Обнаженная модель
Шрифт:
— Беник, работы ее красивы, — сказал Леня, — глядя на них, я уверен, что и она хороша собой.
— Да, уж! Карина красивая девушка! — подтвердил Расул.
— Карина, судя по ее акварелям, не отстает от отца, молодец! Беник, ты член Союза художников? — спросил Леня.
— В Ашхабаде мне не удалось вступить в Союз. Председатель правления Иззат Клычевукорял меня за то, что я не даю свои работы на выставки, напоминая, что по уставу надо участвовать как минимум на трех республиканских выставках и одной всесоюзной. Без этих выставок
— Ну, теперь уж в своей новой мастерской ты осуществишь мечту серьезно заняться живописью. Пусть твоя работа на оформительском комбинате станет отныне не главной. Времени у нас осталось не так уж много, надо сосредоточиться на высоком искусстве, — сказал я.
— Предлагаю тост за наших друзей, они, как и мы, были постоянными гостями твоего салона, — предложил Леня. — За архитектора Абдулу Ахмедова, живописцев Степана Дудника, Сашу Саурова, скульптора Эрнста Неизвестного, графика Эдуарда Серопяна, режиссера Рената Исмаилова, актрису Люсьену Овчинниковуи тогда еще совсем молодого Леонида Филатова.
— Сегодня только мы с Расулом и Леней у тебя в гостях, Беник, но уверен, что все наши друзья с радостью пришли бы поздравить тебя в эту новую мастерскую, — сказал я.
— Спасибо, Володя, вы с Расулом приходили ко мне и раньше: то на Ухтомку, то в Армянский переулок, где мы иногда встречались, а ты, Мирзоев, у меня впервые, — укоризненно посмотрел он на Леню.
— Не переживай, теперь будем чаще встречаться. Приглашаю тебя к себе в Чвырево, там моя вилла. Познакомлю с женой Юлей, она — большой любитель живописи. Посидим, сразимся в нарды.
— Леня, зачем откладывать до встречи в Чвырево, сейчас и поиграем, — предложил Беник.
— Когда к Бенику приходят гости, он всегда играет с ними в нарды и побеждает, — подтвердил я.
— Вы же знаете, меня друзья не забывают, и всегда навещают. Помню такой случай.
Беник лукаво прищурил глаза. После короткой паузы продолжил:
— Однажды Володя привел интересную даму в мой подвал на Ухтомке.
— Лариса Элкснис, директор фильма, — представилась она, протянув мне руку.
— У Володи хороший вкус, его всегда окружают красавицы, — сказал я, целуя руку даме.
На что Володя заметил:
— Беник, это не то, что ты думаешь, не суетись, мы пришли по делу.
Володя стал рассказывать, что сейчас работает на тридцатисерийном фильме «Праведный путь», что они хотят предложить мне сделать киноплакат и пригласительный билет на этот фильм, что премьера вскоре состоится в Киноцентре на Красной Пресне.
Володя рекомендовал меня Ларисе как профессионала плакатиста, и выразил надежду, что я не откажусь выполнить творческий заказ за приличное вознаграждение.
— Володе я отказать не могу, — ответил я Ларисе — мы с ним давние друзья.
Лариса приветливо пригласила меня на официальный просмотр в Киноцентр и попросила поторопиться с плакатом.
Володя, правда, выразил большее сомнение, что я высижу утомительный показ всех тридцати серий. Куда лучше подождать, сказал он мне, и сидя дома перед телевизором с чашкой чая просмотреть весь фильм по одной серии в день.
Лариса заразительно рассмеялась этой шутке. Она открыла свою сумочку и достала оттуда бумаги.
— Сейчас же заключим договор на плакат и пригласительный билет, — сказала она мне, — а что и как должно быть изображено там — вы обсудите с Владимиром Аннакулиевичем, нашим художником-постановщиком.
Через неделю плакат к фильму и пригласительный билет я выполнил. Это событие мы с Володей и Ларисой отметили в кафе на берегу Яузы.
Мы продолжали сидеть за столом в мастерской и вспоминать.
Мой взгляд блуждал по живописным картинам и остановился на больших, еще не завершенных полотнах, стоящих на мольбертах. Одно было выполнено в пылающем огненно красном колорите, второе — в золотисто-коричневых тонах. На первом холсте смелыми широкими мазками были написанные горы цвета багровой кожуры спелого граната, взращенного в садах Карабаха. На вершине крутого холма были руины средневекового христианского храма, они напоминали древнегреческий Парфенон. В картине я почувствовал щемящую ностальгию художника по родине его предков — Карабаху.
Бенуард Степанов хорошо помнил своего деда Степаняна, который пережил геноцид 1915 года. Дед покинул родную землю. Часть беженцев из Карабаха осела в Туркмении. Здесь, на земле Закаспия, они обрели вторую родину, сохранив свою веру, язык и обычаи. Еще в неоконченном произведении Степанову удалось передать настроение нежной тоски по родине его праотцов.
Я обратил внимание, что и Леня с Расулом тоже почтительно и молча разглядывали эту картину. На втором холсте было изображено ущелье в горах, дорога, зажатая отвесными хребтами. Расул и Леня ударили друг друга по ладоням и почти одновременно воскликнули:
— Это же Фирюзинское ущельепод Ашхабадом!
— Молодцы, узнали! Оно самое, — с легкой грустинкой подтвердил Беник, и процитировал:
— «Как много в этом звуке для сердца нашего слилось, как много в нем отозвалось»!
Он мечтательно вздохнул.
— Я часто вспоминаю те времена, когда в летние каникулы подрабатывал художником оформителем в санаториях и в пионерских лагерях Фирюзы. Вы же помните, в советское время многие художники и фотографы неплохо кормились в профсоюзных здравницах. Для меня это была возможность порисовать с натуры ребятишек, наших славных пионеров. И, конечно, пописать этюды маслом и акварелью в свободное от работы время. Вы же знаете, как там красиво!