Оборотень моих кошмаров
Шрифт:
— Кира, услышь меня, — взмолился Денис, усаживаясь на колени передо мной.
— Отвали, прошу тебя.
От волнения закружилась голова, и мне пришлось глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы не упасть в обморок. Денис тряхнул меня за плечи.
— Я позвонил не Игнату, а Алексу. Потому что понимаю, что твой Фирсанов либо ломанется сюда с шашкой наголо, либо нежится с какой-то девицей и ему глубоко фиолетово на твои проблемы.
Я подняла на него полный благодарности взгляд — уверена, Алекс что-нибудь придумает, — а брат невесело улыбнулся. Он практически положил на жертвенный
Так мы и сидели, обнявшись, потеряв счет времени, когда дверь распахнулась, и в комнату влетел Гена.
— К стенке, — приказал он трясущимися губами. — За вами пришли, но я так просто не собираюсь сдаваться. Нет-нет... если нужно, пристрелю... безболезненно и быстро, хе-хе, — бормотал несвязно. — Кира, свяжи руки Денису.
В меня полетел моток веревки. Я поколебалась, не решаясь поднять её или сказать что-то, попытаться заболтать его и выиграть несколько дополнительных минут, но Гена направил пистолет прямо в лицо моему брату.
— Или так, или будешь собирать его мозги.
Пришлось подчиниться. Дрожащими пальцами я связывала Дениса. Руки не двигались, долго возились с веревкой, которая не гнулась, распутывалась. Гена отпихнул меня — я свалилась кулем на пол, — проверил узлы и одобрительно кивнул.
— Иди сюда.
Я сделала шаг, ещё один. Не верилось, что мой бывший парень, человек, который неделями ошивался возле моего дома, институтский друг, оказался жестоким убийцей. Безумцем, для которого человеческая жизнь — пустяк. Или таким его сделали ОСО, начисто запудрив мозги сектантскими бреднями?
— Гена, пожалуйста, одумайся.
— Иди сюда! — зарычал и схватил меня за запястье, притягивая к себе.
Его руки скользнули по моей спине, опустились ниже. Губы, холодные, мокрые, исследовали шею. Мне хотелось дать ему пощечину, но дуло пистолета упиралось в живот, а страх за жизнь брата заставлял подчиниться чужой воле.
— Ты будешь моей, Кира. Живой или мертвой, но моей, — повторял Гена, а глаза его бегали из стороны в сторону, точно в наркотическом дурмане.
Краем глаза я увидела, как открывается дверь. Медленно. Сантиметр за сантиметром. Неужели свои?! Нельзя было спугнуть Гену, заставить его выстрелить. Поэтому я осторожно провела по щеке бывшего, улыбнулась так, что рот чуть не треснул. Животом вдавилась в дуло, чтобы в любом случае выстрел пришелся на меня, а не того, кто войдет сейчас в эти двери.
Чудо, что Гена позабыл запереть дверь изнутри.
— Я хочу быть с тобой, очень хочу.
— Правда? — Он на секунду забылся, глянув на меня маслянистыми глазами мертвой рыбы, и эта секунда стоила ему всего.
Гена отлетел к стене, так и не успев нажать на спусковой крючок. Игнат! От него исходило нечто, что заставило меня вжаться в Дениса. Первобытная ярость. Незамутненное ничем звериное нутро. Глаза безжалостного убийцы. Он надавил ботинком на руку Гене, выбивая пистолет, взял тот и прицелился точно в переносицу.
— Не убивай его, — попросила я шепотом.
Всё-таки нас связывало нечто больше, чем приятельство. Когда-то Гена был для меня другом, и я не была готова
Фирсанов схватил Гену за шкирку и пророкотал:
— Ты жив только благодаря ей.
Гену скрутили незнакомые мне мужчины, и только тогда Игнат подошел ко мне.
— Кира, — начал он, когда я все-таки рухнула без чувств прямиком в объятия этого великолепного мужчины, пахнущего алкоголем и звериной сущностью.
***
— Первичный осмотр выявил незначительное сотрясение. Куда больше меня тревожит тяжелое нервное потрясение, посему рекомендую постельный режим и наблюдение, — доносилось до меня обрывками, словно речь телевизионного диктора. — Лучше всего направить Киру Алексеевну на обследование, а уже потом решить, нужна ли госпитализация.
Я попыталась разлепить веки или открыть рот, чтобы воспротивиться, но сознание вновь поплыло.
В следующий раз я очнулась от тепла губ, что коснулись моего виска. Приоткрыла глаза и увидела Фирсанова, склонившегося надо мной, одетого в больничный халат. Он был утомлен сверх меры, под глазами залегли синяки. Неужели я проспала целый месяц, и сейчас опять полнолуние?
— Ты как? — спросила шепотом вместо приветствия.
Фирсанов заулыбался. Никогда не замечала ямочек на щеках, делающих его совсем мальчишкой. Если бы не излишняя бледность и морщины в уголках глаз — совсем юный парень, вчерашний студент.
— Жить буду.
— Надеюсь, это больница, а не тюрьма? — повертела головой, присматриваясь.
Белоснежная палата на одного, зарешеченное окно, капельница, воткнутая в локоть. Голова кружилась, но в целом состояние было терпимое. Игнат все-таки выглядел не очень. В смятой рубашке, с красными от недосыпа глазами. Осунувшийся и уставший как после десятка обращений. Неужели он караулил меня всё это время?
— Больница, — усмехнулся Игнат. — И ты будешь лежать здесь столько, сколько придется.
Не сказал, но припечатал.
— Я так за тебя волновалась, — призналась, зажмурившись от боязни быть осмеянной.
Наш последний разговор окончился ссорой. Я сама перечеркнула возможное будущее, ещё тогда, как сбежала после первого обращения. Он никогда меня не простит и не забудет моего предательства. Мне не стать ему достойным стражем. От этого особенно тошно.
Если сейчас он скажет что-нибудь гадкое, я пойму. Если он уйдет — приму его выбор. Нас ничего не держит вместе. Но мне не забыть его взгляда, темного, бездонного. Не забыть того поцелуя на веранде, после которого захотелось жить. Не забыть звериной ярости, с которой он сражался, и от которой меня прошибало током.
— Я за тебя — тоже, — ответил он и дотронулся до моей руки, сплел наши пальцы. — Кира, если бы они что-то с тобой сделали, я бы...
Он не закончил, а я не стала додумывать.
— Кира, послушай меня. — Голос зазвучал жестче. — Теперь ты в ещё большей опасности, чем раньше. Историю с заброшенным складом замяли, но в тот день мы объявили негласную войну всем в ОСО. За нами будут охотиться, поэтому в твоих же интересах переехать ко мне и уходить куда-либо только под присмотром. Алекс пообещал присмотреть за Денисом, но ты — на моей совести.