Обмен времен «Холодной войны»
Шрифт:
— Как я понимаю, Маас не дал о себе знать.
— Нет.
Венцель кивнул. Другого он, похоже, и не ожидал.
— Ваш коллега, герр Падильо. Его встревожил вчерашний инцидент?
Не имело смысла попадаться в расставленную ловушку.
— Я еще не говорил с ним. Но думаю, ему не понравится происшедшее в нашем салуне.
— Понятно. — Венцель встал. Поднялся и я. Мужчина на стуле у окна остался сидеть, лицезрея кирпичную стену.
— С вашего разрешения, герр Маккоркл, мы свяжемся с вами, если потребуется что-нибудь уточнить.
— Разумеется, — кивнул я.
— А если этот Маас попытается выйти на вас, вы не забудете известить нас об этом?
— Обязательно
— Хорошо. На сегодня, пожалуй, все. Благодарю вас. — Мы обменялись рукопожатием. — До свидания.
— До свидания, — ответил я.
— До свидания, — попрощался со мной мужчина у окна.
Маас спал на диване, когда я выходил из квартиры. Скорее всего он и теперь пребывал там, потому что полдень еще не наступил. Выйдя из полицейского участка в центре Бонна, я направился в ближайшую пивную, благо для этого мне пришлось лишь обогнуть угол.
Я сел к стойке среди других любителей утренней выпивки, заказал кружку пива и рюмку коньяка. Взглянул на часы. Одиннадцать двадцать пять. В кабинете Венцеля я пробыл менее двадцати минут, рюмка опустела, кружка стояла почти полная. Я решил, что вторая порция коньяка мне не повредит.
— Noch ein Weinbrand, bitte [10] .
— Ein Weinbrand [11] , — эхом откликнулся бармен и поставил передо мной вторую рюмку. — Zum Wohlsein [12] .
10
Еще один бренди, пожалуйста (нем.).
11
Один бренди (нем.).
12
На здоровье (нем.).
Пришло время трезво оценить ситуацию, обдумать дальнейшие ходы. Маккоркл, доброжелательный владелец салуна, против одного из исчадий европейского ада, Мааса. Дьявольски хитрого Мааса. Но, как ни старался, я не мог вызвать в себе злобу, не то что ненависть, к этому низкорослому толстяку. Продвигаясь в этом направлении, я, должно быть, нашел бы достаточно доводов в его оправдание. И Падильо, уехавший Бог знает куда. Хорошо ли я знал Падильо? Ничуть не лучше родного брата, которого у меня не было. Вопрос громоздился на вопрос, и едва ли я мог отыскать ответы на них на дне пивной кружки. Поэтому я вышел на улицу, сел в машину и поехал в Годесберг.
Следующие полчаса ушли на подготовку салуна к открытию, просмотр счетов, заказ недостающих продуктов. Карл уже стоял за стойкой, более мрачный, чем обычно.
— Я никогда не лгал фараонам.
— Ты получишь премию.
— Какой с нее прок, если меня упекут за решетку.
— Не упекут. Не такая ты важная птица.
Карл прошелся расческой по длинным светлым волосам.
— Я вот обдумал случившееся и никак не могу понять, почему мы должны лгать насчет Майка.
— Что значит «мы»? — спросил я. — Ты опять болтаешь с прислугой?
— Вчера вечером я провожал Хильду домой. Она была расстроена, начала задавать вопросы.
— До и после того, как ты ее трахнул? Я говорил тебе, держись подальше от прислуги. Ты же, по существу, входишь в правление. — Я знал, что ему это нравится. — Если она опять раскроет рот, скажи ей, что
— Это похоже на правду.
— Скажи, что он уехал из-за ревнивого мужа. Скажи ей что угодно, лишь бы она угомонилась. И держись подальше от ее юбки.
— О Боже! Чего я ей только не говорил, но она все еще тревожится.
— Найди чем успокоить ее. Послушай, в Берлине я встретил одного парня, который знает, где находится «линкольн-континенталь» выпуска 1940 года. В Копенгагене. Его привезли туда до войны, и владелец спрятал его от наци. Разберись с Хильдой, и я прослежу, чтобы автомобиль стал твоим.
Карл обожал старые машины. Подписывался на все журналы, пишущие на эту тему. Ездил он на двухместном «форде» модели 1936 года, который купил у американского солдата за тысячу пятьсот марок. На нем стоял двигатель «олдсмобиля», и, я думаю, «форд» Карла мог легко обогнать мой «порше». Предложи я ему золотую жилу, едва ли он обрадовался бы больше.
— Вы шутите?
— Отнюдь. Мне говорил об этом один капитан ВВС. Владелец готов продать «линкольн» за тысячу баксов [13] . Когда закончится эта история, я дам тебе эту сумму, ты сможешь съездить туда и пригнать «линкольн» в Бонн. Вроде бы он на ходу.
— Вы одолжите мне тысячу долларов?
— Если ты успокоишь Хильду.
— Будьте уверены. Какого он цвета?
— Займись лучше «манхэттэнами» [14] .
Карл сиял от счастья, а я сел за столик, закурил. Прикинул, не выпить ли мне, но решил воздержаться. Посетителей еще не было — кто пойдет в салун в первом часу дня, — поэтому мне не оставалось ничего иного, как считать, в скольких местах прожжен ковер слева от моего стула. Как оказалось, в шестнадцати, на четырех квадратных футах. Я подумал, сколько будет стоить новый ковер, и пришел к выводу, что игра не стоит свеч. Тем более что в городе была фирма, специализирующаяся на ремонте ковров. На прожженные места они ставили аккуратные заплаты из материи того же цвета. Созрело решение незамедлительно позвонить им.
13
Доллар (амер.).
14
Название коктейля.
Открылась дверь, в салун вошли двое мужчин. Одного, сотрудника посольства США, я знал, второго видел впервые. Из-за темноты меня они, естественно, не заметили. И прямиком направились к бару, отпуская обычные реплики насчет катакомб.
Они заказали по кружке пива. Когда Карл обслужил их, сотрудник посольства спросил:
— Мистер Маккоркл здесь?
— Он сидит по вашу правую руку, сэр, — ответил Карл.
Я повернулся на стуле.
— Я могу вам чем-то помочь?
С кружками они подошли к моему столику.
— Привет, Маккоркл. Я — Стэн Бурмсер. Мы встречались у генерала Хартселла.
— Я помню. — Мы обменялись рукопожатием.
— Это Джим Хэтчер.
Я пожал руку и второму мужчине.
Предложил им сесть и попросил Карла принести мне кофе.
— Отличное у вас заведение, мистер Маккоркл, — говорил Хэтчер, чеканя каждое слово, как в верхнем Мичигане.
— Благодарю.
— Мы с мистером Хэтчером хотели бы поговорить с вами. — А вот Бурмсер, похоже, рос в Сент-Луисе. Он огляделся, словно подозревал, что его подслушивает дюжина посторонних.