Оборотень
Шрифт:
– У журналистов - свои секреты, - помолчав, отозвался Юнгов.
– Вряд ли он что-либо расскажет тебе. И послушай, мы кем в конце концов занимаемся Хашиги или Квазимодо?
– Возможно, это одно и то же лицо, - впервые высказал свою версию Тероян. Он взглянул на Глорию, которая поставила перед ним на столик поднос со стаканом чая и бутербродами, а сама присела неподалеку. Кивком головы Тероян поблагодарил ее.
– И вот еще что. Я понимаю, что пресса у нас независимая, но кто все-таки финансирует эту молодежную газету? Не корпорация ли "Абуфихамет"?
– Хорошо, попробую, - проворчал Жора.
– С тобой не соскучишься.
Второй звонок был Владиславу Шелешеву. Тот, как всегда, говорил кратко и туманно.
– Мотоциклисты объявились, - сказал он.
– Мои ребята нащупали их. Но есть проблема. Завтра вечером мы должны встретиться. Буду ждать тебя у себя.
– Я приеду не один, - ответил Тероян.
– Ну возьми девушку с собой, - согласился понятливый Влад.
– Только не тащи с собой полковника МУРа. Мы встретимся с людьми, которые не любят милицию.
Повесив трубку, Тероян принялся за чай и бутерброды. Глория молча смотрела на него, сложив на коленях руки. Он уже привык к ее присутствию. Но не мог привыкнуть к другому - к меняющейся синеве глаз, к их таинственной глубине. С появлением в квартире Глории - за эти несколько дней - он ощутил, как ускоряется ритм его жизни, как исчезает какая-то апатия и безразличие к своей дальнейшей судьбе. Изнуряющий душу штиль кончался, уступая место предштормовому волнению. Оно захватывало его, заставляло подняться, стряхивало долгое оцепенение, влекло за собой. Тероян понимал, что дело тут не только в расследовании, которое он ведет. Причина кроется в самой девушке, в ее почти мистическом, загадочном облике, словно бы она не была земной женщиной, а обитателем одной из дальних звезд. Будь на ее месте другая, помогал бы он ей так, как сейчас?
– Пользуйтесь моей библиотекой, не стесняйтесь, - произнес Тим, чтобы нарушить молчание.
– Я уже взяла томик Ронгара, - ответила она.
– И даже нашла вашу закладку и подчеркнутые строки.
– Какие же?
– Хотите послушать? Пожалуйста, - и Глория процитировала на память: Презренен этот век, презренен тот мужчина, кто в плен идет к любви и мнит, что честен мир...
– И как на ваш взгляд?
– Тероян немного смутился.
– Ну что же. Век действительно презренен, хотя Ронгар имел в виду иное время. Но достоин ли унижения мужчина, попадающий в любовный плен?
– Здесь несколько другое. Речь идет о человеке самообманывающемся, который считает, что любовь, как и весь мир, честны. Потому он и презренен.
– А разве не так? Разве любовь - обман?
– Почти всегда. Причем один из самых наихудших его видов. Человека завлекают в западню, или он сам послушно идет туда, а потом, как правило, бросают или умирают. Что в сущности одно и то же для любящего сердца.
– Я с вами не согласна. И на моей стороне множество примеров, вы сами их знаете.
– Кто-то все равно умирает первым.
– Мрачная философия. Тогда
– Не надо идти в плен к любви. Терять голову.
– Любовь - плен взаимный и добровольный.
– Взаимообязывающий обман.
– Мне кажется, вы стараетесь изо всех сил, чтобы выглядеть как можно безрадостнее.
– Вы еще слишком молоды, Глория. Не забывайте, что я старше вас лет этак на двадцать.
– А это много или мало?
– кокетливо спросила она, чуть наклонив голову, обжигая его синим пламенем. Разговор становился все более опасным, словно они передвигались по обледеневшей дорожке.
– Достаточно, - отозвался он. Это прозвучало и как ответ на ее вопрос, и как заключительная фраза в беседе. Но Глория не отступала.
– И много ли в вашей жизни было обманутых?
– спросила она.
– Чаще в этом положении оказывался я сам.
– Бедняжка, - пожалела Глория.
– И теперь вы разочарованы.
– Ехидничать не обязательно.
– Я просто стараюсь понять вас.
– Зачем? Я - скучная книга.
– А вот это бывает ясным только на последней странице. Кроме того, вы наговариваете на себя. Да, читать вас нелегко. И, наверное, не каждому по силам. Но тем интереснее.
– Забавно. Похоже, что вы... изучаете меня?
– Но ведь и вы занимаетесь тем же? Разве нет? Почему вы так смотрите на меня?
– Вы правы, Глория, - сознался Тероян.
– Я тоже хочу понять вас. Вы для меня - необъяснимая загадка. Как логическое уравнение, которое надо решить.
– А когда вы найдете ответ... что будет потом?
– Не знаю. Может быть, поезд пойдет дальше, до следующей станции.
– Может быть, остановится. Или сойдет с рельсов.
– Вы угадываете мои мысли.
– А вы мои?
– девушка поднялась.
– Голова разболелась, - добавила она.
– Спокойной ночи.
– Всего доброго, - отозвался Тероян, провожая ее взглядом. Сегодня он также решил лечь пораньше. Разговор с Глорией, их какое-то странное объяснение во взаимном интересе отклонили ход его мыслей, направили их в иное русло, но сейчас он вновь вернулся к тому, о чем думал последние четыре часа. Он искал связь между всеми преступлениями, совершенными Квазимодо. И даже в постели продолжал думать о них, перерабатывая прочитанный в кабинете Карпатова материал. И работа эта, помимо его воли, не оставляла его сознание и во сне.
Среди ночи Тероян неожиданно проснулся, словно кто-то толкнул его в бок. Его охватил жар: он отчетливо представил себе цель, преследуемую маньяком, его идею-фикс, и боялся поверить себе, своей удаче. Ответ оказывался таким простым и... невероятным. Возможно ли это? Не решаясь оставаться наедине со своими сомнениями, Тероян торопливо набрал номер Карпатова. Ничего, подумал он, Олегу не привыкать к звонкам в три часа ночи.
– Ну какого лешего?!
– застонал полковник МУРа, узнав голос приятеля.
– Вы что там с Глорией, с ума посходили?