Оборотни космоса
Шрифт:
Государственное дело! Подростки упали с коек, старшая сестра спихнула их с пути и села рядом с отцом. Семья вмиг расположилась полукругом, а Форт оказался в центре. Лемурид лез и лез, всецело поглощенный процессом.
Свидетелями оказались все. Бедная Луда заметалась, запищала, затем слегла, часто дыша, а через час её не стало.
– Вы не здешний, наоси; может, и не видели, какие у нас свинки. – Радуясь тому, как внимательно и чинно слушает чужак, мамаша Родон расплела неутомимый язык. – Они боятся сильного шума, ударов и всяких там криков. Бывает, пьяный гаркнет в коридоре – есть
– Я так понял, что причин пугаться не было? – Форт оглядел семейство. – Никто не шумел, не стучал?
– Нет, никто!
– Ума не приложим, с чего она разволновалась!
«Да, детишка, следствие будет недолгим, – с сожалением посмотрел Форт на понурую Медеро. – Тут ни начал, ни концов не сыщешь. Искать и наказывать – некого».
– Что сделали с трупом?
Медеро всхлипнула; мать подала какую-то квитанцию:
– Вот заключение от зоотехника. Мы, как положено...
«Схожу. – Заметив мелко отпечатанный адрес, Форт тем самым нашёл способ благовидно улизнуть от Родонов. – По крайней мере, совесть чиста будет».
Он сделал вид, что глубокомысленно изучает куцый документ, хотя глаза скользили мимо строчек.
– ...днёвку Меде над ней просидела, не спала и в школу не пошла, – поглаживал а мать нахохлившуюся дочурку. Лемурид, отдышавшись, показал Форту свой узкий язык, похожий на ломтик недозрелого перца. – Это, наоси, – от дрянного корма! Ещё в позапрошлую ночь, когда Тарья приволок эту коробку, я понюхала – и чую, мылом пахнет. Я сразу сказала: «Испорчено!» Ты куда смотрел, когда корм брал?! а? Я к кому обращаюсь?!
По тому, как потупился и виновато забурчал один из недорослей, Форт без труда угадал его имя.
– Мужиков ни за чем послать нельзя. Всегда не то купят. А кто потом идёт в магазин ругаться? мать, конечно! А если бы малыш Бун сглупа этих зёрен наелся? да на пару с лемуридом! оба сдохли бы!
– Мама! – гневно воскликнула девушка. – Мама, вы таких слов не говорили! Омойте язык, пожалуйста.
Хозяйка Родон живо залила в рот полстакана, подарив Форту немного тишины, и, булькая водой в надутых щеках, замычала и замахала лапками, показывая, что ей некуда сплюнуть полоскание. Тарья, жаждущий обелиться в глазах мамы, подсунул ей какую-то миску. Хозяйка опорожнила рот, но лишь затем, чтобы напуститься с новыми упрёками, – оказалось, миска-то принадлежит малышу! Малыш заревел, поняв, что оскорбили его личную посудину.
– Ты братика не любишь! ты о нём нисколько не заботишься, а он тебе родной! ты мне нарочно его чашку дал, вредитель! Тебе лемурид роднее Буна! Буник, Буночка, иди к маме!
«Бегом отсюда, и не возвращаться, – решил Форт. – Нет ничего хуже, чем вмешиваться в личную жизнь иномирян. Тем более – когда у них ни повернуться, ни даже плюнуть негде. Родит мамаша ещё двух лемуридов, дочка – тоже; спать придётся стоя – тут-то они к нам и эмигрируют! Одна загадка решена – теперь я знаю, почему ньягонцы едут в Федерацию. Мы считали – за свободой, а они – за жилплощадью!»
Хотя семейка ему не приглянулась,
– О чём я говорила?.. Корм! злыдня была в корме, наоси. Это порченая партия! Сходите в магазин и убедитесь – все коробки с гнилью. Когда мы маленькую Луду – бедная, как она мучалась! – понесли на зоопункт и ждали справку, там ещё дважды восемь были с мёртвыми, и вдвое больше – с хворыми и квёлыми. Всё в одну ночь – наверняка когда партию пустили в продажу!
Форт ещё раз тщательно прочёл документ.
«Дата выдачи – ночь 5, луна 10, 24.20».
«Дата смерти – ночь 5, луна 10, 16.30».
Стоп.
«Через час её не стало». Значит, приступ начался около 15.30?
Форту живо вспомнилось беснование на стадионе. Местное время было – 15.32.
– Послушайте... когда ей стало плохо, как чувствовали себя вы? те, кто был дома?
– М-м-м... никак. Очень грустно, тяжело было, – потрясла ушками старшая дочь. – Мы все из-за неё переживали. Ещё бы!.. Тарья! смотри, Бун пополз на улицу!
Недоросль с певучим звуком выпрыгнул из семейного круга, но карапуз уже выбрался за дверь.
– И ничего особенного не заметили?
– А-а, потом пришёл медработник и предупредил, чтоб мы готовились к приёму пострадавших. Но у нас была мёртвая свинка, поэтому к нам никого не положили, пока нет справки зоотехника.
– Далеко ли спортзал?
– Который, наоси?
– Тот, где вчера возникли беспорядки.
– Не близко – в двух корнях отсюда!
Медеро, вздохнув, уставилась в пол. Ну вот, заговорите о спортзале, а про Луду позабыли. Всякие слухи и страсти старшим куда важнее свинки!.. Не любят они звериков и не печалятся о них. Наверное, это неправильный великан-спаситель. Надо было пройти по кругу тридцать два раза, с приговором...
От зоркой матери, однако, не укрылась её грусть – мать привлекла к себе пригорюнившуюся крошку и обняла.
– Деточка так расстроена! почти больна. – Хозяйка Родон искала взглядом понимания Форта. – Я поведу её к докторице.
– Весьма признателен за гостеприимство. – Форт встал, тотчас заняв собой полквартиры. – Кога, я сообщу тебе, когда накажу виновных.
Выйдя, он повернул туда, где, согласно схеме, находился зоопункт. Вероятно, заведение давно закрыто, а персонал готовится ко сну. Ничего, сегодня им придётся поработать сверхурочно.
«...или я не наоси!»
Тарья сидел за поворотом в коридоре. Пытаясь удержать взятого на руки неугомонного братишку, он балабонил что есть мочи, а вокруг сгрудилась пацанва со всей улицы.
– ...настоящий спец по свинкам!
– Со свинофермы, что ли?
– Не, туда не пускают корноу... – Подросток с раскрашенной в три цвета шевелюрой вякнул, чуть не прикусив язык от звонкой оплеухи, с размаху отвешенной ему бойкой девчонкой. На Форта вытаращилось две дюжины больших глаз, мерцающих зеркальной синевой.