Обольщение ангела (Сердце ангела)
Шрифт:
Обеспокоенная, Роберта кивнула и со вздохом поднялась из-за стола. Теперь, когда она уже согласилась на прогулку, отказаться, не оскорбив его, было невозможно. Пока они шли с маркизом через большой зал, Роберта украдкой оглянулась через плечо. Ее кузины сидели за столом и улыбались так, словно были посвящены в какую-то тайну. Когда же она задержалась в дверях и бросила на них особенно долгий и многозначительный взгляд, все пятеро тут же принялись громко потягиваться и зевать, изображая усталость.
Но им ни на миг
Выйдя в сад, Роберта глубоко вздохнула, любуясь красотой ночи. Молодой месяц в окружении сотен сверкающих звезд висел прямо над головой на черном бархатном небе. Вечерний туман, словно льнущий к ней любовник, покрывал Темзу и, свиваясь, наползал на ближайший берег. Ароматный дымок из прибрежных домов смешивался с морозным воздухом.
Гордон и Роберта двинулись через лужайку к реке.
Под покровом темноты Роберта не прятала свою левую руку в карман.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Гордон, заметив усмешку, скользнувшую по ее губам. Роберта искоса взглянула на него.
– Англичане называют такую погоду зимой, – ответила она.
– По сравнению с нашей хайлендской стужей это почти что лето, – отозвался Гордон. – Посмотри-ка, дорогая, какой восхитительный месяц и звезды на небе? Но они не так красивы, как ты.
– Странно, что такой завзятый волокита сравнивает меня со столь недосягаемым предметом, как месяц, – сказала она.
– Это удивительное время года, – заметил Гордон, проигнорировав колкость. – Оно символизирует юность в лоне старости и старость в юности.
– Жизнь в смерти и смерть в жизни, – тихим голосом добавила Роберта.
– Да, дорогая, это и конец и начало годового круга, – сказал Гордон. – В древнем календаре есть так называемый Пустой день. Это двадцать третий день декабря, самый короткий день в году, когда могут произойти и происходят чудеса.
– Да ты еще и язычник! – удивилась она.
– Я люблю читать книги. А что означает твое «еще»?
– Вдобавок к тому, что ты хайлендский дикарь, – схитрила Роберта. Она знала, что ее тетка верит в старые поверья, но оказывается, что и он… А вдруг этот маркиз знаком с какой-то языческой магией?
Со своей неотразимой мальчишеской ухмылкой Гордон повернулся к ней:
– А ты очень сообразительна, дорогая.
– Тебе это нравится в женщинах?
– Нет, не очень, – поддразнил он. – Но каждый из нас должен нести свой крест в этой жизни. Так и я постепенно привыкну к твоему острому язычку.
– Очень забавно, милорд, – сказала Роберта, вздернув свой носик. Ей очень хотелось придумать какой-нибудь повод,
Когда они подошли ближе к Темзе, нежные хлопья тумана превратились в густые стелющиеся слои. Туман обволакивал их ноги и поднимался выше к плечам.
– Я не вижу своих ног, – сказала Роберта. – Если мы пойдем дальше, то совсем исчезнем в нем.
Без всякого предупреждения Гордон обнял ее правой рукой и притянул ближе к себе.
– Я не знаю никого, с кем бы я охотнее исчез, – сказал он хриплым голосом.
– Благодарю, милорд, – иронически ответила она, – но бьюсь об заклад, что те же самые слова вы говорите всем женщинам.
Гордон просто проигнорировал ее колкий комментарий. Вместо этого он спросил:
– Итак, чем ты занималась все это время?
– Все десять лет? – переспросила она. – Ну, я росла и много путешествовала по Англии.
– Так-так, – кивнул он. – А кстати, расскажи мне о той кукле, ангел.
– Зачем тебе это нужно?
– Хотелось бы знать, в каком преступлении ты обвиняешь меня.
– Ты не понял. Ты уже признан виновным, – с дразнящей игривостью в голосе засмеялась Роберта. – В тот день, когда ты приехал в замок Данридж…
– Ты имеешь в виду тот день, когда мы поженились? – прервал Гордон.
Роберте не понравилось это уточнение, но она не стала возражать ему.
– …Ты обещал прислать мне новую куклу, как только вернешься домой. Пообещал, но так и не прислал.
– Мне было в то время пятнадцать лет, и я был порядочный шалопай. – Гордон замолчал и мягко повернул ее лицом к себе. – Ты простишь меня, дорогая?
– Я давно простила тебя. – Роберта высвободилась из его рук и снова уставилась на реку.
– Тогда почему же ты сердишься на меня? – спросил Гордон, становясь перед ней.
– Я ни разу не сказала, что сержусь, – ответила она, упрямо глядя вперед. – Дело в другом: я люблю Генри Талбота и хочу остаться в Англии.
Это признание в любви к другому мужчине рассердило Гордона.
– Давай не будем говорить о других, – суровым голосом сказал он.
– Ты можешь говорить о других женщинах, если хочешь, – возразила Роберта, искоса бросив взгляд на него. – Меня это совершенно не волнует.
– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил Гордон, в его голосе слышалось недоверие.
Роберта мило улыбнулась ему и с невинным видом сказала:
– Меня вовсе не заботит, что ты… Не подходи слишком близко к воде.
Гордон продолжал идти и остановился только возле низенькой бровки, отделяющей набережную от воды.
– Ты слышишь меня? – в панике закричала Роберта. – Отойди подальше от воды!
Гордон повернулся и сделал несколько шагов в ее сторону. Даже в темноте видно было, какая тревога исказила ее черты.