Оборотень на щите
Шрифт:
Локки смолк, Света торопливо напомнила:
— А где сейчас люди с Земли?
— Их продали, как рабов, — уронил Локки. — Сразу, как только они отдали свой дар. Те, кто приходил за ними к Ауг, предпочли истинной судьбе лучшую. Хильдегард была первой. Она получила парня из Мидгарда и опустошила его. Потом отправила к Ауг двух воинов своего отца. Те привели полученных девок к ней, забрали серебро, которое обещала дочь ярла, развернулись и ушли. Думаю, Хильдегард мечтала усесться рядом с бабами из Асгарда, как равная. Вот и нахапала побольше силы.
— А
— Нет. Я не сразу обо всем узнал. — Во взгляде Локки мелькнуло сожаление. Неприкрытое, удивительно искреннее. — Но это я открыл колдунье Ауг, какая страшная участь ждет людей. Я научил ее, как обмануть Хильдегард. Велел растеребить нити судьбы, спряденные раньше, и подмешать чужие волоконца в шерсть на прялке. После этого новые посланцы Хильдегард ушли ни с чем. А затем я попросил колдунью о помощи. И подтолкнул одного из волков, загрустившего без бабы. Он уже начал звереть без женского тела, и к колдунье побежал с радостью.
Света уставилась на костерок, догоравший в очаге. Слова Локки прозвучали грязно. Все случилось потому, что Ульфу надо было с кем-то переспать…
Рука Ульфа сжала Светино плечо — не больно, но чувствительно. И это ее отрезвило.
Я тоже пошла к Ирун Азизе ради мужчины, мелькнуло у Светы. Если убрать романтический флер и оставить голую правду.
Ульф, по крайней мере, давно был один. А она только что рассталась с Антоном. И сразу кинулась искать нового жениха…
— В память о Сигюн, — как-то непонятно сказал Локки.
Затем прищурился. Ярко-голубые глаза почти спрятались под веками.
— Я решил посмотреть, что из этого выйдет. Моя кровь и кровь Одина. Оборотень, всегда готовый перекинуться в зверя — и девка из мира, где моего потомка даже в человеческом облике посчитали бы дикарем. Необразованным дурнем.
У Светы по щекам плеснуло румянцем.
Но я никогда так не считала, со стыдом решила она. Хотя Ульф иногда бывал до жути прост…
— И у меня все вышло, — объявил Локки. — Посланцам Хильдегард колдунья соврала, что во всем огромном Мидгарде не нашлось подходящей для них девки. Такой, чтобы и дар имела, и коснулась руны в ту самую ночь, когда прялась нить. А оборотень получил невесту. Оставлять веретено у колдуньи и дальше было опасно. Поэтому я послал за ним инеистого. Но Ауг начала упираться, а йотун не сдержался. В итоге колдунья погибла. Само веретено обернулось золой, когда его коснулась лапа инеистого. Жаль, но такие вещи нельзя отобрать. Их можно лишь отдать по доброй воле.
— Чего ты хочешь? — резко спросил Ульф.
Локки усмехнулся.
— Я хочу остановить надвигающуюся бурю. У норн еще остались два веретена, и здесь могут появиться новые потомки Одина. Или народятся дети у тех, кто попал в этот мир из Мидгарда. Но выход есть. Стань конунгом, Ульф. И пусть города украсят щиты, на которые ступила твоя нога. Не сможешь — тогда я приведу в Эрхейм йотунов, инеистых и огненных. Иначе боги все-таки построят свой Биврест.
— Твои йотуны смогут остановить асов? — бросил Ульф.
Локки
— Нет. Но они перебьют столько народу, сколько смогут. И богам уже не хватит сил для Бивреста. Мне пора уходить, Ульф. Я и так засиделся в твоем мире. А это опасно не только для меня.
Он встал с пня. Обронил:
— Стань конунгом, Ульф. Или наблюдай, как умирают люди Эрхейма. Выбор за тобой. Прощай.
В следующий миг по глазам Светы резанула вспышка белого сияния. Она зажмурилась…
А когда открыла глаза, Ульф уже шагнул в сторону. Сказал буднично:
— Пойду помою миску. Ты ведь не будешь есть с посудины, что валялась на земле?
Он вышел, а Света, помедлив, встала. Качнулась, сделав шаг. Хотелось есть, по телу плыла слабость…
Но после услышанного сидеть в одиночестве не хотелось. И было ясно, что Ульфа задели слова Локки.
Она дошла до выхода. Распахнула дверь, вцепившись одной рукой в косяк, и застыла.
Хижина стояла на склоне горы — на пологом уступе, кое-где поросшем кустами и невысокими деревцами. Справа шелестел мелкий водопад, падавший со скал, нависавших над хижиной. Вода пускала торопливую рябь в крохотном озерце среди камней. И прыгала от него вниз по склону — маленькой речкой, говорливой, звонкой, в пене и брызгах.
А выше, над скалами, стелился дым. Плыл размытыми перьями под блеклыми тучами, обложившими небо. Внизу синело море. Подножье горы вонзалось в него клыками скал, слюной пуская пену прибоя по морской синеве…
Ульф, присевший у озерца, при появлении Светы выпрямился. Сказал, стряхивая воду с миски:
— Иди внутрь. Нечего тут бродить, еще свалишься.
Ты мне не нянька, подумала Света. Следом пожалела, что не может высказать этого вслух. Объявила:
— Я жена. Нет маленький.
Ульф тихо фыркнул. Бросил, уже идя в ее сторону:
— Раз жена, и не маленький, тогда слушайся мужа. Как положено жене.
Он подходил с явным намереньем затолкать ее внутрь. Но возвращаться в задымленную хижину не хотелось — и Света, шагнув за порог, указала на дымки в небе. Спросила быстро:
— Пожар? Где?
Ульф, подойдя, обхватил ее одной рукой. Прижал к себе, заставив ткнуться носом в его грудь. Потом ответил:
— Горит земля в крепости Нордмарка. Город здесь рядом, за горой.
И Света мгновенно вспомнила огни, которые она зажгла в ту ночь, когда Ульф стал льдом.
— Идти туда? — пробормотала она, посмотрев мужу в лицо. — Делать руна Фе наоборот?
Ульф досадливо оскалился, склоняя к ней голову.
Он без гривны, вдруг осознала Света. Если начнет оборачиваться, боль его не остановит…
— Вот на это Локки и надеется, — глуховато произнес Ульф. — Что ты пойдешь и покажешь всем, на что способна. А я по твоим плечам вскарабкаюсь на конунговы щиты. В Нордмарк приплыли все ярлы Эрхейма. Им нужно выбрать нового конунга. Но в крепости горит огонь, стена развалена. И ярлы наверняка растеряны. К тому же ледяной сугроб, где лежат Хильдегард с Торгейром, вряд ли растаял.