Оборотень
Шрифт:
— Может, хватит уже пялится? — повернул голову и окинул взглядом с ног до головы. — А то мне так и споткнуться не долго! — взгляд останавливается на груди.
— Мечтать не вредно! — в тот же миг скрещиваю руки на груди. — Пялится? Кому ты нужен?! — от злости, что он прав, хотя и сам хорош — глаза навыкат.
— У меня затылок заныл от Вашего нечистого глаза! — усмехнулся.
— Чего? — это что, еще одно преимущество волка — чувствовать взгляд на себе? — Это ты здесь нечистый! — огрызаясь, заворачиваю в мамины апартаменты, чтоб умыться в ее
— Ну, или неудовлетворенный, — а я уж думала, когда же он начнет стебаться о минувшей ночи?!
— Чёрт! — от злости с силой хлопаю дверью.
С грохотом захлопывается дверь и я наедине сама с собой. Подхожу к зеркалу и начинаю всматриваться в свое отторжение. Растрепанные волосы, синие круги под глазами, лицо помято, ужасно дергает порез на ладони, а самое неприятное, осознавать — я беременна. И хрен знает, кто такой этот Робэрто, да что тебя…
— Ммм… — не могу раскрутить носок, намертво присох.
Ладно, потом разберусь! Начинаю быстро умываться, нерасчесанные волосы убираю наверх в фигушку — оказалось, не так-то просто это сделать одной рукой, когда вторая толком не сгибается.
Предательски торчит грудь, просвечивая. Вот куда пялился Джэксон, а еще на меня бочку катит — извращенец! Конечно же, это все говорится не со зла. Я благодарна ему за то, что был рядом со мной вчера. Не дал наделать глупостей и сам не воспользовался тем, что я была в ударе — пьяная. Как вспомню свое поведение, как пыталась свести счеты с жизнью, а после всего лезла к нему, требуя того, чего бы в жизни трезвая и не посмела — стыдно. Все! Пусть это будет первый и последний раз — завязываю с алкоголем.
Но как быть с тем, что Джэксон пытается помочь мне в моем незавидном положении? Как мне принять то, что предлагает? Как понять чего я сама хочу? А что хочет он от меня? И где гарантия, что я ему не надоем через пару месяцев.
С трудом одеваю бюстгальтер, натягиваю шорты, умываюсь одной рукой, как же я сейчас понимаю инвалидов!
Джэксон еще в ванной, что можно делать так долго, еще и двумя здоровыми руками? «Как же низко и пошло, Эмили!» — стебануло сознание.
Включаю чайник, ставлю сковородку на плиту. На завтрак будет яичница с беконом и зеленый чай с мятой. Конечно, не лучшее сочетание, но мне кажется, что сейчас мята снимет мой недуг или просто хочется чаю с мятой.
— Да неужели, — разливаю чай по чашкам.
— Как вкусно пахнет, — довольно улыбается, усаживаясь за стол. — Ты умеешь готовить! — берется за вилку и приступает к еде.
И чему радуется? Кухарить я ему не собираюсь, просто сейчас он мой гость!
— Мог бы и полотенце спросить, — сидит мокрый и все еще без майки, решил обсохнуть так?
— Не хотел тебя утруждать, — ворошит мокрые волосы на голове, вид, будто чрезмерно нанес гель мокрого эффекта.
— Приятного аппетита, — беру левой рукой вилку, а другую держу под столом, чтоб не мозолила глаза докторишке напротив.
— Что там у тебя с рукой? — вздернул бровь.
— Поем, потом перебинтую, — так я и думала, тут же
— А ну-ка покажи сюда! — уже стоит надо мной и выдергивает руку из-под стола.
— Джэксон! — шиплю сквозь зубы. — Да все хорошо! Что ты в самом деле? Поешь нормально!
— Я поел, — медленно разматывает колом вставший носок.
— Да уж. По-солдатски… — смотрю на его пустую тарелку. — Ааа… — дергаю руку обратно. — Больно!
— Глупое существо, не могла намочить?! — смотрит с презрением на меня.
— Я бы это сделала потом! — закатываю глаза.
— Где аптечка?
— В верхнем ящике, — киваю на кухонный гарнитур.
Достает лекарства, на носок выливает перекись и садится рядом, подвигая стул ближе. Молча и изучающе смотрит мне в глаза. Я тоже молчу и, кажется, он не рад, что связался со мной. Наверно, сидит и думает, свалилась эта беременная мне на голову!
— О херне всякой не думай! — спокойно.
— Что? — выдергиваю руку из его ладони. — Ты что, мысли еще читать умеешь? — холодок в душе.
— Нет, — усмехается. — Ты что так всполошилась? Угадал, что ли? — откидывается на спинку стула.
— Черт! Джэксон! — вскакиваю со стула. — Ты все смеешься… — нервно собираю посуду со стола и кладу в раковину.
Открываю воду и мочу под теплой струей, чтоб быстрее размочить, этот чертов носок. Стою к нему спиной, и на душе противно. Противно от самой себя, от безвыходной ситуации, от нежеланной беременности. Говорят, что просыпаются материнские инстинкты, но у меня что-то ничего не просыпается. Дай волю, прям сейчас и на аборт!
— Эмили, — руки обнимают за талию, нервно бежит дрожь. — Малыш, что психуешь? — шепчет у уха. — Не нужно воспринимать все так серьезно…
— А как это все воспринимать?! — сглатываю слезы, чтоб не показывать их ему. — Я не хочу рожать этого ребенка! — злобно шиплю. — Вытащи его из меня! — резко дергаю все еще не размокшую до конца тряпку.
— Эмили, какого хрена ты делаешь?! — кровь хлынула.
— С каких пор ты материшься? — поднимаю глаза, оценить выражение его лица.
— С тобой я и женщин скоро бить начну! — оторвал кусок бинта и зажал снова открывшиеся порезы. — Откуда в тебе столько безрассудства?! — злобно смотрит на меня. — Да как ты не поймешь?! То, что зарождается в тебе совершенно не виновато в том, от чего ты так бежишь! Этот ребенок растет и хочет жить, а ты пытаешься прервать жизнь, которая так рвется почувствовать этот мир.
— Да там нет еще ничего! — отпихиваю его от себя.
— Тогда откуда появилась ты?! — разводит руками.
— Меня хотели мои родители, — тихо шепнула и отвернулась.
— Ясно! — натянул майку быстрым движением. — Не так-то просто прервать жизнь оборотня! Скорее себя покалечишь, но его не убьешь!
— Что? — иду за ним. — Почему ты мне раньше этого не сказал?
— И что бы это изменило? — смотрит на меня холодно. — Я хотел, чтоб ты хотела этого малыша, а не боялась. Эмили, он часть тебя! Частичка твоя!