Оборотная сторона героя

Ясинская Марина Леонидовна

Бах! На этот раз Тарас даже не вздрогнул. Отчаяние и безумный страх придали решимости. Он несколько раз глубоко вдохнул и схватился за большой палец на левой руке… О том, что он собирался сделать после того, как освободится из наручников, стажёр даже не думал. На счёт три. Раз! Два!

– Эй, ты!

* * * Зимнюю поляну Ахилл мог и не узнать, но вот полукруглое каменное строение помнил прекрасно. Да, именно отсюда началось его долгое странствие по этой безумной холодной земле. И, наконец, после стольких дней блуждания в этой непонятной стране с чуждыми обычаями он оказался рядом с дверью в свой мир. Только вот пройти через эту дверь ему, похоже, не позволят. Забравшие его сразу после поединка мужчины сковали ему руки и ни на миг не спускали с него оружия Зевса. А здесь он увидел того самого мужчину, чьё горло всего несколько дней назад он не перерезал исключительно по просьбе Лекса. Значит, его привезли сюда вовсе не для того, чтобы вернуть в родной мир – его привезли на расправу. Ахилл считал так до тех пор, пока не увидел, что мужчина, на горле которого всё ещё оставался след его ксифоса, вжимается спиной в тело железной колесницы и не сводит глаз со стоящей перед ним женщины. И в глазах, хоть и глубоко запрятанные, всё равно видны обречённость и отчаяние. А высокая длинноволосая женщина с резким холодным голосом и повадками амазонки бьёт его по щекам, и по её приказу сопровождающие её воины разят молниями Зевса стоявших на коленях в снегу мужчин. Зачем же его привезли сюда? Амазонка развернулась к нему и коротко, резко выкрикнула что-то вроде "э! ты!" "Ты" Ахилл понимал. "Э!" загадки не представляло – женщина хотела привлечь его внимание. Он смотрел мимо неё и молчал. И новый вопрос. Ахилл разобрал знакомое "не понимаешь"; в резком голосе послышались нотки недовольства. Амазонка

нетерпеливо подошла к нему – натянутая, агрессивная, раздражённая. Злая. Злая на него. Встала напротив, совсем рядом. Близко, опасно близко. В родном мире никто бы не позволил себе выказать недовольство Ахиллом, находясь в такой опасной близости от него. Но не здесь. Женщина снова что-то коротко выпалила и замахнулась рукой. Ахилл резко поднял на неё взгляд. Так он смотрел в глаза тех, кто осмеливался бросать ему вызов. Смотрел, обещая взглядом смерть. Светлые глаза женщины, холодные и равнодушные, с таящимся в самой глубине намёком на безумие, наткнулись на его взгляд – и рука амазонки замерла у самого лица. Дёрнулось правое плечо. Женщина резко отвернулась, почти успев спрятать от Ахилла мелькнувший в глазах страх. Что-то коротко бросила своим, и железные оковы, державшие руки, разомкнулись. А в следующий миг амазонка снова повернулась к Ахиллу и сделала то, чего он никак не ожидал – вложила ему в руки оружие Зевса. * * *

– Эй, ты! Ты что, не понимаешь?

Холера злилась – её попытки поговорить с Ахиллом разбивалась о молчание последнего. Тарас ждал, что женщина вот-вот сорвётся – с каждым последующим вопросом её голос всё сильнее звенел скрытой яростью.

И вот она шагнула вплотную к Ахиллу, замахнулась – и… рука Холеры замерла у самого лица Ахилла, а потом женщина круто развернулась и вдруг коротко приказала:

– Снять наручники.

Затем сама вложила в руку Ахилла пистолет и ткнула на Глушителя:

– Убей.

Ахилл медленно сжал рукоять пистолета, не отводя взгляда от Холеры. Стало заметно, что его немного клонит вправо – так, словно он бережёт больной бок.

– Стреляй, – повторила она. – Кто ты, зачем ты ему – мне всё равно. Тебя привезли в наручниках. Значит, на расправу. Ты ему должен? Убей – и освободишься. Давай. Координатор спросит – как погиб Глушитель? Я скажу правду. Скажу, что ни я, ни мои его не убивали. Я Самому никогда не вру. Стреляй!

Медленно, очень медленно Ахилл отвел взгляд от Холеры, перевёл его на Глушителя. Плавно, словно проверяя, как на это отреагируют, сделал шаг вперёд. Рука, сжимавшая пистолет, по-прежнему оставалась опущенной вдоль тела.

Холера отступила в сторону. Тарас в отчаянии прикусил губу. Не то, чтобы его так уж беспокоила гибель Глушителя; ничего хорошего от него стажёр не видел. Однако было совершенно понятно, что грека Холера в живых не оставит. И как только Ахилл убьёт Глушителя, к которому у этой психованной бабы явно имеются давние счёты, его тут же устранят её бойцы – ведь свидетели Холере не нужны. Да, свидетели не нужны… А ведь он тут – тоже свидетель. Может, сейчас, когда Холера упивается своим положением и смакует каждый миг этого торжества, ей и не до какого-то паренька, прикованного к рулю машины, но как только положат последнего из бойцов Глушителя, настанет его черёд. "И опять больше всего тебя волнует собственная шкура!" – не преминул ехидно шепнуть противный внутренний голос. Ахилл, тем временем, встал напротив Глушителя. Левая рука бессильно висела вдоль тела, сам он чуть клонился вправо – похоже, ему крепко врезали по рёбрам. Долго, очень долго смотрел на него, хмурился, даже пару раз встряхнул головой. Холера терпеливо сносила промедление и пока вмешиваться не собиралась. Глушитель часто, тяжело дышал и шарил бессмысленным взглядом по окружавшим его лицам. Казалось, каждый из тех, кто был сейчас на поляне, уже почти видел картину ближайшего будущего, и ни у кого не возникало сомнений в том, что именно сейчас произойдёт. И только Тарас заметил, что Ахилл, вроде бы рассматривающий Глушителя, на самом деле глядит сквозь него, словно напряжённо что-то обдумывая. А потом, казалось – целую вечность спустя, он всё-таки поднял пистолет. * * * На этот раз понимать, что говорила ему амазонка, не требовалась. И так всё ясно. Он должен принести жертву, чтобы открыть дверь обратно в свой мир. Молния Зевса у него в руках, на того, чью кровь надо пролить, ему указали. И всё же… Ахилла никогда раньше не беспокоила необходимость брать чью-то жизнь. Убить в бою или в поединке – это честно. Убить, защищая свою жизнь, дом или друга – это святое право. Убить преступника или предателя – это правосудие. Но убить вот так – безоружного – это подло. Ахилл даже встряхнул головой. В этом мире он уже не раз не убивал тех, кого по всем правилам следовало бы. Да, иногда Ахилл просто не успевал убить, потому что молнии Зевса настигали его раньше. Иногда – потому что так просил Лекс. Но почему он не убивал потом? Тех, кто напал на них с девчонкой, когда они покинули дом отца Лекса? Воинов, с которыми он два дня сходился в поединках? Почему он не убил того, в последнем бою – ведь тот был самый настоящий зверь? Да, зверь – Ахилл видел это в его глазах, когда держал его за горло; он всегда узнавал себе подобных. И даже его он не убил! Почему?.. О, боги Олимпа, за несколько дней в этом мире он не убил больше, чем за всю свою прежнюю жизнь! И даже сейчас, когда он вот-вот готов вернуться в родной мир, что-то удерживает его от убийства. Хотя какое это убийство? Просто жертвоприношение. Ахилл ведь не давал Лексу обещания, что не будет приносить жертву. Значит, слово он не нарушает. Тогда откуда же сомнения?.. Нет, этот странный мир, должно быть, всё же заразил его своим безумием! Здесь сходятся в поединках, но бьются не насмерть. У этих людей есть молнии Зевса, но на улицы они, даже самые беспомощные, выходят безоружными. Здесь сильные не порабощают слабых – но и не защищают их… Безумный, безумный мир! И сам тоже стал безумным. Сомневающимся. Милосердным. Слабым. Ахилл снова встряхнул головой. Нет, он не слаб. Слабы те, кого он встретил в этом мире. Их единственная защита – оружие Громовержца. А многие даже ей не пользуются! Те, последние, не просто слабы – они беспомощны. Одноногий старик, отыскавший его в лесу. Перепуганная зеленоглазая девчонка, которую он отбил у бешеной стаи среди высоких домов. Её безусый неопытный брат. Вон они – они все слабы… И милосердны. Ахилл нахмурился. Старик нашёл его, незнакомца, чужака, в снегу – и не прошёл мимо. У него не было одной ноги, а в трясущихся руках не было силы, но он сумел как-то дотащить Ахилла к себе в дом. Выходил – и ничего не потребовал взамен. Как и зеленоглазая сестрёнка Лекса, заботившаяся о нём. Как и сам Лекс – не понимая ни слова, ничего о нём не зная, парень, тем не менее, всеми силами старался ему помочь. И ни одного из них Ахилл не просил о помощи. Так, как относились к нему слабые люди этого мира, к Ахиллу не относились в его родном мире даже самые храбрые воины. Почему? Потому что там его боялись. Или ненавидели. Вот так. Опытные бойцы греческих племён боялись его, а беспомощные слабаки этого мира – нет. Как же так? Неужели сила – не в одной лишь воинской мощи? Грек даже нахмурился от неожиданной мысли. Но если так, то выходит, что милосердие – это не слабость. Это тоже сила. Просто другая сила. Ахилл постоял с минуту, осознавая эту новую истину. Принимая её в себя. Чувствуя себя отчего-то ещё сильнее. А потом поднял молнию Зевса. * * * Илья чуть повернул голову и краем глаза заметил, как спускающееся к горизонту солнце яркой вспышкой отскочило от прицела едва различимой снизу, с пляжа снайперки. В тот же миг Гектор резко бросился вперёд и сделал стремительный выпад. Илья не столько увидел, сколько угадал удар по замаху от плеча. Понял, что не успевает отбить, почти почувствовал, как Гектор протаскивает клинок по его телу – и рванул в сторону. "Эх, не рассчитал. Надо было выпить фрейтс ещё раньше", – мелькнула у него мысль. На пике действия препарата реакция значительно ускорялась, но пока что-то заметного эффекта не ощущалось. Или… Неприятная мысль противным холодком прошлась по спине… Или Гектор настолько быстр, что фрейтс всего лишь "ускорил" его до скорости троянского принца? Разрубающий удар Илья не угадал, отбил рефлекторно, жёстко приняв на клинок. Рукоять ксифоса едва не выскользнула из ладони. Илья торопливо перехватил оружие и отмахнулся – неумело, почти наугад. Гектор без усилий ушел от атаки, только ушёл не вбок, а вперёд и сопроводил свой шаг мощным ударом в голову. Илью снова спас рефлекс – не рассуждая, не анализируя, он вскинул руку вверх. Лязгнул металл. Вздрогнули обе армии. Песок под ногами взорвался небольшим фонтанчиком – это Ян, потеряв терпение, попробовал снять троянского принца из снайперки и промахнулся. Илья понял, что мешает ему – он находился на линии огня и, по сути, своим телом закрывал Гектора. Следующий шаг в сторону Илья сделал вполне осознанно – он не хотел, чтобы Ян просто пристрелил троянского принца. Торопливо провёл рубящий удар, который Гектор спокойно принял на щит. "Недотёпа!" – почти услышал Илья насмешливый голос одного из Петровичей, когда в его локте что-то болезненно хрустнуло. Сколько раз вбивали в него братья – рубящий удар прямой рукой не наносят, в прямой руке не будет достаточной силы для придания пробивной мощи клинку. А если так ударить по щиту или доспехам противника, то бестолковый мечник вполне может заработать себе травму локтевого сустава. Что, похоже, с ним только что и случилось. Ещё одна пуля взбила фонтанчик песка справа от сражающихся. Илья вздрогнул. Шаг назад, спиной к храму, к прицелу Яна. Согнуть ноги в коленях, уменьшить себя как мишень, перевести бой в более низкие позиции. Не успел – Гектор обрушил на него целую

серию коротких ударов. Не очень сильные, но быстрые и точные, отличающиеся высокой плотностью и неимоверной скоростью, они не давали входить в ритм, позволяли троянскому принцу легко менять направления и уровни атак, сбивали Илью с толку, вынуждали защищаться. Илья парировал удары, ожидая, что вот-вот фрейтс окажется слабее Гектора, и он пропустит один. Не предпринимал никаких попыток контратаки. И продолжал закрывать троянского принца собой от снайперской пули, не размышляя над тем, зачем он это делает, как долго это будет продолжаться и что случится дальше… Удар, шаг назад. Замах, шаг вперёд, удар. Щит вверх, шаг назад… Первый удар, который он пропустил, бессильно погас, встретившись с запрятанным под доспехи бронежилетом. Илья чуть пошатнулся – и, не удержавшись, метнул взгляд на колонны храма, среди которых лежал Ян. Ничего не разглядел. Зато словно почувствовал продольный удар снизу вверх, метящий прямо в подбородок, стремительно оттолкнулся вперед сильным приставным шагом, посчитав, что не успеет развернуть корпус для усиления движения, и, коротко замахнувшись от локтя, нанес хлещущий удар кистью. Гектор легко ушел от него, ответив широким боковым замахом, целящим прямо в шею. Короткий меч троянского принца, до этого момента описывавший стремительные и смертельно опасные пируэты вокруг Ильи, вдруг замедлил своё движение. Илья отстранённо наблюдал, как плавно, словно преодолевая сопротивление толщи воды, приближалось к нему лезвие ксифоса – и вдруг понял, это не Гектор – это ускоренное фрейтсом время резко рвануло в противоположную сторону и замедлило для него свой бег, растягивая последние оставшиеся в жизни секунды. Он не успеет отбить этот удар… * * * Сразу же после выстрела время словно ускорило свой бег. Резкий звук заставил вскрикнуть Глушителя, наверняка уже ощутившего, как пуля входит в его тело, но ещё не осознавшего, что этого не произошло. А пальнувший в воздух Ахилл отбросил пистолет в сторону и рванул к находящемуся к нему ближе всего мужчине. И вот с того момента Тарас, кажется, перестал дышать. Он никогда такого не видел. Может, только в кино, набитом спецэффектами и компьютерной графикой, которые позволяли главным героям перепрыгивать стометровые расстояния между крышами и одной левой класть два десятка злодеев. Но здесь, на заснеженной поляне у Шушморского капища, не было ни каскадёров, ни специалистов компьютерной графики – только обычный живой человек. Хорошо, пусть не обычный, а случайно оказавшийся в этом мире древнегреческий герой. Но всё равно – человек. К тому же, похоже, здорово кем-то избитый. Ахилл стремительно передвигался от противника к противнику, и казалось, что те падали на снег, стоило греку к ним лишь приблизиться. О, они сопротивлялись! Они наводили на него оружие, они стреляли. Тарас видел, что как минимум два раза в Ахилла попали. Но его это не останавливало. Бойцы Холеры один за другим оказывались на земле, а Ахилл продолжал перемещаться к тем, кто ещё оставался на ногах, всё ближе и ближе подходя к проходу… К проходу, который Холера, принимая за хитрый вход в тайное логово, приказала заминировать! Завороженный стремительным и в тоже время плавным перемещением Ахилла по заснеженной поляне у Шушморского капища, Тарас почти забыл об этом. А когда сообразил, Ахилл уже находился буквально в двух шагах. Стажёр ахнул про себя. Набрал побольше воздуха, собираясь закричать, как-нибудь предупредить. Замялся на миг – а что именно надо крикнуть, что сказать? …Бывают ситуации, когда от одной-единственной секунды зависит абсолютно всё, даже вопрос жизни и смерти. Это была как раз такая ситуация. Такая секунда. И Тарас её упустил. * * * Взрыв! Он прогремел из глубины храма Аполлона и своей неожиданностью парализовал даже Илью, прекрасно понимавшего в отличие от греков и троянцев, что вовсе не гнев богов обрушился на их головы. Рука Гектора дрогнула, смертельный удар прошёл по касательной и бессильно соскользнул по доспехам Ильи. Воюющие армии позабыли о поединке своих героев; тысячи людей как подкошенные упали ниц. Даже Гектор преклонил колени перед столь явным гневом богов. С холма вниз покатились массивные камни. Илья предусмотрительно отступил назад и бросил быстрый взгляд на затянутую поднятой взрывом пылью вершину холма. Храм устоял. Но он заметно просел и скособочился; часть стен разрушилась, несколько колонн рухнуло на землю. Илья обернулся. Обе армии были по-прежнему распластаны на земле, однако, солдаты уже поднимали головы и поглядывали на холм. Аполлон – покровитель троянцев; разрушение его храма означало только одно – олимпийцы на стороне греков. Ещё немного, и армия Агамемнона закрепит успех, окончательно раздавив несопротивляющегося противника. За исход ключевого исторического события можно больше не беспокоиться – всё будет как надо… О, какое же облегчение – почувствовать, что груз этой гигантской ответственности больше не лежит на его плечах! Ян!.. Илью словно ударило током. Что с Яном? Он ведь лежал среди колонн храма! Куда ближе к эпицентру взрыва, чем Илья! А взрыв? Почему он произошёл? Не беспокоясь более о Гекторе, вражеских армиях и необходимости оставаться в образе Ахилла, Илья рванул вверх по склону холма, к останкам храма. Буквально взлетел на руины храмового портика – и замер, словно натолкнулся на стену. Прямо в лицо ему смотрело дуло автомата. * * * Лейтенант Гаврилов давно перестал понимать, что происходит. Сначала они оказались чёрт знает где. Потом – совершенно неожиданный, непонятно как произошедший взрыв. А теперь… В один миг он твёрдо стоял на ногах и глядел прямо в лицо взбежавшего на холм незнакомого мужчины, а в следующий – лежал на спине и смотрел в небо. А автомат, который ещё недавно он направлял на незнакомца, сейчас перекочевал к тому в руки и упирался ему в живот.

– Всё под контролем, я – из следственного комитета, на особом задании, мои документы можете проверить, как только мы вернёмся, а сейчас опустите-ка пушки, – скороговоркой выпалил незнакомец. На Гаврилова он при этом не смотрел, водил жёстким, чуть прищуренным взглядом по лицам окруживших его спецназовцев с оружием наготове.

Бойцы мялись – они не привыкли подчиняться приказам посторонних, тем более – гражданских, тем более, если отдающий приказ при этом приставляет оружие к их командиру.

Не дожидаясь, пока они среагируют, "следователь" отвёл автомат и протянул руку, предлагая помочь лейтенанту подняться. Он не обратил ровным счётом никакого внимания на то, что бойцы по-прежнему держат его на прицеле и деловито осведомился:

– Здесь мужик должен был быть, светловолосый такой, со снайперкой – не видели?

Гаврилов несколько секунд рассматривал незнакомца, пытаясь понять, что же, чёрт возьми, происходит. Их группа оказалась непонятно где, и первый же человек, которого они встретили, обнимал снайперку и практически не отреагировал на их появление, всем своим видом демонстрируя, что у него есть заботы куда важнее, чем какие-то там спецназовцы. Потом – неожиданный взрыв, и вот появляется этот. Лет на десять моложе снайпера, тоже странно одетый, загорелый, с выгоревшими спутанными волосами до плеч и резкими чертами лица, и ведёт себя точь в точь как первый – словно у него тоже есть куда более важные вещи для беспокойства, чем отряд армейского спецназа, наставивший на него автоматы.

– Видели, – выдержав небольшую паузу, ответил лейтенант и кивнул вправо. Там, среди каменных обломков, лежал снайпер; во время взрыва его приложило о колонну. Он был жив, но ранен и, похоже, здорово оглушён.

Бойцы не опускали оружия и несколько растерянно поглядывали на своего командира, словно спрашивая, что им делать с этим незнакомцем. А тот, будто не замечая автоматов – да нет же, он и впрямь не обращал на них внимания! – рванул к раненому. Опустился перед ним на колени, со знанием дела ощупал и, не поднимая головы, распорядился:

– Нужно разобрать завал внутри храма, только так мы сможем вернуться. Организуй, ладно?

Лейтенант Гаврилов, сделал целых два шага, прежде чем осознал, что он, опытный боец, за плечами которого была не одна война, лицемерно называемая политиками "военным конфликтом", послушался приказа какого-то незнакомца. Но – ей богу! – не всякий генерал обладал такими манерами, как этот парень. Он отдавал распоряжения так, словно имел на это полное право и твёрдо знал, что их исполнят. И эта его внутренняя уверенность была столь сильна и незыблема, что поневоле передавалась окружающим.

Махнув сбитым с толку бойцам рукой – опускайте, мол, оружие – лейтенант присел рядом со "следователем", склонившимся над раненым, и спросил:

– Ты сказал – только так мы сможем вернуться. А куда вернуться?

– Обратно домой, – коротко ответил тот, устраивая голову раненого поудобнее, и добавил: – Ты бы время не терял, лучше пойди посмотри, как быстрее завал разобрать. Нам надо скорее отсюда убираться.

И лейтенант Гаврилов, опытный боец одного из элитных подразделений армейского спецназа, послушно поднялся и отправился внутрь полуразвалившегося каменного здания – организовывать разбор завала.

* * * Тарас пребывал в состоянии полного безразличия, больше похожего на онемение. Все чувства, все эмоции и переживания словно парализовало. Ничего больше не имело значения. Всё – из-з него. Из-за него Арагорн Петрович пошёл в какой-то опасный проходе. Из-за него у Шушморского капища оказались целые толпы посторонних людей. Из-за него погиб Ахилл. Из-за него здесь, на этой зимней поляне, убили столько людей. Из-за него Илья и Ян навсегда остались отрезанными от родного мира. Наконец, из-за него папка с информацией по проходам – бесконечно важной и секретной информацией – попала в руки неизвестных, и это только вопрос времени, когда посторонние начнут бесконтрольно ходить по проходам… Лица погибшего Ахилла и навсегда потерянных Ильи и Яна Сергеича сменились размытыми образами сотен людей, которые погибнут из-за изменений в ключевых событиях прошлого, когда туда сунутся неподготовленные люди этого времени. И всё этого – из-за него… Когда лежавшие на снегу бойцы Холеры начали медленно приходить в себя, стажёр не удивился, хотя и думал, что Ахилл их убил, а не просто вырубил. Когда медленно поднявшаяся на ноги Холера вдруг уставилась прямо на него, прикованного к рулю машины, Тарас даже не вздрогнул. Когда на поляну из темноты вдруг снова посыпались тёмные фигуры с оружием в руках, он не отреагировал. Когда стажёр разглядел среди новых участников этой непрекращающейся драмы у Шушмора знакомую круглую фигуру, а затем и услышал голос "Винни-Пуха" – Владимира Кондратьевича, он не обрадовался. И даже когда перед ним сначала появился Бисмарк, а затем и сам Папыч, Тарас продолжал отрешённо молчать. Случилось слишком много страшных и непоправимых вещей и в слишком короткое время. Случилось из-за него. И ничего больше не имело значения. Он не ощущал, как озабоченно тряс его за плечи встревоженный Бисмарк. Не понимал, что спрашивал Папыч, только повторял, как заведённый: