Обольститель
Шрифт:
«Должна ли я сказать?» — спрашивала себя миссис Папендик.
Принц разозлится на нее. Она поделилась этим со своим мужем.
— Не раздражай принца,— ответил мистер Папендик.— Когда он достигнет совершеннолетия, его нельзя будет удержать. Власти короля на это не хватит. Помалкивай. Это безопасней.
Да, подумала миссис Папендик, видя багровеющее лицо короля и замечая, что он говорит быстрее обычного. Лучше прикусить свой язык.
— Я уверена,— сказала королева,— Ваше Величество хочет послушать немного музыки.
Король
Пришел июль.
— В следующем месяце,— заявил принц,— мне исполнится восемнадцать лет. Даже король не сможет лишить меня моих привилегий.
— О! — вздохнула Утрата.— Как я жду того дня, когда мы сможем встречаться не таясь!
— Ты получишь красивый дом. Лучший, какой мы сможем найти.
Утрата вздохнула, и принц поспешил добавить:
— Ты будешь там счастлива, и я буду проводить там все время. Весь мир узнает о том, что это — самое желанное для меня место на земле.
Он знал, что Утрату смущает ее положение. Она была добродетельной женщиной и считала, что идеальным может быть только законный союз. Принц ненавидел формальности. Правила раздражали его; Георг считал совершенными только такие отношения, какие связывали его с Утратой.
Она могла стать печальной, вспомнив о своей греховности. Принц не желал думать от грехе. Его интересовали только удовольствия. Он сделает все, чтобы порадовать ее — так он сказал ей. Но он считал, что они должны быть счастливы, находясь вместе.
Боясь, что она будет грустить из-за потери своей репутации, поскольку после переезда Утраты в новый дом, который он предоставит ей, весь двор — и Лондон,— узнают об их связи, Георг заговорил о том, что огорчало его:
— Я не могу позволить тебе играть в театре. Она молчала.
— О нет, нет,— продолжил он.— Я не хочу, чтобы ты демонстрировала себя другим мужчинам.
— Но... так я зарабатываю на жизнь.
Принц рассмеялся. Ей не придется думать о деньгах, В восемнадцать лет он получит свой дом и постоянный доход. Господи, его Утрата забыла, что человек, который обожает ее и будет верен ей до конца своей жизни,— принц Уэльский. Никаких скучных мыслей о деньгах! Никаких разговоров о работе! Он не позволит ей играть в театре. Она существует для него... одного.
Ее не огорчило это проявление властности. Когда весь Лондон узнает о ее положении, будет унизительно появляться на сцене — все будут смотреть и представлять ее наедине с принцем. Нет, она вовсе не огорчилась.
Но она сыграла трогательную сцену отказа. Рассказала ему о том, как мистер Гаррик предрек ей большое будущее, как он сам учил ее; стал бы мистер Гаррик тратить время на бездарность? Видел бы принц ее Джульетту! «Бледно-розовый атлас. Серебристые блестки. Белые перья. Но самой эффектной сценой была последняя. Прозрачная вуаль из газа закрывала меня с головы до пят».
— Да, ты, несомненно,
— О, эти мужские роли! Кое-кто считал их моими лучшими. Но я откажусь от всего этого... ради тебя.
Они снова занялись любовью. Снова стали заверять друг друга в вечной любви.
Дома, в своей спальне, она сказала миссис Армистед:— Я с нетерпением жду переезда в новый дом. Тогда все узнают о наших взаимных чувствах.
Утром, подав своей госпоже в постель чашку шоколада, миссис Армистед сказала, что она должна сходить за лентами, румянами и мушками.
Она, вероятно, будет отсутствовать два часа. Поскольку мадам легла вчера спать очень поздно, ей полезно полежать в постели, чтобы выглядеть свежей для поездки на остров Ил-Пай.
Закутавшись в плащ и накинув на голову капюшон, миссис Армистед покинула дом; вместо рынка она сразу направилась на улицу Сент-Джеймс, где жил мистер Фокс. Его слуга, знавший, что мистер Фокс всегда принимал ее в такое время, впустил женщину и отправился сообщить своему господину о ее приходе.
— Проводи ко мне эту даму, — сказал мистер Фокс; миссис Армистед слегка удивилась тому, что ее провели в его спальню.
— Я редко встаю до одиннадцати часов,— сказал ей Фокс; действительно, на нем была не слишком чистая льняная пижама. Миссис Армистед с возмущением подумала, почему слуги не заменят засаленную пижаму новой. Его густые черные волосы были взъерошены.
Он улыбнулся, заметив ее изумление; она думала, что скрыла его, но оно все же проявилось на долю секунды.
— Да,— сказал он,— будь я женщиной, вы имели бы право назвать меня неряхой.
— Сэр!
Засмеявшись, он взял миссис Армистед за плечи и изучающе посмотрел на ее лицо.
— Известно ли вам, миссис Армистед, что когда-то я, мой друг Ричард Фитцпатрик и мой кузен граф Карлайл считались тремя самыми элегантными мужчинами Лондона? Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Посмотрите на меня сейчас. Вы не смогли бы назвать меня самым хорошо одетым мужчиной Лондона.
— Сейчас я бы вовсе не назвала вас одетым, сэр.
— Перестаньте называть меня сэром,— сказал он.— А я отказываюсь называть вас миссис Армистед.
— До того, как я вышла замуж за мистера Армистеда, меня звали Элизабет Бриджит Кейн.
— Ну, Лиззи, теперь, после вашего официального представления, я рад тому, что мы становимся добрыми друзьями.
— Я пришла сказать вам, что миссис Робинсон собирается оставить сцену.
Фокс состроил гримасу.
— Шеридану это не понравится. Дела у него идут успешно. Все хотят посмотреть на миссис Робинсон. Хотя публика и не уверена в этом, ходят слухи, что она — любовница принца Уэльского.
— Когда принц отделится от родителей, он предоставит ей дом.
Фокс кивнул.