как можно более безболезненным. Если вам что-то понадобится, я – тот человек, к которому вы обратитесь. Но я не смогу помочь вам до тех пор, пока вы не поможете мне. – Моя речь отрепетирована заранее.
Мне кажется, что метод «маскировка страха с помощью злости и раздражения» работает. Ричард молчит. Я в первый раз смотрю ему в глаза и замечаю, что они голубые. Почему-то этот факт становится для меня полной неожиданностью. И он постоянно их щурит. Непонятно – или потому, что старается выглядеть угрожающе, или у него просто повышенная чувствительность к свету. Его радужки светло-голубые, намного светлее моих.