Оборотный город. Трилогия
Шрифт:
— Ясно. А доцент?
— Ищут. Он же поехал по полной, текущей крышей вбок, раскрыл в себе новую личность, а то и две. Как разбегутся они в разные стороны, так попробуй его поймай… С ведьмой, кстати, тебе самому разбираться придётся. Она твоя.
— В каком смысле?
— Да уж не в том, в каком глазки заблестели! Ох, Иловайский, узнаю, что у тебя с ней что-то было, — убью и сама в отделение сдамся, типа была в состоянии аффекта!
— Да понял я, понял…
Попытка отвлечь мою грозу сладким пряником не сработала, Катенька выразительно похлопала себя по бокам:
— После девятнадцати —
По тону, каким это было сказано, я как-то сразу понял, что казнить заслуженную кровососку не будут. Видимо, чем-то она всё-таки глянулась Хозяйке Оборотного города. Ну да это дела их, женщин, мне не понять, и не надо. По сути-то, я ведь сам бабу Фросю давно простил, не заверни она мне дорогу, я, быть может, так и прожил бы однообразную военную жизнь, а с любимой кареглазкою и вовсе бы не встретился… Моя попытка нежно приобнять Катеньку за талию опять была пресечена самым вежливым образом:
— Ты не дослушал, любимый, там… тут… ну, в общем, такое дело…
— Какое дело, звёздочка моя ясная?
— Понимаешь, теперь кое-кто наверху, в главном кабинете, думает, что я тебя быстрее уговорю.
— На что? — всё ещё продолжал улыбаться я, хотя в сердце уже кольнула первая ледяная иголочка.
— Илюха, — Катя взяла мои ладони в свои, — иди к нам. Я всё думала, думала, с чего я тебя отговаривала? Может, только из чистого эгоизма? Ведь у нас, в твоём будущем, ты реально получишь всё! Всё, о чём мечтал и о чём даже помыслить не мог, потому что ни образования, ни фантазии не хватало.
— Да не хочу я в лабораторию!
— Ну и… правильно. Не хочешь, не надо! Кто тебя заставляет, я, что ли? Как скажешь, так и будет! В конце концов, кто у нас казак, правда?
Она, наверное, ещё минут пять молола и перемалывала эту чушь, потом резко засобиралась и, быстро чмокнув меня в щёку, словно клюнув, ушла в могилу. В смысле под могилу, по лестнице вниз, оставив меня одного-одинёшенького наедине с невесёлыми мыслями. Вот и всё наше романтическое свиданьице…
Ум категорически отказывался верить в тот факт, что моя возлюбленная пять минут назад предложила мне по доброй воле сунуть башку в петлю. Да ещё недвусмысленно подсказав, что я ей больше не пара, а новое задание. Может, её даже повысят в должности, если я дам себя мирненько уговорить.
Ветерок донёс чьё-то несвежее дыхание. Шлёма, подкрадывающийся ко мне сзади, привычно натолкнулся приплюснутым носом на ствол тульского пистолета, удовлетворённо хрюкнул и махнул рукой:
— Монька, ползи сюда! Не боись, хорунжий в своём уме, зазря палить не будет. А то мы думали, что ты из-за Хозяйки в нервозное расстройство впал…
— Есть немного, — признался я, опуская курок.
— Илюшенька, ты на нас не обижайся. — Из соседних кустов, на ходу подтягивая штаны, вышел второй упырь. — Тут ведь действительно всё непросто. С твоим появлением жизнь всего нашего мира
— От за что люблю Моньку, когда надо чё сказать, он словно по книге чешет!
— Шлёма, заткнись.
— А чё, неправду сказал? Правду! Энто потому, что он по прошлом годе книготорговца сожрал, а книжками закусывал!
— Шлёма, ещё раз, последний, вежливо прошу…
— А как газеты столичные жрёт! У нас в Оборотном и без того с энтим делом напряг, так он ещё и употребляет их не как все! Положишь газету в сортир для надобности, пойдёшь — ан нет ничего, Монька слопал! Оттого и такой начитанный… — с нескрываемым уважением закончил Шлёма, и мне вновь пришлось удерживать его собрата-упыря от дежурной драки. Не до того было. Конечно, любому православному человеку только в радость лицезреть, как двое вурдалаков друг дружке рожи кирпичом чистят. Да я и сам этим грешен: ни один мой визит в Оборотный город покуда без месиловки не обходился. И есть в этом что-то правильное, логичное — пусть уж лучше они из-за нас дерутся, чем мы из-за них, так ведь? Что ж у меня-то душа не на месте…
— Всё, хорош почём зря языками трещать. — Я поймал обоих за шиворот и слегка пристукнул головами. — Вы что ж, соловушки облысевшие, следили за нашим свиданием?
Моня и Шлёма счастливо кивнули. Мне сразу захотелось приложить их ещё раз.
— Ну и что интересного выяснили?
— Чё ж, бортанула она тебя обратным курсом по всем статьям, — чётко обозначил своё мнение Шлёма, но Моня тут же его откорректировал:
— За что мы тебе, хорунжий, искренне сочувствуем, сострадаем и даже всплакнуть на твоём плече готовы! А хочешь, ты на наших всплакни?
— Идите вы…
— Мы так и подумали — откажешься, но… это… должок за тобой, Иловайский.
— С чего бы это? — Моя рука невольно потянулась к кавказской шашке, и Моне опять пришлось спасать положение.
— Он имел в виду, что мы тебе досю раздобыли.
— Кого? — не понял я.
— Досю! — хором гаркнули упыри и выложили небольшую бумажную папку, по всей видимости полную документов. Имя на обложке не могло меня не заинтересовать…
— Откуда?
— У жандарма лысого спёрли, покуда он в садике губернаторском в отключке валялся.
Хм, а мне-то такая простая мысль, как обыскать противника, и в голову не пришла. Получается, упыри умнее меня, что ли? Непорядок…
— Ну так чё, хорунжий, уплатишь за досю на свою ненаглядную?
— Уплачу, — не колеблясь, согласился я, пряча папку с документами за пазуху. — Что почём, сколько с меня, поторгуемся или так уступите?
— Много не запросим, — переглянулись упыри, явно не веря, что всё так легко пошло, и дружно выпалили: — Хотим с вашим полком в поход идти!
— ?!
— Поясняю, — предупредительно вскинул указательный палец с грязнющим когтем торопыга Шлёма. — Монька ни разу в Европе не был, до икоты хочет Польшу посмотреть. А я чё? Мне, чё ли, жалко? Мне б тока поближе к лазарету да похоронной команде притереться и типа…
Я на секунду прикрыл ему рот, сунув меж зубов вурдалака клюв шашки. Моня не возражал, он всегда был умнее. Но и я многого поднабрался с тех пор, как мне плюнули в глаз. Поэтому терпеливо улыбнулся, сделал добрые глаза и осторожно спросил: