Обожествление
Шрифт:
– Клянусь Аполлоном, это так! – воскликнул тоненьким голоском юный Лей.
– И если мы живем согласно разуму, то избегаем того, что противно ему. Ведь если рассмотреть повнимательнее нашу жизнь, то мы ясно увидим, что ни от чего она так не страдает, как от того, что неразумно, и что всего более ей привлекательно то, что соответствует разуму. Ты согласен?
– Да… Но разве можно определить, что именно соответствует ему? – нахмурился юный Лей, – я скажу одно, Вы другое, иные добавят третье и четвертое.
– Ты прав, – одобрительно кивнул Симонид, – не все согласны
– М-м-м-м… – задумался Лонг Лей, остановившись и устремив свой взор в небо, – Вы считаете, что свобода есть величайшая ценность?
– Конечно, – Симонид слегка улыбнулся, – но не свобода в привычном понимании слова, которая дозволяет тебе делать, что угодно. Я говорю о свободе духа. Именно она является подлинной свободой, и ее не могут отобрать даже так называемые боги Совета.
– Но разве нельзя сделать любого рабом? – насупился Лей, – у нас множество рабов, они не свободны! Только тот свободен, кто живет так, как хочет, и никто на свете не может ему в этом помешать.
– Занятно! – весело рассмеялся Симонид. – Выходит, что раб не свободен, а ты свободен?
– Конечно! – гордо заявил Лонг Лей, выпячивая грудь.
– А кто еще свободен? Твой отец свободен?
– Да, – уверенно кивнул Лей, – как и все аристократы в нашей империи.
– Хорошо, – лукаво улыбнулся Симонид, – скажи мне, а кто-нибудь желает быть виноватым, хочет заблуждаться и жить неправедно?
– Нет, конечно.
– Получается, что никто не выбирает себе нарочно такой жизни, от которой он будет печалиться и мучиться, никто не скажет, что ему хочется жить скверно, верно?
– Клянусь Аполлоном, это так!
– Получается, все живущие такой жизнью, живут так не по своему желанию, а против своей воли. Они не хотят ни печали, ни страха, а между тем и страдают, и боятся. Они делают то, чего не хотят.
– Да.
– Вот мы и пришли к пониманию – они несвободны, – улыбнулся Симонид.
– Получается, что несвободны… – ахнул Лонг Лей.
– Получается и ты несвободен, и ты раб?
– Что?! – возмутился Лей, тут уже ему было невозможно контролировать свои эмоции, – я раб!? Я наследник могучей империи, и у меня есть целая толпа рабов!
– Во-первых, дорогой мой наследник, – по-доброму усмехнулся Симонид, – очень может быть, что далёкие предки твои когда-то были рабами. Ведь не станешь ты спорить с тем, что многие нынешние рабы давным-давно являлись аристократами?
– Да, такие семьи есть, – нахмурился Лей, – но моя никогда не была рабской!
– Хорошо, хорошо… – продолжая улыбаться, проговорил софист, – однако ответь мне, разве не раб тот, кто действует не по своей воле, а по принуждению?
– Конечно, раб. Но меня никто ни к чему не может принудить! –
– Ха-ха, – рассмеялся Симонид, – ты только что сказал, что у тебя есть господин, который может тебе приказать и навязать свою волю.
– Нет, нет, нет, – покачал головой Лей, – вот посему-то, наставник, некоторые простолюдины и презирают софистов. Во-первых, он наш общий господин, не только мой! Во-вторых, когда-нибудь я стану императором, и тогда никто не сможет мне приказывать.
– А Совет?
– Совет… – нахмурился Лонг Лей, сложив руки на груди.
– Что ж, – махнул рукой Симонид, – оставим Совет и императора в покое. Но разве только они могут считаться твоим господами? Не рабствуешь ли ты еще и перед другими? Отвечай мне вот на что: было ли у тебя когда-нибудь такое желание, исполнение которого ты страстно желал, хоть и понимал, что это неправильно?
– Если и имел, то это вовсе не касается того, о чем мы говорим.
– Разве? Ведь это желание принуждало тебя к чему-то постыдному, – улыбнулся Симонид, – ну, поговорим о другом… Каждый знает, когда можно назвать зверя свободным. Есть те, кто держат у себя прирученных зверей, к примеру, твой отец.
– Да.
– Они держат их взаперти, кормят и водят повсюду за собою. Никто не скажет, что такой зверь свободен.
– Да, клянусь Аполлоном! Чем слаще его жизнь, тем больше он раб.
– Ни один разумный не захочет быть на месте такого зверя, да и многие звери готовы ужасные муки претерпеть, лишь бы только вырваться на свободу. Некоторые даже морят себя голодом, чтобы избавиться от неволи. Нужно много труда и хлопот для удержания их в рабстве. И если они не убегают, то все-таки погибают. А как только найдут они малейшую лазейку, то убегут, или же улетят. Вот как любят эти дикие звери свою свободу! Если бы ты мог спросить у них: «Разве вам здесь плохо? Вас кормят, поят, о вас заботятся, почему же вы недовольны?» – они ответили бы тебе: «Безумец, что же ты такое говоришь? Мы ведь созданы для жизни свободной на вольном воздухе, мы должны летать и бежать, куда хотим. И когда это отняли у нас, ты удивляешься, отчего нам здесь плохо?!»
– М-м-м-м.… – задумался Лей.
– И с разумными бывает такое. Вот почему я назову свободным только того, кто поступает по своей совести, не боясь никаких напастей и мук, ни даже самой смерти. Вспомни, что говорил по этому поводу Серафим Рассекатель?
– Хм, – Лей закрыл глаза и напряг свою память, – «только тот истинно свободен, кто всегда готов умереть»?
– Верно, – одобрительно кивнул Симонид, – он писал владыке белых тигров: «Ты не можешь сделать истинно свободных людей рабами, как не можешь поработить рыбу. Если ты и возьмешь их в плен, они не будут рабствовать тебе. А если они умрут в плену у тебя, то какая тебе прибыль от того, что ты забрал их в плен?» Вот – речь человека свободного! Он знает, в чем состоит истинная свобода. Но… большинство разумных несчастны, ибо не живут они согласно с законами правды и добра. Часто они не понимают этого и думают, что несчастны по другим причинам.