Обмен времен «Холодной войны»
Шрифт:
— Всегда к вашим услугам. У меня есть отдельный кабинет. Пиво возьмите с собой.
Гуськом, со мной во главе, мы прошли в кабинет, комнатушку с письменным столом, тремя бюро, пишущей машинкой и тремя стульями. На стене висел календарь, подаренный мне одним дортмундским пивоваром.
— Присаживайтесь, господа. — Я занял место за столом. — Сигарету?
Бурмсер взял одну, Хэтчер покачал головой. Какое-то время они пили пиво, я — кофе. Бурмсер еще и обкуривал Хэтчера. Последний, впрочем, не возражал.
— Давненько не видел вас в посольстве, — прервал молчание Бурмсер.
— Салун
Хэтчер, похоже, посчитал, что светские приличия соблюдены и пора переходить к делу.
— Мы заглянули к вам, мистер Маккоркл, чтобы обсудить вчерашнее происшествие.
— Понятно.
— Возможно, для начала нам следует представиться, — они протянули мне забранные в черную кожу удостоверения, и я внимательно их прочел. Служили они не в ЦРУ, но в аналогичном учреждении. Я вернул удостоверения владельцам.
— Так чем я могу вам помочь? — вежливо поинтересовался я.
— Так уж получилось, но нам известно, что во время перестрелки ваш компаньон, мистер Падильо, находился в салуне.
— Да?
— Я думаю, с нами вы можете говорить откровенно, — вставил Бурмсер.
— Я стараюсь.
— Нас не интересует убитый. Мелкая сошка, что с него взять. Нам важен человек, с которым он встречался. Некий герр Маас.
— Вы встретили его в самолете, возвращаясь из Берлина, — напомнил Бурмсер. — Он разговорил вас, а затем вы предложили подвезти его до вашего ресторана.
— Все это я рассказал полиции, лейтенанту Венцелю.
— Но вы не сказали Венцелю, что Падильо был здесь.
— Нет. Майк попросил не впутывать его.
— Полагаю, вам известно, что Падильо иногда выполняет наши поручения?
Я глотнул кофе.
— Давно вы в Бонне, мистер Бурмсер?
— Два с половиной — три года.
— А я — тридцать, не считая службы в ГАВИ. Загляните в ваши архивы. Вам следует знать, как открывалось это заведение. Меня заставили взять компаньоном Падильо. Я не сожалею об этом. Он — отличный парень, пока не берет в руки расписание авиа полетов. Я знаю, что он работает на одно из ваших агентств, правда, никогда не спрашивал, на какое именно. Не хотел этого знать. Не хотел вешать на грудь табличку: «Я — шпион».
Кажется, Хэтчер чуть покраснел, но Бурмсер никоим образом не смутился.
— Мы тревожимся из-за Падильо. Вчера он должен был вылететь самолетом во Франкфурт. Оттуда — в Берлин. Но во Франкфурт он поехал поездом. И не улетел в Берлин.
— Возможно, опоздал к рейсу.
— Он не имел права опаздывать, мистер Маккоркл.
— Послушайте, если исходить из того, что мне известно, он мог лететь рейсом 487 в Москву, чтобы оттуда отправиться в Пекин. А получив секретные документы, за которыми ехал, собирался переодеться кули и на сампане добраться до Гонконга. Не исключаю я и вариант, что он встретил во Франкфурте смазливую бабенку, отдал должное «мартелю» и свил с ней уютное гнездышко в «Савиньи». Я не знаю, где он. Хотя хотел бы знать. Он — мой компаньон, и мне нравится, когда он на месте и помогает вести дела. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что мой компаньон летает на самолетах чаще, чем любой коммивояжер. И я не могу пожелать ему ничего иного, как бросить
— Конечно, конечно, — покивал Бурмсер, — мы вас понимаем. Но у нас есть веские основания полагать, что этот Маас причастен к опозданию Падильо на рейс в Берлин.
— Мне представляется, что основания ваши не такие уж веские. В четыре утра Маас сидел у меня в квартире, с «бриф-кейсом» и «люгером», и пил мое виски. Когда я уходил в одиннадцатом часу, он все еще храпел на моем диване в гостиной.
Возможно, их посылали в особую школу, где учат никоим образом не выражать удивление, да, пожалуй, и иные чувства. Может, они кололи друг друга иголками, и тот, кто вскрикивал от боли, оставался без ужина. Во всяком случае, лица их остались бесстрастными.
— И что сказал вам Маас, Маккоркл? — из голоса Хэтчера исчезли дружелюбные нотки.
— Сначала я сказал ему, что побуждает меня дать ему пинка и вышвырнуть из моей квартиры, а уж потом он объяснил, почему делать этого не следует. Заявил, что знает, куда и почему отправился Майк, и готов сообщить об этом боннской полиции, присовокупив, что Майк находился в салуне, когда там началась стрельба, если я не разрешу ему переночевать у меня. Я принял его условия.
— Он говорил о чем-нибудь еще? — спросил Бурмсер.
— В полдень у него была назначена встреча. Где, он не сказал. А я не спрашивал.
— И больше вы ни о чем не говорили?
— Он похвалил мое виски, а я предложил ему катиться к чертовой матери. Теперь все. Абсолютно все.
— После того как Падильо прибыл на вокзал Франкфурта, — заговорил Хэтчер, — он выпил кружку пива. Позвонил по телефону. Поехал в отель «Савиньи» и снял номер. Поднялся в него, пробыл там восемь минут, затем спустился в бар. Подсел за столик к двум американским туристам. Было это в восемь пятнадцать. В половине девятого он извинился и отправился в мужской туалет, оставив на столе портсигар и зажигалку. Из туалета он не выходил, и больше его не видели.
— Значит, он исчез, — констатировал я. — Так что я должен делать? Чего вы от меня хотите?
Бурмсер затушил окурок в пепельнице. Нахмурился, его загорелый лоб прорезали четыре глубокие морщины.
— Маас играет в этом деле ключевую роль, — пояснил он. — Во-первых, потому, что только он, за исключением нас, знал, что Падильо должен улететь тем рейсом. Во-вторых, потому, что Падильо не улетел. — Помолчав, он продолжил: — Если Маас знает, что поручили Падильо на этот раз, мы должны отозвать его назад. Все равно выполнить задание Падильо не удастся. Он раскрыт.
— Как я понимаю, вы хотите, чтобы он вернулся.
— Да, мистер Маккоркл. Мы очень хотим, чтобы он вернулся.
— И вы думаете, Маас знает, что произошло?
— Мы думаем, что ему известно куда больше, чем нам.
— Хорошо, если Маас объявится, я попрошу его сначала позвонить вам, а уж потом лейтенанту Венцелю. А если Падильо даст о себе знать, я скажу ему, что вы интересуетесь его самочувствием.
Их физиономии вытянулись.
— Если кто-то из них свяжется с вами, пожалуйста, сообщите об этом нам, — выдавил из себя Хэтчер.