Оборотень
Шрифт:
Оглянувшись на меня, он шумно выдохнул и замедлился, а через десяток метров и вовсе остановился.
— Тамина — моя мать. Когда-то она была двуликой. Но потом провела слишком много времени в волчьей шкуре. И стала волком навсегда. Безвозвратно.
***
Астерия поджала губы, зло глядя на собственное отражение.
Утро вновь началось чересчур рано — она так и не смогла к этому привыкнуть. И ей казалось, что никогда и не сможет.
А учитывая,
И на стук в дверь принцесса реагировать тоже не стала. Слуги догадаются, что их не ждут, а семья… Хотелось верить, что тоже догадаются.
Стук повторился настойчивее, и Астерия скривилась. Но упорно продолжила молчать. И сверлить взглядом дверь.
Ещё через минуту в комнату зашла леди Шонель с осуждающим взглядом, устремившимся на племянницу.
— Утро, Астер. Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Вы вошли без стука.
Девочка не попыталась изобразить даже вежливость. Она была недовольна и не собиралась это скрывать.
— Это не то, что я желаю услышать, — Шона поджала губы.
Астерия громко фыркнула и отвернулась. Она догадывалась, что тётя хочет услышать её оправдания. Но принцесса не считала себя виновной хоть в чем-либо. Просыпаться в плохом настроении не преступление, тем более что тётю она к себе вообще-то и не приглашала.
Пантомима грозила затянуться.
Девочка упрямо смотрела лишь на собственное отражение и совершенно механически расчёсывала волосы. Шонель — молчала, но её взгляд был почти осязаем.
— Эх, Астер… А я так надеялась, что хотя бы тебя этот недостаток взросления обойдёт стороной, — тётя тяжко вздохнула и удручённо покачала головой.
Астерия поджала губы, но даже не повернулась. Она — ни в чём не виновата. И злость, не прошедшая окончательно после вчерашнего, лишь подкрепляла уверенность в собственной правоте.
Шонель, так и не дождавшись реакции, подошла ближе и опустила руки на плечи племянницы. Улыбнулась ей через зеркало грустно и понимающе, и ободрительно погладила.
— Астер, дорогая, я понимаю, твоё тело меняется, но это не повод срываться на родных.
Сжать губы сильнее было невозможно, но Астерия всё равно попыталась.
— Знаешь, все мы прошли через этот…
— Хватит!
Раздражённо дёрнув плечами, Астерия скинула чужие руки, и, повернувшись к тёте лицом, недовольно скрестила руки перед грудью.
— Я хорошо учусь. Не надо мне разжёвывать очевидное! И — моя злость вызвана не этим!
— Я всё понимаю, милая, — Шонель согласно прикрыла глаза и опустилась на софу напротив племянницы.
От злости Астер скрипнула зубами. Взгляд тёти был таким понимающе-сожалеющим,
— Это всё, что ты хотела сказать? — чересчур ровным от сдерживаемых эмоций голосом, спросила принцесса.
— Нет. Астер, я хочу поговорить про вчерашнеее…
Скрипнуло дерево расчёски, когда пальцы девочки сжали её сильнее, а взгляд сменился на прищур. И руки от переполняющих, бьющих через край эмоций, начали заметно подрагивать.
— Астер…
Шонель замолчала, подняв голову и недоумённо разглядывая напряжённую девочку. Это не то, чего ожидала женщина. Не то к чему она привыкла.
— Послушай меня. Вчера ты поступила некрасиво…
— Некрасиво?!
На эмоциях, Астерия вскочила со своего пуфика и в раздражении откинула мешающуюся расчёску в сторону.
— Я?! Некрасиво, неправильно, не по этикету… Надоело!
Эмоции выплеснулись наружу громким криком. Астерия не могла сдерживать больше свою злость. Она не хотела её сдерживать.
Весь месяц она подчинялась этим дурацким правилам. Плясала под дудку. Слушалась. Делала всё, что требовали… Притворялась идеальной принцессой, лысый оборотень вас всех задери!
И копила. Копила эти эмоции. Это раздражение. Злость на эту вопиющую несправедливость.
Она ждала понимания. Но отец последний месяц был слишком холоден. Брат — слишком чужой. А тётя… Родная, любимая тётя, в которой Астер всегда видела и искала поддержку, сейчас пришла чтобы отчитать её! Отчитать за то, что она подобающим образом ответила Лонесии! Притом, очевидно, отчитать так, словно Астер совершила настоящее преступление. Словно она не принцесса, а так, бродяжка приблудная!
И сейчас все эти эмоции хлынули наружу единым бессвязным потоком.
Астерия не плакала. Она кричала. Обвиняла. Жаловалась.
Почему отец игнорирует. Почему учителя стали строже. Почему нельзя гулять. Почему нельзя изменить распорядок дня. Почему… Почему?.. Почему?!
Но все её вопросы, все её претензии остались без ответа.
Тётя отвела взгляд, терпеливо выслушивая всё, что говорила Астер.
Не опровергая. Не пытаясь ответить. Не делая совершенно ничего.
Девочка выдохлась и почти упала обратно на свой пуф, чувствуя себя совершенно опустошённой и растерянной.
— Выговорилась?
В голосе тёти не было сочувствия. Даже жалости не было.
В груди Астер вяло шевельнулась обида, но сил совершенно не осталось даже на возмущение. Девочка лишь вяло кивнула, не глядя на тётю и пытаясь отыскать расчёску — ужасно хотелось чем-нибудь занять руки.
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — Шона улыбнулась, смягчая предыдущие слова. — Но я пришла действительно поговорить о вчерашнем.
Астерия подняла неприязненный взгляд.
— Я понимаю, твои чувства, — ещё мягче. — И… Сейчас я понимаю, что ты не знала. Не хотела обидеть Лону. Но… Лона — бастард.