Обожествление
Шрифт:
– Я все же наследник великой империи, у меня обязанности, ответственность за целый народ, – покачал головой Лей, даже в столь юном возрасте он уже понимал это, – я не могу принять такого учения, наставник.
– Участь твоя незавидна, – вздохнул Симонид, – был бы ты простым аристократом, я бы сказал тебе покинуть общество богатых и влиятельных, но ты наследник императора… Посему, я скажу лишь одно – властвуй, а не подчиняйся.
Многому научил Симонид Лонг Лея, пусть и не все уроки воспринял юноша, они все же не прошли даром. Именно Симонид научил Лея всегда оставаться
Глава 3 Встреча трех гениев
«Вся алхимия бесполезна и даже вредна для нас, если мы не сдерживаем свои научные порывы строгой моралью. До чего дошел Дьявол в своей безумной жажде знания? Он действительно сделал для науки многое и внес неоценимый вклад в медицину и алхимию. Но какой ценой? Ценой тысяч невинно убиенных…»
«Величайшая наука» Симонид Апатинский
***
Четыре тысячи восемьсот восьмидесятый четвертый год от Сошествия. Лонг Лею пятнадцать лет, он на грани прорыва на пик Архиепископа и уже самый молодой Архиепископ за всю историю континента Благоденствия. Александр из рода Гелиоса, родившийся на год позже Лонг Лея, и Мэй из клана Хань были приглашены в Нефритовый дворец. Это событие вошло в историю как «Встреча трех гениев». Все трое уже стали Архиепископами.
Однако прежде, чем мы перейдем к этой истории, будет лучше показать, каким именно был пятнадцатилетний Лонг Лей, фактически взрослый человек, рано познавший все прелести такой жизни. Учение Симонида и классическое воспитание породили занятный синтез воззрений в разуме юного гения. Вот некоторые случаи из его увлекательной жизни, о которых я не могу не рассказать.
Однажды, Лонг Лей велел купить красивого фазана за сорок золотых. Когда его раб – старый Ченг начал осуждать его за это и жаловаться, он спросил:
– А если бы фазанчик стоил один серебряный, ты купил бы его?
Ченг ответил утвердительно.
– Так для меня сорок золотых не сильно больше одного серебряного, – усмехнулся Лонг Лей.
Как-то раз его отец предложил ему на четырнадцатилетие, из трех гэцзи (гетер по-нашему) выбрать одну, но Лонг Лей увел с собою всех троих, с улыбкой сказав:
– Не хочу никого из них обидеть своим отказом.
Однако он довел их только до своих дверей и отпустил. Так легко ему было, и принять, и пренебречь. Посему и сказал ему Симонид перед своим уходом:
– Тебе одному дано ходить одинаково как в желтом лонгфу, так и в лохмотьях.
Однажды в Пакине, где он праздновал свой четырнадцатый день рождения, Лей повел своего младшего брата Сана во Дворец наслаждений, тот перед входом сильно покраснел, тогда Лей с улыбкой сказал:
– Не позорно входить в подобные места, но позорно не найти сил, дабы выйти.
Как-то его решила упрекнуть в показной роскоши старшая сестра, сказав, что надо подавать хороший пример простолюдинам, как она. Но он насмешливо ответил:
– Если бы роскошь была дурна, ее не было бы на пирах у богов.
Своим друзьям Лей говорил, что лучше быть нищим, чем невеждой: если первый
– И не стыдно тебе хвастаться тем, что под силу даже морским тварям?
На вопрос, чем отличается мудрый человек от немудрого, он ответил с ехидной улыбкой:
– Отправь обоих нагишом к незнакомым людям, и ты узнаешь.
Кто-то хвастался, что может много пить не пьянея.
– Это может и мул, – пожал плечами в ответ Лонг Лей.
Старшая сестра осуждала его за то, что он живет с гецзы, которая запятнала свою чистоту. Тогда Лей улыбнулся и спросил:
– Но разве не все равно, занять ли такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил?
– Все равно, – отвечала сестра.
– И не все ли равно, плыть ли на корабле, где уж плавали тысячи разумных, или где еще никто не плавал?
– Конечно, все равно.
– Вот так же, сестрица, – усмехнулся Лей, – все равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто еще не трогал.
Даже отец упрекнул его за то, что он стал любовником одной известной гецзы, ибо наследнику империи полагалось вести себя сдержаннее, или, по крайней мере, скрывать свои увлечения. Лей на это ответил:
– Ведь я владею ею, а не она мною. Лучшая доля не в воздержании от наслаждений, а во властвовании над ними.
И действительно, он всегда легко мог отказаться от сиюминутных блаженств, если считал, что это необходимо.
Как-то раз ему досаждал один аристократ из рода Линь, по имени Дэшен. Был он человеком неприятным, но любил много хвастаться. И вот уговорил он, наконец, прийти к себе в гости Лонг Лея и начал показывать ему свои пышные комнаты с мозаичными полами и разукрашенными стенами. Раздраженный Лей кашлянул и сплюнул ему в лицо, а в ответ на возмущение аристократа с легкой улыбкой развел руками, говоря:
– Прости, тут так роскошно и красиво, нигде не нашлось более подходящего места.
Однажды к нему зашел старик Ченг и, увидев у него женщин и роскошный стол, начал вновь причитать. Лонг Лей, подождав немного, спросил:
– А не хочешь ли и ты побыть с нами? – и когда тот согласился, то усмехнулся, – что же ты ругаешься? Как видно, не роскошь тебе претит, а расходы!
Один симдский патриций из семьи Максимусов сильно раздражал своими вопросами Лея на одном из пиров, и когда спросил его, верит ли он в Бога, который стоит над всеми, Лей весело воскликнул:
– Как же не верить, когда тебя я иначе и назвать не могу, как Богом обиженным?
Одна гецзы сказала ему:
– У меня от тебя ребенок.
– Тебе это так же неизвестно, – возразил Лей, – как если бы ты шла по дороге из острых камней, а после сказала: «Вот этот меня уколол».
Однажды приехал в Пакин, где в то время отдыхал Лонг Лей, один известный софист из Солнечной республики, собрав толпу народа на площади, он начал читать свое сочинение, оказавшееся очень длинным и скучным, когда же наконец показалось неисписанное место в конце свитка, радостный Лей воскликнул: