Обмани меня дважды
Шрифт:
Он услышал, как открылась дверь. Оливия была спокойной, но бледной.
– Ничего. – Она обхватила себя руками, прячась от пронизывающего ветра. – Она живет тут уже два года. И в доме нет даже уголка, в который она бы не заглянула.
Ее равнодушный тон встревожил герцога. В сером свете ее кожа казалась совсем обескровленной, и на ней резко выделялся синяк. И почему он не спросил утром, как ее щека!
– Вам больно? – поинтересовался он.
Оливия прикоснулась к лицу.
– Это всего лишь синяк, – сказала она и рассмеялась. – Или клеймо
– Умчалась так быстро, что мы и поговорить не успели.
– Похоже, вас это очень огорчает. – На ее губах появилась циничная улыбка. – Можно не сомневаться – она отправилась разносить новость. Может, прогуляемся? Пусть все посмотрят на Иезавель.
Аластер хмурился и медлил. И почему только ей хочется еще побыть в этой выгребной яме?
– Если здесь нет ничего полезного…
– У меня есть одна идея. – Оливия направилась вниз, по дороге к магазинам. Аластер щелкнул пальцами, привлекая внимание кучера, и кивком велел тому следовать за ними, а потом поспешил за Оливией. Когда они проходили мимо соседнего дома, он заметил, что занавеска чуть отодвинулась, как будто кто-то и впрямь, услышав новость, следил за ними.
– «Правда спрятана в доме», – сказала Оливия. – Но этот дом никогда ей не принадлежал? – Ее профиль четко выделялся на фоне пейзажа; казалось, она не замечает, что за ними следят – и не только из дома слева, но и из дома с другой стороны дороги, где в переднем окне Аластер явно различал чью-то тень, смешивающуюся с темной портьерой. – Она имела в виду не Алленз-Энд. Мама говорила про Шепвич!
– Возможно, – кивнув, ответил Аластер. Но он был рассеян, потому что испытывал неприятное чувство неловкости. Низко нависающее над землей небо на пару с холодным соленым ветром, прогнавшим с дороги людей, придавали этому месту забытый вид. Как тут могла появиться на свет такая женщина, как Оливия, он и представить себе не мог.
Впереди них несколько дамочек выбежали из магазина на деревянные мостки и принялись о чем-то оживленно разговаривать. Марвик увидел на одной из них шаль с орнаментом, принадлежащую миссис Дейл.
Казалось, Оливия пошла быстрее. Она крепко взяла его за руку и подтянула к себе – куда более смелый поступок, чем допускали приличия. Аластер опустил глаза на ее бледное лицо, не поддаваясь обману приятной улыбки.
– Эти дурочки не стоят вашего времени, – заметил герцог.
Ветер вырвал прядь кирпично-рыжых волос из ее прически и стал нежно поигрывать ею у щеки.
– Верно, – согласилась Оливия. – Но теперь я выше них. И я иду под руку с герцогом. Пусть видят это.
Еще одна порция правды – горькой и неприятной – поразила его.
– Я хуже синяка, – пробормотал Аластер. – Вы же знаете, что они об этом подумают.
– И будут правы, не так ли? – легкомысленным тоном произнесла Оливия. – Но я готова биться об заклад, что смогу смотреть на них, не мигая, и меня это весьма
Оторвавшись от группы матрон, миссис Дейл поспешно продолжила свой путь, а остальные дамы повернулись, чтобы поглазеть, как к ним приближаются Оливия с герцогом.
Марвика все сильнее охватывал гнев.
– Прекратите это, – процедил он сквозь зубы. – Зачем вы по доброй воле устраиваете спектакль?
– Но вы же сами сказали. Я нахальная. Бесстыдная.
Он шумно втянул носом воздух.
– Я никогда не имел в виду…
– Разве? – Их сапоги гулко стучали по деревянным ступеням, которые вели к променаду. – Но вы не переживайте! Вам бояться нечего. Я уверена, они с радостью отвесят вам по поклону, шаркнув ножкой. И даже если бы вы не были герцогом… Мужчин за такое никогда не ругают.
Аластер подыскивал подходящие слова, но единственный ответ на ее замечание был прост.
– Прошу прощения, – спокойно промолвил он. – Я говорил опрометчиво. Не подумав.
– Разумеется. – Оливия кивком головы указала на хлебную лавку, в которой кто-то прятался в тени. – Булочник – мистер Портер – был очень добр к маме, чего не скажешь о его жене. Увидев маму на улице, она отворачивалась.
– Глупцы! – бросил герцог.
– По сути, добродетельные прихожане. Это миссис Портер и мисси Дейл вступили в заговор, чтобы выгнать маму из общины. У мамы не было доказательства, что ее крестили – вот с помощью чего они до нее добрались.
Боже! Как это низко и жестоко! А еще это самый быстрый и эффективный способ изолировать человека от общества – особенно от такого маленького, как в Алленз-Энд. Шевельнув рукой, Марвик крепче сжал руку Оливии.
Но она, фыркнув, выдернула свою руку.
– Я была рада этому. Викарий вел невероятно нудные службы.
Герцог заставил Оливию остановиться в двадцати шагах от уставившихся на них матрон. И вспомнил собственные слова, которые сказал ей в карете: «У вас тут не осталось друзей?».
Никогда в жизни он не был так безрассудно жесток.
– Я тоже был одинок, – проговорил он, – когда был мальчиком. О моих родителях сплетничали, над ним насмехались, изгоняли их из общества. Но это был не мой крест, и я не должен был его нести. И вы не должны нести чужой груз.
На ее лице появилось какое-то жалкое, ранимое выражение – он не хотел бы вновь увидеть его. Без сомнения, в его власти позаботиться о том, чтобы Оливия больше никогда так не выглядела. Иначе к чему тогда власть?
– Но не все были столь ужасны, – тихо продолжила она. – Викарий сказал ей, что это не важно, но мама так никогда и не вернулась в церковь. Признаться, к концу она вообще очень редко выходила из дома.
Что-то в нем щелкнуло, он резко вздохнул.
– Она решила не выходить из дома, – вымолвил он.
– Вы думали, вам первому пришло в голову такое решение?
Аластер был ошеломлен, как будто его неожиданно толкнули в стену.
– Но вы же никогда не прятались.
В его голосе звучала горечь? Или обычное любопытство?