Обновленческое движение Русской Православной Церкви в 20–40-е гг. XX в. (на материалах Ставрополья и Терека)
Шрифт:
В письме Владикавказского епископа Макария (Павлова) указывалось, что с установлением советской власти в Северной Осетии, духовенство вынуждено с амвона восхвалять большевистский режим, а также постоянно идти на нарушения канонических норм по требованию светской власти (преимущественно в вопросах развода) [240] . Интересно, что епископ Макарий дважды (в 1920 и 1921 гг.) привлекался к уголовной ответственности, но оба раз досрочно освобождался за лояльную позицию по отношению к советской власти. К 1921 г. эта позиция архиерея вызвала взрыв недовольства духовенства Владикавказского благочиния, что проявилось на собрании 1-го благочиннического округа Владикавказской и Моздокской епархии, прошедшего 17 февраля 1921 г. Большая часть выступлений носила оппозиционный по отношению к правящему архиерею характер [241] .
240
Письмо епископа Макария Владикавказского. Май 1920 г. // ЦГА РСО-А. Ф. 143. Оп. 2. Д. 44. Л. 115
241
Андрей (Мороз), иг. Указ. соч. С. 103
Важно отметить, что уже к 1921 г. явно наметилось противостояние двух «лагерей духовенства»: выступающих за приспособление к новым историческим реалиям и за непримиримость христианства и социализма. Североосетинская пресса того времени сообщала об идейном расколе в рядах духовенства, выдвигая предположение, что построение социализма и рост недоверия народных масс к религии уничтожит оба течения в православии [242] .
По
242
Шмулевич В. Два лагеря (Отзвуки процесса Малиновского и др.) // Горская Правда. 1921. 22 сентября. С. 3
243
Записка наркома просвещения А. В. Луначарского Ф. Э. Дзержинскому от 6 апреля 1921 года // Митрофанов Г., прот. Лекции по истории Русской Православной Церкви в XX веке. 4. 2
244
Доклад Л. Д. Троцкого по поводу осведомительной и агентурной работы ЧК по духовенству // Митрофанов Г., прот. Лекции по истории Русской Православной Церкви в XX веке. Ч. 2
245
Доклад уполномоченного VI отделения Секретного отдела Московского губотдела ГПУ М. М. Шмелева начальнику МГО ГПУ Ф. Д. Медведю о проведенном им собрании «революционного духовенства». 20 апреля 1922 г. // Архивы Кремля. М.-Новосибирск, 1997. Кн. 2. С. 192–194; Записка Л. Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) о допущении «’'советской” части духовенства в органы Помгола». 12 марта 1922 г. // Архивы Кремля. Кн. 1. С. 51; Инструкция ГПУ о проведении заседания «московской оппозиционной группы» духовенства. 11 апреля 1922 г. // Архивы Кремля. Кн. 2. С. 185–186; Церковные ценности голодающим. Мнение тов. Красикова // Власть Советов. 1922. № 597, 2 апреля. С. 2
Исследователи Д.В. Поспеловский, А.Г. Кравецкий и И.В. Соловьев в своих трудах резко отмежевывали дореволюционных обновленцев и реформаторов 1917 г. от обновленческих групп, организовавших в 1920-е гг. церковный раскол [246] , забывая тот факт, что лидеры обновленчества 1917 г. и 1922 г. – одни и те же лица, и откололись они именно от дореволюционных обновленческих групп в 1917 г. Расхождение началось в уровне притязаний. Идеи И.В. Соловьева и Д.В. Поспеловского, вероятно, опираются на мнение А.И. Кузнецова, полагавшего, что обновленчество имело идеологической основой масонство и розенкрейцерство XVIII–XIX вв., его цель – разрушение Церкви. Автор данного исследования полагает, что с начала 1920-х гг. обновленческое движение перешло к третьему этапу своего формирования. Он был связан с окончательным установлением советской власти на всей территории страны и выработкой стабильной государственной политики в отношении религии. В 1922 г. был не только инспирирован обновленческий раскол внутри Русской Православной Церкви, но и произошло разделение обновленцев «второй волны» на «советских» и «либеральных» (т. е. оставшихся на позициях обновленчества эпохи Временного правительства и белогвардейских республик). Формирование обновленческой иерархии и институализация обновленческого движения в виде создания епархиальных и других органов церковной власти по всей стране в 1922–1924 гг. завершили процесс формирования «церкви, приспособленной к революции» (понимая революцию как социальный организм [247] ), растянувшийся почти на двадцать лет.
246
Соловьев И. В. Краткая история т. н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических документов // «Обновленческий» раскол (материалы для церковноисторической и канонической характеристики). С. 21; Поспеловский Д. В. Православная церковь в истории Руси, России и СССР. С. 218
247
Булдаков В. П. Революция, насилие и архаизация массового сознания в Гражданской войне: провинциальная специфика // Альманах «Белая гвардия». № 6 – Антиболыпевицкое повстанческое движение. М., 2002. С. 41
Исследователь М.В. Шкаровский также полагал, что связь послереволюционных обновленцев с дореволюционными реформаторами очевидна. Большинство советских религиоведов-марксистов придерживались того же мнения [248] . Исключением является только монография А.А. Шишкина, считавшего, что рождением обновленческого движения следует считать попытки Церкви приспособиться к новым условиям в 1917 г. [249]
Даже сами обновленцы неоднократно подчеркивали в журнале «Живая церковь», что они потомки дореволюционного обновленчества, и их цель – не захват власти, а реформирование Церкви. Исследователь Д.А. Головушкин полагал, что обновленцы пытались спасти Церковь от разрушения большевиками, для чего им требовалась помощь государственной власти. Со своей стороны они должны были не только выразить лояльность советской власти, но и доказать ее справедливость верующим, а также провести реформирование Церкви в соответствии с новым общественным устройством [250] .
248
Гордиенко Н. С. «Крещение Руси» и современное русское православие. Кризис, длящийся столетие. С. 115; Красников Н. П. Социально-этические воззрения русского православия в XX веке. С. 72–73; Православие и современность (философско-социологический анализ). Киев, 1988. С. 39; Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. С. 10
249
Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола русской православной церкви. Казань, 1970. С. 8
250
Белков Е. X., свящ. Предвестники живой церкви // Живая церковь. 1922. № 2. С. 10–11; Введенский А. И., прот. Что должен сделать грядущий собор? // Живая церковь. 1922. № 2. С. 4–6; Головушкин Д. А. Указ, соч. С. 160; Что нужно церкви? // Живая церковь. 1922. № 2. С. 2–4
С началом изъятий церковных ценностей была открыта соответствующая агитационная кампания в печати. Для убеждения верующих показывались случаи соучастия в изъятии ценностей некоторых архиереев (например, Пензенского, Красноярского, Иркутского, Нижегородского и Костромского), которые обосновывали каноничность изъятия для помощи голодающим. Также приводились обращения и примеры ставропольских священников, имеющих аналогичное мнение [251] . В Северной Осетии и Горской республике в целом приводились обращения одного из лидеров обновленческого движения епископа Антонина (Грановского),
251
Ставропольское духовенство и верующие об изъятии церковных ценностей // Власть Советов. 1922. 5 апреля, № 599. С. 2; Церковные ценности голодающим. Мнение тов. Красикова // Власть Советов. 1922. 2 апреля, № 597. С. 2
В газете «Терек» появились статьи в поддержку изъятий. Неоднократно указывалось, что изъятие церковных ценностей – это единственный шанс спасти голодающих. Указывалось также, что в дореволюционную эпоху священнослужители часто сдавали церковные ценности не только для помощи голодающим, но и на военные нужды [252] .
Агитационная работа в пользу изъятий в Северной Осетии усилиями местных властей зашла гораздо дальше. При обращении к верующим использовались не только заявления церковных иерархов и местного духовенства, а также исторические примеры жертвы Церкви на нужды государства и народа. В газете «Горская правда» в апреле 1922 г. стали появляться статьи, направленные на религиозные чувства местного населения. Например, отказ некоторых священнослужителей сдать церковные ценности комиссиям по изъятию сравнивался с действиями фарисеев и первосвященников в событиях Нового Завета: церковная иерархия, по мнению публициста М. Пантюхова, «распинает голодный народ» подобно древним «князьям церкви», распявшим в І в. Иисуса Христа, звавшего людей к Царству свободы и справедливости [253] . В подобного рода публицистике явно прослеживается эксплуатация идей христианского социализма для сиюминутных нужд советской власти. Позднее, когда нужда в лояльности верующих к изъятию отпала, любые попытки религиозных деятелей найти компромисс с органами государственной власти вновь стали рассматриваться как «конформизм», попытка путем приспособления к новым историческим условиям сохранить влияние на верующих.
252
Артухин В. Голодные годины на Тереке и деятельность в то время местного духовенства // Терек. 1922. 27 апреля, № 77. С. 1; Терское духовенство и изъятие ценностей // Терек. 1922. 23 апреля, № 74. С. 1
253
Пантюхов М. Распни его!!! //Горская правда. 1922. № 86, 16 апреля. С. 1
В агитационной работе в период изъятий использовались не только авторитет лояльно настроенного духовенства и религиозные чувства верующих, но и тема социальной справедливости, обостренная в народных массах в революционные годы. В северо-осетинской прессе сообщалось о желании разных слоев населения (рабочих, студентов, интеллигенции, прогрессивного духовенства) изъять ценности из храмов для помощи голодающим [254] . Обращает на себя внимание широкое использование метода противопоставления простых верующих и «прогрессивного» духовенства с архиереями и антисоветски настроенным духовенством, особенно патриархом Тихоном. Патриарх в прессе выставлялся как противник не только нуждающегося народа, но и верующих вообще, пришедший в Церковь для разложения ее изнутри. Газета «Горская правда», играя на религиозных чувствах верующих, писала, что Иисус Христос «не признал бы в патриархе Тихоне своего ученика» [255] . Используя чувства верующих и традиционное желание народа помогать нуждающимся, сторонник изъятий штатный священник Казанского кафедрального собора г. Ставрополя В. Иванов заявил, что «не может быть русского человека, который был бы против изъятия ценностей в помощь голодающим и все духовенство, безусловно, пойдет навстречу Советской власти в этом святом деле» [256] .
254
Голос трудящихся // Горская правда. 1922. № 98, 3 мая. С. 3; Пантюхов М. Ваша позиция осуждена // Горская правда. 1922. № 98, 3 мая. С. 1; Церковные ценности голодающим //Горская правда. 1922. № 104, 10 мая. С. 2
255
Церковные ценности голодающим //Горская правда. 1922. № 99, 4 мая. С. 2; Воззвание свободомыслящей группы духовенства ко всем верующим христианам // Горская правда. 1922. № 105, 11 мая. С. 3
256
Ставропольское духовенство и верующие об изъятии церковных ценностей // Власть советов. 1922. №
599,5 апреля. С. 2
По мнению кубанского историка Н.Ю. Беликовой, политика изъятия церковных ценностей, задействованных в послереволюционной модернизации России, не расколола духовенство, а выявила процесс формирования новой внутрицерковной системы на Северном Кавказе. Из контекста работы Н.Ю. Беликовой совершенно очевидно, что речь идет об обновленчестве [257] .
Проанализировав методы агитации среди верующих и сочувствующих Русской Православной Церкви на Ставрополье и Тереке, можно придти к однозначному выводу об использовании всех доступных местной советской власти на тот момент возможностей для достижения лояльного отношения населения и мирного хода изъятия. Начав подобного рода агитационную кампанию, государственная власть была вынуждена встать на путь раскола духовенства на «советское» («прогрессивное», «лояльное», «обновленческое») и «реакционное» («контрреволюционное»), попытавшись добиться нейтрализации церковной оппозиции руками самих верующих.
257
Беликова Н.Ю. Указ. соч. С. 81
Постепенное смягчение политики изъятий было направлено на продолжение формирования лояльной «прослойки» духовенства. Именно с этой целью антирелигиозная пропаганда стремилась рассорить белое духовенство с архиереями [258] , практически однозначно рассматривавшимися как контрреволюционная прослойка духовенства (особенно это проявилось в отношении власти к епископу Антонину (Грановскому) после 1923 г.).
Исследователь Н.Ю. Беликова полагает, что массовые случаи лояльного отношения православного духовенства к действиям советской власти по изъятию ценностей из храмов и нарушение постановлений патриарха Тихона, запрещающих выдавать предметы, имеющие литургическую ценность (т. е. и нарушение канонов), а также неподчинение правящим архиереям связаны с продуманной агитационно-пропагандистской работой на местах [259] .
258
Изъятые ценности в Ставропольском уезде // Власть Советов. 1922. 13 апреля, № 605. С. 3
259
Беликова Н.Ю. Указ. соч. С. 80
30 апреля 1922 г. в Доме советских профсоюзов г. Владикавказа прошло заседание представителей религиозных организаций города, на котором решался вопрос об отношении верующих Северной Осетии к кампании по изъятию церковных ценностей. Публицист того времени М. Пантюхов указывал, что большинство верующих и духовенства высказалось за замену изъятий добровольными пожертвованиями, называя такую позицию контрреволюционной [260] . В ответ на призывы духовенства мирно провести сдачу ценностей, начались крики, шум, нарушение общественного порядка, в результате чего заседание было закрыто. То есть наблюдалось резкое неприятие верующими позиции большинства священнослужителей, что стало естественным итогом десакрализации духовенства в глазах мирян, претерпевшей серьезную эволюцию в течении первой четверти XX в. Самим священникам в такой ситуации было очень сложно одновременно сохранить свои авторитет в глазах верующих и положение в церковной жизни, всецело зависящее от благоволения местных властей, поэтому они были вынуждены идти на компромисс с обеими сторонами. Именно здесь рождается специфический тип обновленческого духовенства, характерного именно для Северной Осетии, занимавшего конформистскую позицию не только по отношению к советской власти, но и к сильным, наиболее авторитетным группам верующих.
260
Пантюхов М. Ваша позиция осуждена // Горская правда. 1922. № 98, 3 мая. С. 1